Страница 37 из 86
Ветер донес запах дыма. Где-то горел торф. Стручков и Майборода с пленником, конвоируемым двумя собаками, ускоренным шагом, переходившим порой на бег, пересекли лесистый участок и поднялись на холм. Открылась обширная заболоченная низина, поросшая редкими приземистыми кустиками. Легкий сизый туман стлался по ней, там и сям курились синеватые дымки.
Это было то самое горящее торфяное болото, о котором предупреждала Малаша.
Девушка наказывала обойти его. Идти прямо — смертельный риск. Под слоем мха и корней трав огонь. Как рассказывала Малаша, болото горело уже много лет. Дожди загоняли пламя внутрь торфяника, но погасить совсем не могли. Это было что-то вроде вечного пожара, бушующего в некоторых каменноугольных шахтах.
Обойти — безопаснее. Но есть ли сейчас время для этого? И как бы в ответ лай раздался совсем близко. На опушку выскользнула большая черная овчарка. Стручков поднял автомат, но дым ел глаза — и впервые сержант промазал. Овчарка прыгнула ему на грудь. Полетели клочья одежды. Оторвав собаку от себя, он ударил ее ножом, затем прикончил выстрелом в упор.
Следом появилась вторая овчарка, такая же черная и страшная, как и первая. С нею схватился Курай, и две собаки злобным рычащим клубком покатились по земле.
Воровато оглянувшись, майор вдруг метнулся в сторону и, виляя, как заяц, побежал назад, к лесу. Но он сделал не больше десяти шагов. Динка, внимание которой на какое-то время было отвлечено дракой Курая с чужой овчаркой, в три прыжка догнала беглеца и повалила. Схваченный трусливо завопил.
— Не уйдешь, — севшим голосом сказал Стручков, стряхивая капли крови с пораненной ладони. — А придется худо нам, отправишься туда вместе с нами. — И он выразительно показал на автомат.
Удар прикладом положил конец схватке Курая с черной овчаркой.
Между деревьев уже мелькали преследователи. Выбора не оставалось.
— Айда! — скомандовал Стручков, и они побежали по болоту.
Эта равнина вовсе не была такой ровной, какой казалась с холма. Почва под ногами тряслась и вздрагивала, местами она была теплой; и собаки, подушечки лап которых не были защищены обувью, все время принюхивались к земле.
Они успели отдалиться метров на двести, когда сзади раздались крики, требовавшие остановиться. Затем прожужжало несколько пуль. На склон холма высыпало не меньше взвода гитлеровцев. У трех или четырех со сворок бешено рвались собаки. Первых двух они спустили с поводков, рассчитывая, что те сумеют догнать и задержать преследуемых, и — поплатились за это.
Майор, которого подгоняли клыки Динки, вдруг нелепо подпрыгнул и ткнулся носом в землю. Ну надо же! Шальная пуля зацепила его. Сейчас невозможно было установить, насколько серьезно ранение; может быть, оно было пустяшным, но майор стонал и отказывался идти дальше, показывая на кровь, выступившую на бриджах.
— Тикай! — закричал Майборода, оборачиваясь и стреляя из автомата. Преследователи были уже не больше чем в сотне шагов. Уже слышалось надсадное громкое дыхание овчарок.
— Дура! А тебя кто спасать будет? Волоки майора! Я прикрываю!
Нет, этот сверхъестественно упрямый Стручков не отступал от своего даже сейчас!
Дюжий Майборода подхватил майора, как куль с мякиной, перебросил его себе на плечо головой назад и побежал.
Бесстрашный украинец готов был грудью закрыть товарища, но — приказ есть приказ. Он повиновался.
— Держись кустов! — крикнул ему вдогонку сержант.
Он подпустил врагов чуть ли не вплотную и затем, с колена, срезал из автомата четверых. Быстро бросил взгляд через плечо. Ага, Майборода, несмотря на тяжелую ношу, был уже довольно далеко.
Кто-то коснулся Стручкова. Динка, голубушка! Она осталась около хозяина, чтобы защищать его. Жертвовать собой ради человека — извечная потребность собаки. Об этом напоминали ей бесчисленные поколения предков, взращенных, воспитанных человеком, защищавших его в роковую минуту. Чувствовала ли, понимала ли она, что происходит, какая участь грозит и ей и ее другу сержанту? Инстинкт еще никогда не обманывал собаку.
Тра-та-та-та-та-та!
Теперь Стручков уже не берег патроны. Все равно один конец. Он заставил преследователей залечь и тогда побежал сам. Пуля сорвала пилотку, другая, расплющившись о ствол автомата и расплавившись, обожгла брызгами свинца. Автомат был испорчен. Стручков бросил его и выхватил парабеллум, отнятый у майора.
Чок! Чок!
Он и из парабеллума умел стрелять не хуже, чем из автомата. Это опять остановило гитлеровцев. Задержался и Стручков, заметив, что Майборода, опустив с плеча груз, дал себе короткую передышку. Тяжелый немец! Хорошо, что кустарник и неровности почвы помогали маскироваться.
Неожиданно лай собак и крики «хальт!» раздались сбоку. Вторая группа преследователей бежала наперерез. Десятка полтора гитлеровцев с двумя собаками бежали по открытому чистому пространству, где не росло ни единого кустика. С какой-то ужасающей отчетливостью Стручков увидел всю эту картину до мельчайших подробностей. Вплоть до пуговиц на мундирах. И эти черные оскаленные морды… все черные, как одна… Гитлеровцы специально подбирали черных собак для полицейской службы — вероятно, для вящего устрашения… вроде баскервилльской собаки у Конан-Дойля!
«Теперь амба, конец. Не вырваться», — запоздало пронеслось где-то в закоулках мозга.
Парабеллум был уже пуст.
Динка рвалась в последний бой. Стручков удерживал ее. Тихо, милая. Умрем вместе. Вместе спасались, вместе и сейчас… Стручков сжимал в руке гранату — последнее, что осталось. Другие были израсходованы раньше. Он взорвет и себя, и Динку, и врагов, когда те окружат их…
И тут ближний из гитлеровцев, взмахнув руками, исчез из глаз. Его не стало, а вместо него вверх взлетел столб огня, искр и едкого, синего дыма. Он провалился, точно земля разверзлась под ним, и, увлекаемая за поводок, туда же последовала и собака. Еще один из преследователей, зашатавшись, разделил участь первого. Затем почва стала обваливаться и под всеми остальными, бежавшими довольно кучно. Несколько секунд — и там, где были они, зияла разверзшаяся окутанная дымом, жаркая пасть, дышавшая языками пламени. Снопы искр взлетали и гасли… Торфяник поглотил всех.
Это было настолько страшно и неожиданно, что те, кто уцелел, оцепенели, а затем, забыв о преследовании, о Стручкове и Майбороде с пленным майором, бросились бежать назад.
Стручков, перебегая от куста к кусту, догнал Май-бороду. Так вот почему Малаша наказывала держаться кустов! Около кустов почва действительно была крепче, надежнее и выдерживала тяжесть человека, не было этих огненных ловушек… Малаша спасла их!
Майор больше не пытался сопротивляться и, хромая, пошел сам. Под двойной тяжестью почва, пожалуй, могла провалиться скорей, а такая перспектива никак не улыбалась майору.
— Альзо? Итак? — ехидно спросил Стручков.
Однако когда они, наконец, выбрались из болота, отдых потребовался всем троим. Они сели. Немец угрюмо молчал. Он опять находился между двух четвероногих стражей, ловивших каждое его движение. Даже руки не подними! Впрочем, руки у него по-прежнему оставались связанными.
Майборода отирал пот. Лицо его постепенно прояснялось.
Низкий, стелющийся рокот заставил всех оглянуться. Из перелеска с голыми, облетевшими ветвями, по порыжевшему скату, покрытому прошлогодней стерней, спускались советские танки. Время от времени останавливаясь и стреляя, они обтекали болото с двух сторон.
— Приехали. Нах хаузе. Зер гут! — подмигнул Стручков майору.
Немец отвернулся.