Страница 59 из 95
К звукам возни и поцелуев с наслаждением прислушивался Вахлаков, который чувствовал себя особенно важным и значимым: подглядывать, подслушивать было почти так же приятно, как воровать. Он и сам ощутил известное напряжение, снять которое можно было двумя способами. Олег выбрал второй, самый действенный — то есть решил немножко подождать и обшарить рюкзак Степана. А неподалеку от Любы кусала губы от зависти и злости ее подруга Рая. В ней боролись противоречивые желания: хорошо бы ненароком, случайно, вылезти из спальника и включить яркий фонарик, направив луч прямо на преступную парочку, занимающуюся развратом в полуметре от ее ложа. И вскрикнуть невзначай, якобы от удивления: “Ой, Люба, что это у вас происходит?” Чтобы все проснулись и Любка навеки осталась бы опозоренной и униженной, а в институте на нее показывали бы пальцами и смеялись бы ей вслед. Это было бы великолепно, но, с другой стороны, может произойти еще лучшее: Любка сейчас потеряет девственность, может, забеременеет от этого стиляги, который, конечно, не женится на ней. А если и женится, это будет позор и несчастье. Кроме того, теперь Любка уж точно не представляет угрозы для Раи как потенциальная соперница; разве Егору Дятлову с его апломбом и надеждами на будущее нужна потаскушка, влюбленная в стилягу, а по слухам, еще и фарцовщика? И не просто влюбленная, а уже вступившая с ним в связь, в интимные отношения. Поэтому Рая лежала тихо, как мышка, прислушиваясь к эротическим постанываниям, которые помимо воли влюбленных становились все громче и громче. Юра стащил с Любы спортивные брюки и пытался проникнуть в самое горячее и влажное место ее тела. Люба уже ни о чем не могла думать. Наконец она глухо вскрикнула и Юра принялся совершать ритмичные движения, нежно зажимая Любе рот ладонью.
Райка ликовала, неслышно хихикнув пару раз, предвкушая торжество и полную победу. Все, конец ненавистной подруге, которая во всем ее превосходила, всегда привлекала к себе взгляды парней, всегда была красива и гибка. Теперь она словно изуродована громадным черным пятном, ужасным шрамом, которые будут клеймить ее позором до конца дней. А Вахлаков улыбался про себя, представляя, как он будет намекать Любе на случившееся, говорить, что в ту ночь у него была бессонница, что он кое-что слышал и кое-что знает. Олег еще не знал точно, как он использует полученную информацию, но само владение ею вызвало у него в душе положительные эмоции и простую человеческую радость.
Юра коротко всхлипнул и отвалился от Любы. Девушка в ужасе поняла, что случилось непоправимое — она потеряла девственность, причем в условиях, мягко говоря, неподходящих. Люба тихонько заплакала, но Юра уже отползал в свой угол, боясь разбудить товарищей. На прощание он только погладил Любу по голове, но в этом жесте не было любви и нежности, скорее — желание ее успокоить и заставить замолчать. Разговаривать Юра боялся, а Люба все скулила и скулила, словно побитая собачонка, вызывая у парня смутные чувства: разочарование и раздражение. Он был недоволен собой; он не хотел дойти сейчас до самой последней степени близости, но молодой организм управлял его поступками и движениями. В глубине души Юра во всем обвинил Любу, которая так легко пошла на интимные отношения, а сейчас ноет. Вот уж теперь хлопот не оберешься! Придется весь дальнейший поход успокаивать девушку, клясться ей в любви и утешать ее по поводу того, что произошло между ними. Как многие мужчины, Юра не придавал особого значения их половой связи, его больше беспокоило будущее, он уже хотел отделаться от Любы с ее нежностью, нервностью, плаксивостью. Он подсознательно мечтал о женщине-матери, которая властно возьмет его в свои могучие руки и будет управлять его жизнью, утешая, поддерживая и принимая таким, какой он есть. Во время близости он не позаботился о Любиной безопасности, так что теперь вдруг подумал о возможной беременности и вовсе перепугался. “Ничего она не сможет мне сделать, — враждебно подумал о возлюбленной Юра, — ничего не докажет. Да и что доказывать — что в присутствии девяти товарищей, это если Зверева не считать, она мне дала, а теперь разыгрывает из себя маленькую девочку, которую обидели!” Юра влез в свой спальник, жалея, что нельзя переодеться — он наверняка испачкался, надо утром незаметно белье сменить… А Люба неслышно рыдала в своем нагретом мешке, упрекая себя в слабости, бесхарактерности и распущенности, но ничего нельзя было уже вернуть обратно. Она долго плакала, потом незаметно уснула, несмотря на саднящую боль и неприятную влажность.
Вахлаков услышал, как захрапела удовлетворенная происшедшим Рая, как засопел Юра Славек. Стихли и звуки из Любиного мешка. Олег неслышно вылез из своего логова и прокрался к заветному рюкзаку Степана, расположение которого приметил заранее. В темноте он нащупал завязки, потянул их, распутал узлы; сунул дрожащую от нетерпения руку в нутро рюкзака и принялся самозабвенно шарить там, пытаясь на ощупь определить предметы. Вот фляжка, полупустая, в ней какой-то алкогольный напиток, спирт или коньяк, Олег не стал отвинчивать крышку. Так, значит, товарищ Зверев взял с собой спиртное, а как умничал, как строго говорил, что спиртное нельзя брать с собой! Вот какие-то документы, завернутые в целлофан; с ними разберемся чуть позже. Вещи, банки консервов, шерстяные колючие носки, фонарик… Олег торопливо исследовал внутренность мешка, весь дрожа от удовольствия и нетерпения. Вдруг его рука наткнулась на что-то непонятное, тяжелое, четырехугольное. Вахлаков, движимый невероятным любопытством и воровским азартом, включил слабенький фонарик. При тусклом свете крошечной лампочки Олег рассматривал странный прибор с кнопочками, не слишком похожий на радио, но смутно напоминающий его. Что же за странный агрегат тащит с собой этот непонятный золотозубый мужчина, влезший в их компанию непонятно зачем?
Вдруг у входа в палатку раздался скрип шагов: приближался хозяин рюкзака, сам Степан Зверев. Олег лихорадочно запихнул вещи обратно, кое-как стянул завязки и притих на своем спальнике, не успев влезть внутрь. Сердце его бешено колотилось, грудь вздымалась от бурного дыхания, которое он никак не мог унять. Степан неслышно вошел в палатку и сразу взял свой рюкзак, только что обшаренный Вахлаковым. Он тут же вышел обратно на улицу, а Вахлаков спешно сунул ноги в валенки, прихватил тулупчик и тихонько покрался следом. Отвел рукой полог палатки и увидел Степана, удалявшегося в сторону леса. Олег подождал, когда Степан скроется за деревьями, освещая себе дорогу фонариком, а затем побежал следом, весь дрожа от возбуждения и предвкушения какой-то интересной ситуации. Он прятался за елями, густыми и черными, на прояснившемся небе показалась луна, так что было почти светло, и парень мог наблюдать за странными действиями Степана.
Зверев сел на пенек, смахнув снег, поставил перед собой рюкзак и развязал крепко затянутые Олегом завязки. Потом не спеша извлек аппарат, положил его к себе на колени и принялся тыкать в кнопки и настраивать ручки. Послышалось тихое пиликанье и шум, похожий на звуки радиоприемника. Степан нажимал кнопки, в ответ раздавалось попискивание, знакомое Олегу по фильмам про шпионов и врагов народа, которых в СССР когда-то было великое множество. В одном фильме про подводную лодку шпион использовал вместо передатчика целое пианино, в другом — пишущую машинку, с помощью которой передавал секретные сведения и вредил советской стране, как только мог. Олег затаил дыхание от восторга: перед ним сидел настоящий шпион, который выходит на связь с врагами государства. Именно он, Олег Вахлаков, разоблачил негодяя, именно он немедленно донесет на шпиона куда следует и получит все возможные награды и поощрения. Он будет в центре внимания, он станет кумиром всех студентов и преподавателей, все будут с восторгом и восхищением смотреть на Олега Вахлакова, награжденного медалью или орденом и, конечно, поощренного денежной премией или автомашиной. “За шпионов должны поощрять!” — твердо убедил себя Олег, впившись взглядом в согнутую фигуру Зверева, по-прежнему сидящего на пеньке с рацией в руках. Лицо Степана было сосредоточенно, он прислушивался к ответному писку, который, видимо, содержал в себе не слишком приятную информацию, потому что Степан выругался на нерусском языке и сплюнул.