Страница 3 из 16
— Я все-таки останусь. — Симон Map неопределенно пожал плечами. — Не спрашивайте почему. У меня нет на это ответа.
— Если мы столь откровенны, — сказала она, решив, что теперь уже слишком поздно думать о такте и деликатности, — у меня еще один вопрос… Почему вы избегаете любовных связей в Вене?
— Откуда вы это знаете?
— По сплетням, разумеется, откуда же еще? Мои подруги и я обсуждали днем, уж не прячете ли вы где-нибудь любовницу.
— Не прячу. — Симон улыбнулся и, будучи полураздетым, стал вдруг похож на мальчишку. — А вы хотели бы стать ею?
— Не уверена, что это будет удачный выбор, — не задумываясь ответила Жоржи. — Вы слишком загружены работой.
— М-м-м, — промычал он, посмотрев на нее внимательным взглядом.
— Не смотрите на меня так. Это всего лишь шутка.
Похоже, маркиз направил свои мысли в другом направлении, и на его лице появилась обезоруживающая улыбка.
— Поскольку у нас есть несколько часов до зари и мне удалось отбиться от делегаций, вероятно, мы могли бы обсудить вопрос, насколько мы подходим друг другу для дружбы, — он бросил взгляд на кровать, — в более удобном положении?
— А если я скажу «Нет»?
— Тогда я обольщу вас своими чарами, — улыбнулся Симон.
— Я чувствую, что уже и без того подвергаюсь их воздействию.
— Как мило!
— Обычное явление для вас, я полагаю.
— Вовсе нет. Для меня эта ситуация весьма непривычна. Мне вообще не следовало здесь находиться… Следовало заниматься делами службы. — Он украдкой бросил взгляд на часы, стоящие на камине, и тут же извинился, добавив: — Должен признаться, что я пытался воспротивиться этому, упрекал себя за то, что уклоняюсь от обязанностей, когда объяснял свой отказ прусской и венецианской делегациям. — Он сжал пальцы, вероятно, испытывая смущение от своего внезапного порыва. — Так что, как вы можете видеть, я тоже не чувствую себя слишком уверенным. В каком-то смысле я чувствую себя новичком.
— Может быть, перерыв оказался слишком долгим для вас?
— А как у вас? — быстро спросил Симон Map таким тоном, словно имел право спрашивать.
— Я относительно невинна. С учетом обстоятельств.
— С учетом чего? — Он был резок, краток и почувствовал себя чем-то вроде оскорбленного мужа.
Жоржи засмеялась:
— С учетом изменения нравов со времен революции, с учетом того, что в обществе вдруг забыты правила приличия. С учетом того, что для многих моих подруг вступить в связь столь же просто, как и станцевать новый вальс.
— А вам — нет?
— Пока что — нет.
Он наконец улыбнулся, словно, играя в вопросы и ответы, услышал нужный ему ответ.
— До настоящего времени?
— Да, дорогой Map. Вы счастливы это слышать?
— Как ни странно — да. И я надеюсь, что вы не запланировали никаких свиданий на ближайшие несколько дней, поскольку мне захочется, чтобы вы были рядом со мной.
— Вы можете сказать это уже сейчас? Я думала, что вас трудно удовлетворить.
— Это так. Но я прислушиваюсь к внутреннему голосу. И потом, дело не в том, чтобы удовлетворить меня. Я знаю, как это сделать. То есть как и что мы оба должны сделать. — Симон медленно приблизился к ней и, перейдя на чувственный полушепот, добавил: — Вы только скажите, когда будете удовлетворены.
Он даже не дотронулся до нее, однако она почувствовала, что в ней заполыхал пожар. Ощущение было настолько острым и сильным, что она невольно выставила вперед руку.
— Простите, — извинился Симон и поднял Жоржи на руки с такой легкостью, будто она была невесомой. — Вам не удастся оттолкнуть меня. — Он стал целовать ее, пока нес к кровати, и поцелуи его становились все жарче и неистовее. Когда она тихонько застонала, обвила его шею руками и не менее горячо вернула ему поцелуй, он пробормотал у самых ее губ: — Не знаю, способен ли я сейчас на долгие ласки…
— Я тоже, — выдохнула она, потрясенная внезапно накатившей на нее волной вожделения, покраснев под его плотоядным взглядом и чувствуя себя наивной дурочкой от того, что с такой готовностью отдается самому отъявленному распутнику века.
— Тогда в следующий раз, — пробормотал он, очарованный ее стыдливым румянцем, возбужденный ее смятением и прикосновениями к ее соблазнительным миниатюрным формам. Положив Жоржи на кровать, он сбросил башмаки, быстро сдвинул вверх ее шелковые юбки и устроился совершенно по-домашнему между ее ног. Он в мгновение ока расстегнул свои брюки и, принося извинения за торопливость, направил руку к сладостной расщелине.
Он понял, что нет причин для извинений, уже через секунду, когда его пальцы встретились с горячими упругими губами; она была возбуждена в не меньшей степени, чем он; в расщелине было влажно и скользко, ее бедра были широко раздвинуты; она приподняла их, готовясь принять его. Когда он вошел в нее, они оба сладострастно вздохнули, словно оба всю жизнь только и ждали этого удивительного момента, словно знаменательные события Венского конгресса были всего лишь ненужным приложением к этой приятной неизбежности.
Она, задыхаясь, прильнула к нему, пока он постепенно, не торопясь, все глубже погружался в нее, и ее тугое тесное лоно постепенно уступало натиску его громадного ствола. Одна шелковистая плоть соприкасалась с другой, рождая ощущения сладостной боли, и казалось, что вся вселенная сузилась до их ощущений, до одного неистового плотского желания.
Когда наконец он окончательно вошел в нее, оба замерли. Какое-то невероятное, мучительно-сладостное чувство заполнило каждый нерв, каждую клетку, каждую пульсирующую жилку; всякое движение во вселенной остановилось. А затем — увы! — они вынуждены были снова вернуться из мира страсти в реальный мир.
— Черт бы побрал этих политиков, — шепотом проговорил он, возобновляя медленное движение внутри ее лона.
— Или меня, — пробормотала она с обезоруживающей улыбкой, начиная понимать, почему Симон Map имел такой успех у женщин.
— Об этом не может быть речи. — Он куснул ее за губы и снова до отказа вошел в нее.
Она застонала и крепко обвила руками его талию, чувствуя самые первые признаки приближения оргазма — быстрые, мгновенные подрагивания.
Он также ощутил в ее теле легкие набегающие волны и понял, что они оба скоро достигнут оргазма. Она тихонько застонала, и он, обняв ее за бедра, впился взглядом в ее лицо, наблюдая опытным глазом за тем, как она все ближе подходит к пику сладострастия. Прошло несколько секунд, Жоржи тихонько вскрикнула, затем этот вскрик перешел в долгий замирающий стон, что вызвало у него легкую улыбку удовлетворения.
«Скоро, совсем скоро», — мелькнула у него эгоистическая мысль, и, когда Жоржи замерла под ним, прислушиваясь к собственным затихающим содроганиям, он это позволил себе: выйдя в последний момент из ее лона, он излился на ее все еще вздрагивающий живот.
Некоторое время никто из них ничего не говорил, слышно было лишь потрескивание дров в камине да их тяжелое дыхание. Симон первый открыл глаза и с улыбкой посмотрел на Жоржи.
Она подняла ресницы и, увидев его улыбку, прошептала:
— Они могут оставить бриллианты себе.
— Я дам тебе бриллианты. — Она принадлежит ему. Эта мысль пришла к нему совершенно неожиданно; в прошлом у него не было подобных ненормальных порывов.
— Я отдам тебе все свои имения, все состояние, — блаженно вздохнула Жоржи.
Симон засмеялся.
— Я тебя понимаю. — Легонько поцеловав ее приоткрытые губы, он тихонько добавил: — Может быть, просто все это было в новинку — после долгого перерыва?
— Ты так думаешь? — прошептала Жоржи, все еще продолжая ощущать блаженное тепло во всем теле.
— Да нет, черт возьми, — ответил он, смущенный тем, что испытывает к ней какое-то новое, не поддающееся объяснению влечение. Отодвинувшись, он лег на спину и провел пальцами по своим черным всклокоченным волосам. — Не знаю, что это было, — пробормотал он.
— А мы не можем сделать это еще? — промурлыкала она, прислонившись головой к его груди и обнаружив, что эрекция у него отнюдь не стала меньше.