Страница 1 из 16
Сюзан Джонсон
Соблазнительное пари
Вена, февраль 1815 года
— Ходят слухи, что он способен заниматься любовью несколько часов подряд. — Графиня де Полиньяк чуть приподняла красивые брови, чувственные губы ее сложились в шаловливую улыбку. — Судя по всему, он совершенно великолепен.
— Герцогиня де Монтебелло говорит о днях, — сказала с не менее озорной улыбкой юная баронесса Феррон. — А уж кому, как не ей, знать. Такая изумительная выносливость дороже самого роскошного бриллиантового ожерелья.
— Я бы взяла и то, и другое.
Принцесса де Буасси подняла чайную чашку. Она сидела в окружении женщин, обсуждающих возможности пикантного пари, которое касалось Симона Мара, маркиза Нарнского, известного повесы, члена английской делегации на Венском конгрессе, неожиданно оказавшегося в австрийской столице в положении холостяка.
— Ты всегда отличалась жадностью.
— Жизнь коротка, дорогая Эмилия. — Принцесса бросила взгляд на герцогиню де Уврар, последнюю любовницу Талейрана. — И мы все это хорошо знаем.
Все присутствующие принадлежали к элите прежнего режима, который снова восторжествовал во Франции после реставрации Бурбонов, и немало членов их семей пострадали от гильотины революции.
— Ради Бога, не надо о печальном, — умоляющим тоном сказала баронесса. — Я бы очень хотела увидеть известного своими амурными подвигами Симона Мара в моей постели.
— Браво, браво! — Графиня подняла бокал с хересом. — За удовольствия в жизни!
— За то, чтобы наверстать упущенное, а, Жоржи?
— Да, чтобы наверстать упущенное.
— Твой муж по крайней мере был богат.
— Этого недостаточно, поверь мне. — Жоржетта Сен-Жермен, графиня с состоянием, полагающимся ей по праву, была в пятнадцать лет выдана замуж за известного банкира, который по возрасту годился ей в дедушки. Это был мелочный, желчный мужчина, и семь лет замужества с ним она провела как в заточении. — Мы все детали прояснили? — живо осведомилась она, спеша увести разговор от малоприятной темы о ее безрадостном замужестве. — Та, кто завлечет Симона Мара в свой будуар, выигрывает бриллиантовые серьги. И соответствующее ожерелье, если маркиз останется на ночь после того, как ему скажут о пари. Имеет шанс выиграть та, у кого окажется наибольший номер.
— Я слышала, он отдает предпочтение рыжим, — сказала с улыбкой миловидная баронесса, тряхнув золотисто-каштановыми кудрями.
— У леди Бухан черные волосы, однако ее связь с маркизом была самой продолжительной, — напомнила ей графиня.
— Он отдает предпочтение лишь красоте и доступности. Талейран завидует его репутации любителя порока.
— И его молодости, я полагаю, — добавила принцесса.
Эмилия согласно наклонила голову:
— Что, безусловно, подкрепляет репутацию Мара в отношении его выносливости. — Талейрану, ее нынешнему покровителю, бывшему епископу, феноменальному распутнику, который занимал пост министра иностранных дел на протяжении многих лет, во времена страшных катаклизмов, потрясших французское общество, был шестьдесят один год.
— Почему его допустили в этот узкий круг участников переговоров, несмотря на столь молодой возраст? — спросила баронесса. — Все министры гораздо старше его.
— Семейные связи, — многозначительно заметила принцесса.
— И ум. Англичанам нужны его мозги, сказал Талейран, чтобы удержать Россию.
— Он высок, черноволос, красив, показал себя смелым, отважным офицером во время войны на Пиренейском полуострове…
— И богат как Крез, не забудьте об этом, — добавила принцесса. Ее древний род славился весьма удачными и выгодными браками.
— К тому же бесстыдно-талантлив в будуаре, — сказала баронесса с лукавой улыбкой. — Поистине средоточие всех самых блестящих качеств.
— Однако холост во время пребывания в Вене, — напомнила Эмилия.
— Возможно, у него есть где-то припрятанная любовница. — Жоржетта посмотрела на свою подругу из-под ресниц.
— В этом городе сплетен и шпионов? — Эмилия уверенно махнула рукой. — Невозможно.
— Может, кто-то разбил ему сердце и он пребывает в тоске?
Раскаты смеха принцессы наполнили залитую солнцем комнату.
— У него нет сердца, дорогие мои. — В ее голубых глазах сверкнули озорные огоньки. — Но он обладает чарами, способными компенсировать сей недостаток.
— Так что? — пробормотала Жоржетта. — Мы все готовы к тому, чтобы вечером поразвлечься в Шенбрюнне?
— Итак, выигрывает та, у которой наибольший номер? — Баронесса по очереди обвела всех взглядом. — Нет возражений?
Когда все одобрительно кивнули, она встала, подошла к письменному столику и вытащила из ящика лист бумаги, на котором быстро написала четыре числа. Разорвав лист на четыре части, она перемешала их и положила в пустую шляпку.
Каждая леди вынула клочок бумаги из шляпки и выложила его на чайный стол цифрой вверх.
И уже через несколько мгновений Жоржетта почувствовала, как заполыхали ее щеки, ибо она оказалась в центре внимания.
— Шестьдесят девять, — промурлыкала принцесса. — Число весьма выразительное и красноречивое. Завидую вашим вечерним удовольствиям.
Джульетта сознательно написала на других клочках бумаги маленькие номера, чтобы не возникло никаких споров относительно победителя.
— Я не уверена, что до него можно добраться.
Это заявление Жоржетты заставило подруг удивленно посмотреть на нее.
— Ты что, идешь на попятную? — спросила Эмилия, с подозрением посмотрев на Жоржетту.
— Нет… нет. Только… а если он вдруг болен?
— Я с радостью возьму твой номер и выясню это сама, — предложила принцесса и лукаво подмигнула. — И потом, я просто обожаю бриллианты.
— Но мне не обязательно спать с ним, если я так решу. Согласно пари, я лишь должна привести его в свой будуар, чтобы получить серьги.
— Это звучит так наивно, Жоржи, как будто ты не прошла через ад замужества и не нашла после этого утешения в своей независимости.
— Я лишь оставляю за собой свободу выбора… кто знает, как я буду себя чувствовать.
— Или как будет чувствовать себя он, — со смешком сказала баронесса. — Впрочем, делай как знаешь, дорогая. — Жоржи была иногда удивительно наивной, несмотря на перенесенные беды и невзгоды. — Все, что ты должна сделать, — это привести Мара в свой будуар. А если тебе это не удастся, то следующую попытку сделает та, у кого второй по величине номер.
— Мы все будем наблюдать за тобой сегодня вечером, дорогая Жоржи, — пробормотала принцесса. — Кстати, что ты наденешь, чтобы привлечь его внимание?
Графине де Полиньяк подойти к маркизу удалось далеко не сразу. Весь вечер она была окружена поклонниками, а Симон Map пребывал в центре внимания женщин, не говоря уж о том, что был участником политических дискуссий. Бал в Шенбрюнне являл собой блестящее собрание аристократов из всех стран Европы: на короткое время появился австрийский император Франц II, все еще присутствовал на балу русский царь Александр I. Гремела музыка, кружились в танце нарядные пары, сияли хрустальные люстры и канделябры.
— Конгресс танцует, дело не движется, — заметил принц де Линь, что было несправедливо, поскольку во время пышных развлечений решались весьма серьезные дела.
Симон в тот вечер беседовал и с Меттернихом, и с канцлером Гарденбергом — они обсуждали аннексию Саксонии. И еще он пообещал фон Гентцу, что встретится с ним до утра. Симон чувствовал себя усталым, измученным в переполненных бальных залах и даже слишком трезвым, если учесть количество выпитого им шампанского. И тем не менее ему нужно было еще многое сделать до утренней встречи союзников.
Вероятно, именно по этим причинам он не заметил, как к нему подошла графиня.
— Я думала об обеде сегодня вечером — наедине с вами.
Симон повернулся; услышав чувственное мурлыканье, скрываемое под изысканностью французской фразы. Стараясь не выдать своего удивления при виде графини де Полиньяк, он окинул быстрым взглядом находящихся поблизости гостей.