Соблазнительное пари

К вечеру слухи об отступлении стали все более настойчивыми. В город хлынули толпы раненых, дезертиров и пленных. Говорили о том, что Веллингтон потерпел поражение и пустился в бегство, и не было никого, кто мог бы это опровергнуть.

Тем, кто занимал позиции в центре оборонительных линий союзных войск, было совершенно ясно, что надвигается момент кризиса. Было семь часов вечера, и если бы французы начали атаку, армия Веллингтона потерпела бы поражение.

Французский генерал Ней также понимал, что настало время для окончательного удара, ибо огонь со стороны войск Веллингтона все слабел. Но у Нея ничего не оставалось для того, чтобы нанести такой удар. Его уцелевшие войска были обессилены, а Наполеон не бросит в бой резервные части своей императорской гвардии.

В половине восьмого солнце опустилось совсем низко над лесом Угумона, и багровые лучи его с трудом пробивались через клубы дыма. Наполеон наконец приказал пяти батальонам вступить в бой под его личным командованием. Но именно в это время прибывший прусский корпус под командованием фон Зитена закрыл самые опасные бреши центральных линий.

В семь часов наполеоновская гвардия могла бы прорвать английскую линию обороны.

В половине восьмого снова наступило равновесие.

Наполеон недолго красовался во главе своей гвардии. Он остался у края ложбины, а далее наступление возглавил Ней. Тысячи французов двинулись навстречу английским ружьям. У англичан до этого выдался час отдыха, пришедшее подкрепление усилило их оборону, и они встретили французов мужественно, открыли огонь из всех орудий и мушкетов, стреляя в противника ядрами и картечью, и эта яростная защита создала огромные бреши в плотных колоннах наполеоновских войск. Не осталось в живых ни одного солдата из числа тех, кто шел в первых рядах наступающих французов. За первой волной последовала вторая, третья, четвертая. Через несколько минут пороховой дым на поле боя, казалось, совершенно вытеснил воздух. Земля была устлана мертвыми телами и ранеными.

Встретив столь яростный отпор, французы дрогнули и побежали.

— Гвардия отступает! — Этот крик разнесся над полем боя, и спустя несколько минут началось преследование отступавших. Веллингтон с громким щелчком захлопнул свою оптическую трубу, сорвал с головы шляпу и помахал ею.

Все, кто мог его видеть, поняли.

Адъютанты Веллингтона доставили полевым командирам приказ герцога: преследовать отступающих французов. Симон привез письменный приказ в распоряжение части фон Зитена. Прусский генерал стал читать послание и вдруг услышал, как молодой адъютант Веллингтона сказал: «Простите, сэр», после чего стал медленно падать. Маркиз потерял сознание раньше, чем коснулся пола.

Симон был ранен в бедро рано утром, однако, опасаясь, что его отправят в тыл, никому об этом не сказал. Однако потеря крови и утомление сделали свое дело. В бессознательном состоянии его перенесли в ближайший домик и оставили на попечение прусского сержанта. Фон Зитен в полночь уехал, победоносная армия союзников преследовала отступающих французов, и про Симона забыли.

К полуночи, когда маркиз не вернулся, герцог и окружающие его офицеры сочли, что он погиб.

Первый список потерь, в котором значились только старшие офицеры, был доставлен в Брюссель на следующее утро. Симон числился среди пропавших без вести. Моррис ломал голову, как сообщить об этом маркизе, но сказать нужно было, поскольку он собирался отправиться на поиски тела Симона.

Лицо Жоржи сделалось пепельным, когда она услышала новость, однако почти сразу же она расправила плечи и, вдохнув побольше воздуха, заявила:

— Я отправлюсь с тобой.

— Маркиз меня выпорет! Поле битвы — не место для посещения леди.

— В таком случае я пойду одна. — На ее щеках выступили красные пятна. — Ты понимаешь? Я не могу ждать здесь, находясь в полном неведении. — Голос ее дрогнул, но она тут же овладела собой. — Ты должен найти мне лошадь, либо я сделаю это сама.

И, не дожидаясь ответа, направилась в спальню, чтобы надеть сапоги для верховой езды.

— Позвольте мне еще раз съездить в штаб, чтобы узнать, есть ли новые данные.

Жоржи повернулась в дверях спальни.

— Если ты не вернешься через час, я уеду без тебя.

Ее тон, выражение лица были такими, что усомниться в этом было невозможно.

Моррис вернулся через полчаса: никакой новой официальной информации он не получил, однако ему удалось поговорить с двумя офицерами, которые видели Симона непосредственно перед тем, как он отправлялся с последним поручением Веллингтона.

— Лошади готовы, миледи. Двое офицеров — приятелей маркиза — сказали, что видели его в Ла-Э-Сенте. Он направлялся в Генап.

Утром почти вся армия Веллингтона двинулась на юг, оставив убитых и раненых на поле боя, где слышались стоны умирающих и носились запахи смерти. С утра сюда стали приходить крестьяне и деловито грабить мертвых, порой добивая раненых, прежде чем их раздеть. Здесь можно было видеть людей, качающихся под грузом одежды, огнестрельного оружия, шпаг, мешков с медалями и украшениями. Здесь было также немало зевак, которые, приложив надушенный носовой платок к носу, перешагивая через трупы, разглядывали поле сражения.

По дороге двигались повозки с ранеными, куда Жоржи и Моррис заглядывали в надежде найти Симона. Отъехав всего лишь на милю от Брюсселя, Моррис раздал всю свою воду раненым, которых мучила жажда. После того как фляги были снова наполнены в церковном дворе, они уже через несколько минут снова оказались пустыми. Путь к Ватерлоо было медленным и мучительным. Им встретилось огромное множество мертвых и умирающих людей и лошадей. Это все походило на огромную покойницкую. Слезы отчаяния катились по щекам Жоржи. Как сумеют они отыскать здесь Симона?

Путешествие их длилось почти целый день, поскольку дороги были запружены повозками, фургонами, всадниками, пешими людьми. Уже вечерело, когда они добрались до Генапа. Они заезжали в каждую деревушку, заходили в каждый крестьянский дом, спрашивая, не видел ли кто вчера английского офицера, и давали приметы Симона. Казалось, что все их расспросы бесполезны и бесплодны. Они были близки к отчаянию, когда один раненый солдат, сидевший на земле, вдруг ответил на их вопрос утвердительно.

— Полковник упал прямо на моих глазах, он потерял сознание вон на том месте. — Грубо обструганной палкой, которая служила ему костылем, солдат указал на дверь гостиницы.

Моррис первым обрел голос:

— Куда его отнесли?

— Не знаю.

— Я не хочу усугублять ваши страдания, миледи, но вы должны приготовиться к худшему, — тихо проговорил Моррис. — Его светлость могли унести куда угодно. Мы не знаем, насколько тяжело он был ранен. И никто не оказал ему медицинской помощи.

— Я понимаю. — Ей довелось за один этот день увидеть столько мук и страданий, что трудно было питать большие надежды. — Мы должны найти хотя бы тело… чтобы привезти его домой… — Слезы брызнули из ее глаз. Однако она быстро их смахнула, напомнив себе, что она не пережила того, что пережили солдаты вчера, что перенес Симон. В голосе Жоржи зазвучали решительные нотки: — Мы предложим награду за информацию. Скажи владельцу гостиницы. И поторопись, Моррис. Скоро будет темно.

Какой-нибудь крестьянин мог убить Симона и ограбить его, подумал Моррис, а тело закопать. Однако маркиза была права. Еще одна ночь только усложнит поиски останков. Щедрая награда может принести какую-то информацию.

Жоржи оставалась на лошади, пока Моррис ходил с предложением к хозяину гостиницы. Солнце садилось, время было дорого, однако она почувствовала некоторое воодушевление, она словно приблизилась к Симону.

— Раненого мужчину унесли из деревни. Это может быть Симон, — возбужденно проговорил Моррис, выйдя из гостиницы. Следом за ним шел крестьянин. — Этот человек покажет нам дорогу.

Сердце у Жоржи забилось так, будто она пробежала несколько миль.

— Только слишком не обольщайтесь, миледи, — предостерег ее Моррис. — Он знает лишь то, что этот офицер — англичанин.