Страница 13 из 132
52
Отряд, однако, продолжает сражаться – а что еще остается? Занявший позицию на нижней ступеньке лестницы Робингуд без промаха бьет – теперь уже одиночными – по коленям наступающих. Зомби валятся один за другим, но на втором десятке выстрелов магазин автоматической винтовки пустеет. Отбросив М-16, атаман берется за «Узи»; у этой машины прицельность, понятное дело, никакая, так что теперь задача становится весьма непростой даже для «лучшего стрелка спецназа»…
Остальные члены отряда тем временем устремляются по лестнице вверх, однако на последних ее ступеньках, выходящих в открытую галерею, натыкаются еще на двоих зомби-гигантов, одетых в музейные красно-синие мундиры времен «Черного консула» Туссена Лувертюра. Тут в дело вступает Ванюша: выясняется, что бросковыми техниками «лучший рукопашник спецназа» владеет ничуть не хуже, чем ударными. Зомби огромны и немыслимо сильны, но в подвижности и скорости реакции явно уступают тренированному человеку. Ванюша нырком «проходит в ноги» первому гиганту и, оторвав его от земли подхватом, валит противника назад – через ограждение лестницы. Второй кидается на Ванюшу сам – и тому остается лишь чуть подкорректировать подсечкой траекторию этой уже набравшей собственную инерцию туши… Второй зомби перекувыркивается через лестничные перила вслед за первым; каждое из этих падений сопровождается ревом, обрывающимся глухим ударом (высота лестницы метров семь, никак не меньше!), – похоже, непереломанных костей у гигантов осталось немного…
Отряд получает секундную передышку – но не более того. По открытой галерее спешат новые зомби – тщедушные, но заметно более подвижные, чем гиганты в мундирах; эти одеты во что-то вроде ливрей и вооружены отточенными на манер стилета сапожными шильями и опасными бритвами. Мигом оценив опасность, Ванюша-Маленький, крякнувши от натуги, выламывает из ограждения лестницы резную деревянную балясину с себя ростом – после чего предметно демонстрирует: подобного рода оружием советские спецназовцы владеют не хуже веселых стрелков из Шервудского леса. Зомби разлетаются по сторонам как сбитые кегли; хотя непоправимых повреждений это им, похоже, не причиняет, в круг, очерчиваемый Ванюшиной дубиной, они после этого как-то не очень лезут. Не знаю уж, как насчет «грузового вертолета с винтом на холостом ходу», но вот ни барона Пампы с мечом, ни Малютки Джона с оглоблей они явно не встречали, и как подступиться к подобному механизму – сообразить пока не могут…
Пара этих ливрейных зомби, сшибленных с ног ударами Ванюшиной балясины, скатились по ступенькам вниз – туда, где посредине лестницы остановились Подполковник и Чип с Робинсоном – и теперь, вставши на ноги, наступают, полосуя воздух взмахами бритв и шипя, как помоечные коты перед разборкой. Положение аховое: у Чипа вообще одна только видеокамера, у Подполковника, отдавшего автомат Робингуду, остался лишь револьвер, да и стрелять ему не с руки – Робинсон, отрезанный у противоположных перил вклинившимися в ряды группы ливрейными убийцами, оказался состворенным на линии прицеливания… По счастью, юный констебль, поначалу перепугавшийся до полного столбняка, мало-помалу проникся общим духом деловитого боевого безумия и сейчас не потерял головы; зомби неосмотрительно повернулись к нему тылом, и он, неловко завалясь набок, зарядом картечи из своего помповика разносит колени левому из них. Правый стремительно оборачивается, однако, вместо того чтобы броситься на полисмена, принимается в полной растерянности ощупывать воздух и принюхиваться – тут-то его и валит второй выстрел.
– Констебль! – резко окликает его Подполковник. – Мне сдается, они почему-то не могли тебя разглядеть. Это так?
– Наверно, это мой амулет, сэр!.. Ма говорила, он очень могущественный, его будто бы заговаривал сам Тутуола…
– Значит, человек с этим амулетом для зомби вроде как невидим… Ну-кась, дай-ка его сюда: похоже, настала мне пора тряхнуть стариной – прогуляться по оперативным тылам противника…
– Ничего не выйдет, сэр! – мотает головой парень. – Амулет и его хозяин – это как бы одно целое, в других руках он теряет силу…
– Черт, ничего в этих делах не смыслю… вот уж чему точно в Аквариуме не учили! Ну, тогда ничего не попишешь: дальше, вглубь дома, придется идти тебе – в одиночку…
– Я-а-а!?? Нет! Господин полковник, сэр! Я… я боюсь… без вас…
– Ты один можешь в этой своей «шапке-невидимке» прокрасться внутрь и найти того, кто дергает за ниточки этих кукол – этого са́мого «Барона Субботу». Ты отыщешь его, приставишь ему ствол к брюху и вежливо попросишь уложить своих барби обратно в коробки… Действуй, констебль,– другого шанса у нас уже не будет.
…Под аккомпанемент Робингудовой стрельбы снизу Робинсон тихо-тихо, как при игре в жмурки, крадется по опустелому пространству между Ванюшей и строем ливрейных зомби. Те, похоже, чуют – что-то не так; принюхиваются, прислушиваются – но тут как раз Чип, по знаку Подполковника, накрывает фланг вражеского строя рыболовной сетью (той, что обронил первый зомби-гитант), а Ванюша с воплем: «А-а-а-а!!! Бляха-муха!!!» обрушивается на врага. Зомби пытаются освободиться, вспарывая опутавшую их сеть бритвами, Ванюшина суперпалица со всего маху крушит головы и конечности временно потерявших подвижность врагов… Под прикрытием всей этой смачной мочиловки констебль, беспрепятственно миновав – по стеночке, по стеночке – галерею, ужом проскальзывает во внутренние покои виллы.
53
Робинсон, с помповым ружьем наперевес, крадучись пробирается по запутанным переходам виллы, которая кажется абсолютно пустой. Освещение здесь создают такие же скрытые багровые светильники, что и в холле; при этом они явно реагируют на присутствие человека, разгораясь чуть ярче именно когда тот проходит рядом – так что констебль как бы постоянно создает вокруг себя световое пятно, в то время как остальная часть коридора пребывает во мраке.
Коридор, открывшийся перед свернувшим за угол Робинсоном, заметно шире предыдущих. Пройдя его где-то до половины, констебль нерешительно замирает: впереди на полу смутно различимо какое-то движение, таящее в себе неясную угрозу; приглядевшись же, он невольно вскидывает ко рту ладонь и судорожно сглатывает, подавляя рвотный позыв.
Это крысы – великое множество крыс, сплошной шевелящийся ковер во всю ширину коридора. Мерзкие твари деловито обгладывают выложенный кем-то посреди пола труп ребенка; они постоянно, с яростным писком, схватываются между собою (вероятно, делят какие-то особо лакомые кусочки), однако против незваного пришельца – случись чего– готовы выступить единым фронтом: эти громадные, размером с хорошего котенка, крысаки ничуть не страшатся человека, и уступать ему дорогу явно не намерены. Констебль растерянно оглядывается в поисках обходного пути (препятствие лишь на сторонний взгляд может показаться вздорным: как его реально преодолевать, совершенно непонятно), и тут только замечает: за спиной-то – тоже неладно, и ох как неладно…
Из скрытого мраком начала коридора приближается размытая серая тень: существо передвигается на четвереньках, низко пригнув голову, – явно принюхивается к следам Робинсона. Достигнув границы тьмы и света, оно легко поднимается на задние лапы (похоже, пытается уже искать добычу «верхним чутьем»), и теперь окаменевший от ужаса констебль может хорошенько разглядеть своего преследователя.
Росту в том, пожалуй, под два метра; тело женщины, сплошь покрытое короткой, слегка вьющейся, сероватой шерстью, венчает голова кошки; кошачьей морде, впрочем, придано некое нарочито-карикатурное сходство с человеческим лицом. Яхонтово-желтые, с вертикальным зрачком, глаза всматриваются в сумрак коридора – сквозь Робинсона; острые треугольные уши напряженно лоцируют пространство, улавливая, однако, один лишь раздражающий фон из крысиного писка. Обоняние подсказывает – добыча где-то рядом, но ни услыхать, ни разглядеть ее отчего-то не выходит, и это обстоятельство ставит охотницу в тупик… Она широко, как на показ, распахивает пасть с длинными белоснежными клыками и издает низкий, ледянящий душу рык.