Звёздный огонь

Она нахмурилась.

– Помилуйте, Эсме! – воскликнул Арлини, предугадав отказ, готовый вот-вот прозвучать. – Я просто хотел показать вам город, и ничего кроме! Меня не надо бояться.

Эсме, окончательно растерявшись, кивнула – и улыбка Арлини сделалась хищной. Так могла бы улыбаться мурена, опутывая очередную несчастную жертву кольцами своего тела, но если бы у мурены была хоть малая толика того сияющего обаяния, которое излучал король Окраины, добыча шла бы к ней в пасть добровольно. Целительница даже опомниться не успела, как Лайра подхватил её под руку и увел на причал. Вскоре они уже шли по набережной; Лайра что-то рассказывал, увлеченно размахивая руками, а Эсме внимала ему. Лицо наблюдавшего за ними Крейна мрачнело на глазах, а потом он, обернувшись к матросам, рявкнул:

– Что встали?! За работу!..

К исходу дня команда валилась с ног от усталости, но Крейн нехотя позволил им отдыхать лишь после того, как Джа-Джинни осторожно заметил – дескать, «Невесте» не нужно завтра отправляться в море, и незачем гонять матросов. Крылан заботился не о себе, поскольку он-то как раз бездельничал весь день – пользы в таком труде от человека-птицы было бы немного. «Кстати, ещё кое-что, – сказал Джа-Джинни, когда полумертвые от изнеможения „работники“ разбрелись кто куда. – Раз уж вы с „Невестой“ затеяли переделку трюмов, не мешало бы отпустить Умберто на волю. А то она ещё переварит его ненароком…» Крейн пробормотал что-то насчет отвратительной дисциплины и махнул рукой; увидев это, Хаген ретировался на берег – встречаться с помощником капитана он не хотел и подозревал, что это желание взаимно.

Наскоро перекусив в таверне, он прошелся вдоль берега и, возвращаясь обратно, застал любопытную сцену: Лайра и Эсме прощались у борта «Невесты», а Крейн наблюдал за ними сверху, устроившись на носу фрегата, где обычно сидел Джа-Джинни. Целительница выглядела веселой и отдохнувшей; по всей видимости, прогулка в компании Его Величества пришлась ей по нраву.

Лайре, судя по довольному выражению лица, тоже.

«Не моё это дело, – сказал себе пересмешник, но лишь слепой мог не заметить, как смотрел на смеющуюся парочку капитан. – Совершенно не моё…»

Когда последний луч солнца растворился в чернильной темноте, «Невеста» угомонилась, но спокойствие продлилось недолго: где-то заполночь в недрах корабля раздался оглушительный треск, а потом палуба заходила ходуном, как во время сильного шторма. Моряки, привычные к качке, не обратили на это внимания, а вот Хаген, раз проснувшись, опять уснуть не смог – и поднялся из кубрика на верхнюю палубу, где можно было хоть свежим воздухом подышать.

Вахтенные, увлеченные игрой в карты, пересмешника едва ли заметили. Джа-Джинни не было, он где-то летал. Магус подошел к борту, коснулся планшира – и с удивлением осознал, что фрегату… плохо. Разум «Невесты ветра» был затуманен болью, и она больше не пыталась завладеть сознанием нового матроса. Изумленный и растерянный, Хаген сделал то, о чем ещё несколько дней назад едва ли отважился бы подумать: он потянулся к «Невесте» и осторожно предложил ей свою помощь.

Корабль как будто только этого и ждал.

Боль пришла внезапно – вгрызлась в основание шеи, растеклась по спине. Пересмешник зажмурился, втянул воздух сквозь стиснутые зубы; если это была лишь толика того, что испытывал сейчас фрегат, то… впрочем, «Невеста» не была ни человеком, ни магусом, и о пределах её возможностей оставалось лишь гадать. «Хорошо, я стерплю, – сказал он сам себе. – Не так уж и страшно… бывало хуже…» И – чудеса! – стоило об этом подумать, как боль сделалась тише.

Утерев пот со лба, Хаген опустился на палубу – что ж, не впервой ночевать под открытым небом. Глубоко в трюме «Невесты» что-то двигалось, заставляя фрегат дрожать, но теперь это уже не пугало, как не пугает болезнь, когда прошел жар и больной поправляется на глазах, хотя до полного выздоровления ещё далеко.

Он не заметил, как задремал…

«…Не переживай, – сказала Трисса. – Мой отец тебе поможет. У нас есть книжная лавка в городе Фиренца, это во владениях Соловьев. Мы подыщем тебе работу… и комнату… всё будет хорошо, вот увидишь!» «Я уже говорил с дядей, Трисса. Он сказал, я могу пока что жить у вас и помогать ему в лавке». «Да? – переспросила девушка как-то странно ослабевшим голосом. – Помогать… и всё?» «А что, это так сложно? – Он рассмеялся, но смех получился неискренним. – Переносить книги с места на место, разносить заказы… беседовать с покупателями…» Трисса смотрела на него и молчала. Её беззаботная улыбка пропала, во взгляде появилась тревога…

…и проснулся от того, что палуба перестала качаться.

Фрегат словно застыл, и что-то ощущалось в его неподвижности странное, неестественное. Хаген приподнялся, огляделся – ничего не изменилось вокруг, и даже времени прошло совсем немного. По-прежнему было темно. Что же его разбудило?

Внезапно вахтенные побросали карты и вскочили – на палубу вышел капитан. Крейн выглядел уставшим, словно вовсе не ложился спать; он то и дело прикасался кончиками пальцев к щеке, как делает человек, мучимый зубной болью. Не обратив ни малейшего внимания на матросов, он подошел к фальшборту и взглянул вниз, как будто пытаясь разглядеть что-то на причале. Или, быть может, кого-то?..

– Пустишь на борт? – послышался знакомый голос. – Нам надо поговорить.

– Не представляю, о чем, – сказал магус, пожимая плечами. – Но если я тебя не пущу, Лайра тут же наплюет на наш уговор, а карта мне по-прежнему нужна. Раз уж тебе этого хочется…

Его собеседник рассмеялся и через миг взлетел на палубу с легкостью белки. Это была Камэ, но вовсе не та элегантная дама, которую Хаген видел вчера, а одетая в мужской костюм путешественница и авантюристка.

– Кристобаль! – торопливо начала она, словно боясь, что Крейн передумает. – Тебе, наверное, трудно в это поверить, но я и в самом деле не желала вам зла! Я ошиблась!

– Это я уже слышал, – равнодушно отозвался Феникс. – Что-нибудь новенькое есть?

Ответом ему послужила звонкая пощечина.

Вахтенные сгребли карты и растворились в темноте; Хагену пришлось хуже – чтобы ретироваться, он должен был встать и пройти мимо Крейна и Камэ, а сделать это незаметно не сумел бы и призрак. Оборотень поступил единственно возможным способом: притворился спящим. Раз уж капитан не счел нужным его прогнать…

– Ну-у, разве это новенькое? – Магус, криво усмехнувшись, потер щеку. – Десять лет назад такое бывало чуть ли не каждый день. Камэ, я не настроен с тобой ссориться. Я вообще не хочу…

– Ни видеть меня, ни слышать! – перебила женщина. – Знаю! Кристобаль, я всего лишь хотела, чтобы ты вернулся… и взял меня с собой!

– Я предлагал тебе отправиться с нами, – сказал Крейн. – Ты отказалась. Видишь ли, Паучок, твоя роль была сыграна безукоризненно, все поверили. Но дело в том, что ты ничуть не изменилась за те годы, что мы провели вдали друг от друга – по-прежнему не видишь ничего дальше собственного носа и не можешь запомнить одной простой вещи… – Он тяжело вздохнул. – Я никогда не возвращаюсь, Камэ. Для меня нет дороги назад, как нет и прошлого, потому что оно прах и пепел, поэтому я иду только вперед… даже если доподлинно знаю, что сгорю.

– Тебе не привыкать… – проговорила женщина. – Сгорать и возрождаться каждый раз… Сколько ещё будет таких возрождений, Кристобаль?

– Для меня – не знаю, – ответил феникс. – А для Кристобаля Крейна – ни одного. Это его последнее путешествие, и оно войдет в легенды, если уже не вошло. Не мешай мне, Паучок. Я и так уже потерял из-за тебя Эрдана.

Камэ молчала очень долго, и Хаген решил, что она плачет.

– Теперь я поняла… – В её голосе действительно звенели слезы. – В твоей легенде для меня нет места, так? А для неё оно нашлось. О да, я больше не буду выбирать для тебя путь, пусть это делает она…

– Паучок, я ведь не говорил, что у этой истории будет хороший конец вроде «и жили они долго и счастливо». Гораздо вероятнее другой – «и они без следа исчезли в неизведанных морях».