Страница 64 из 192
Мудрецы были одновременно зачарованы и возмущены этим вопиющим предрассудком. Антропоморфизм измерения тела Бога вступал в противоречие с основами иудаистского учения о несоздаваемости и непознаваемости Бога. Мудрецы советовали евреям неотступно придерживаться Закона и не пытаться вникнуть в опасные тайны: «Тому, кто попытается размышлять о четырех вещах, лучше бы вовсе не родиться: что над нами, что под нами, что было до начала времени и что будет после него». Но они сами, тем не менее, продолжали заниматься этим же и, будучи элитистами, соглашались с идеей специального знания для избранных: «Историю творения не следует излагать двоим слушателям, а главу о колеснице – даже одному, если только он не мудрец и не имеет уже независимого суждения по данному вопросу». Это – из Талмуда; и надо сказать, Талмуд и прочие священные писания содержат немало столь же неоднозначных материалов.
В результате рационалисты вроде Маймонида были смущены, чтобы не сказать рассержены, многим из встреченного ими в Талмуде. Примером может служить, скажем, Шиир Кома, или «Измерение божественного тела», где Песнь Соломона интерпретируется как божественная аллегория любви Бога к Израилю и приводятся результаты детального измерения конечностей Бога, а также их тайные названия. Караиты, полностью отвергавшие талмудический иудаизм, насмехались над этим текстом и пользовались им для критики раввинов, заявляя, что согласно этому тексту размер лица Бога до кончика носа достигает 5000 элей. Конечно, это они придумали, но в упомянутой книге встречаются вещи и похуже. Мусульмане тоже пользовались всем этим для нападок на евреев и оправдания преследования, которому последние подвергались. Некий более поздний комментатор пытался свести концы с концами, утверждая, что указанные цифры в действительности суть размеры вселенной. Можно представить себе отвращение, которое испытывал Маймонид к подобным писаниям. Однажды он попытался скрыть свое отношение за фразой: «Потребовалась бы сотня страниц, чтобы обсудить данный вопрос». Затем он перечеркнул эту фразу (сохранилась его рукопись с комментариями к Мишне). Впоследствии он убедил себя, что все эти ухищрения – «не что иное, как работа одного византийского проповедника», и обозвал их подделкой.
Рационализм, за который ратовал Маймонид, был отчасти реакцией на рост эзотерической литературы и ее проникновение в интеллектуальную жизнь евреев. И определенный эффект рационализм все-таки давал. В XII и XIII столетиях он заставил видных мистиков, по крайней мере тех, которые претендовали на интеллектуальную солидность, усовершенствовать свои книги и свод веры, очистить их от налета магии и вековых гностических наслоений и переработать в согласованную систему. Во второй половине XII века во французском Провансе стала формироваться, если так можно выразиться, высшая каббала. Она складывалась из многих элементов. Первый из них – поэзия, в особенности стихи известного испанского лирика Иуды Халеви (1075—1141), в состав 800 известных стихотворений которого входят 350 пийютим. Халеви был религиозным сионистом (большая редкость для того времени); самый известный его сборник из 34 лирических произведений назывался «Поэмы Сиона». Он считал, что жизнь в Испании, сколь приятной она ни была в промежутках между всплесками преследования, – это рабство по сравнению с жизнью евреев в Палестине, и в конце концов он сам туда отправился. Он считал евреев народом трагической и ущемленной судьбы и назвал одну из своих философских работ, апологию иудаизма, книгой «в защиту презираемой веры». Она представляла собой выпад против рационализма Аристотеля, а также христианства и ислама. При этом автор твердо придерживался той точки зрения, что для страждущего человечества, и в особенности для подвергающихся жестокому обращению евреев, рассудочная дедукция, как бы она ни была желательна в идеальном мире, не может заменить прямого общения с Богом. Вопрос был непростым даже для высокообразованного богатого еврея, особенно в эпоху преследований, и нет сомнения, что мистицизм находил более сильный отклик, особенно когда христианская или мусульманская веревка затягивалась на шее евреев туже.
Мистики из Прованса почерпнули многое из неоплатонизма и развили собственные внушительные теории; даже Маймонид был вынужден признать глубокую ученость некоторых из них. Некто Авраам бен Давид, или Рабад, написал ученый труд, направленный против «Мишны Торы» Маймонида. Сын Авраама, Исаак-слепой (ок. 1150—1235), создал систему, подобную внутренне согласованной каббале, в основе которой лежали 10 сефирот, или признаков Бога, а также развил теорию, в соответствии с которой все творение было и есть лингвистический процесс в чистом виде, точнее материализация божественных речей. Здесь используется неоплатоновская концепция логоса (как в начале Евангелия от Иоанна), которая дается в виде изучения Торы и молитвы. Из Нарбонна, где жил Исаак, мистическая каббала распространилась через Пиренеи до Хероны, Бургоса и Толедо. Его позиция весомо подкреплялась авторитетом великого рабби Моисея бен Нахмана, известного также как Нахманид или Рамбан (1194—1270), который был обращен в юности, а позднее стал ведущим авторитетом в Испании в области судебного права.
Нахманид является автором минимум 50 работ, в основном галахических и комментариев к Талмуду. Уже в преклонном возрасте он написал знаменитые комментарии к Торе. Ни одна из этих работ не является сугубо каббалистической, но во всех обнаруживаются следы этого подхода, особенно в комментариях к Библии. Фактически при этом каббала была внедрена в господствующее направление ортодоксального иудаизма, прежде всего в Испании. Нахманид дал каббалистам возможность играть роль консерваторов, идеи которых восходят к Библии и Талмуду и соответствуют лучшим и древнейшим еврейским традициям. При этом в роли новаторов оказывались рационалисты, внедрявшие в изучение Торы языческие идеи древних греков. В этом смысле кампания против работ Маймонида могла считаться последним всплеском антиэллинизма.
Сам Нахманид никогда не участвовал в охоте на ведьм, направленной против рационализма. Скорее, он выступал против нее. Однако именно он позволил каббалистам избежать аналогичных обвинений в ереси, которые, если разобраться, были бы гораздо более обоснованны. Ведь фактически каббала не только вводила концепции гностики, которые были абсолютно враждебны этическому монотеизму Библии; в каком-то смысле это была совершенно другая религия – пантеизм. И ее космогония – то, как творение явилось порождением слова Божьего, и ее теория божественных эманаций привели к логическому выводу, что во всех вещах содержится элемент божественного. В 80-х годах XIII века ведущий каббалист в Испании, Моисей бен Шем Тов из Гвадалахары, создал свод каббалистических знаний, Сефер-га-Зохар, чаще известный под названием «Зохар», ставший наиболее известным трактатом по данному вопросу. Значительная часть этого труда имеет отчетливо пантеистический характер; в нем неоднократно утверждается, что Бог «есть все» и все соединено в Нем, «как известно мистикам». Но если Бог во всем, а все присутствует в Боге, то как Бог может быть неким отдельным моносуществом, не созданным и абсолютно отдельным от акта творения, на чем всегда усиленно настаивал ортодоксальный иудаизм? На этот вопрос нет другого ответа, кроме очевидного: зохар-каббала есть ересь, причем наивреднейшая. Тем не менее, реальностью является факт, что этот вид мистического пантеизма находит отклик у весьма умных людей, которые обычно мыслят трезво и рационально. Любопытный парадокс: цепь рассуждений, вырвавших Спинозу из иудаизма, привела его к пантеизму, так что в нем можно увидеть результат одновременно рационализма Маймонида и антирационализма его противников.
Но это еще все в будущем: среди средневекового еврейства с его рассредоточенным религиозным руководством эти соперничающие течения вполне могли сосуществовать. В суровом мире бедняки обращались в поисках утешения к суевериям и народной религии, богачи, если они обладали развитым мышлением, – либо к рационализму, либо к мистической каббале. У иудаизма было слишком много внешних врагов, чтобы он мог рисковать своей внутренней гармонией во имя единства, которого никто в реальности не желал. И действительно, можно видеть, что средневековый иудаизм представлял собой систему, позволявшую удерживать еврейские общины вместе перед лицом множества угроз: экономических бед, болезней, произвола правителей, и в первую очередь давления двух великих империалистических религий.