Страница 6 из 6
— Хорошо, — отвечала она испуганно. Бросив трубку, я обернулся к патрульному.
— Пошли. Мне нужна форма, а то в штатском она еще примет меня за Душителя.
— Может, у моего напарника позаимствовать? — предложил тот.
— А-а, ладно, черт с ним! — махнул я рукой. — Рванули!
Мы примчались на место через четыре минуты. На этот раз перед нами был четырехквартирный дом с отдельным входом в каждую квартиру. Нам нужна была нижняя слева.
И только я потянулся к дверному звонку, из глубины дома раздался выстрел.
Я рванул дверь — заперто! Рукояткой пистолета я вышиб среднюю панель двери, сунул руку внутрь и отодвинул щеколду, а потом отпер предохранитель замка.
В квартире царила абсолютная темнота, но при нашем входе в дальней комнате зажегся свет.
— Это полиция? — раздался женский голос.
— Да! — крикнул я в ответ, двигаясь на голос. Освещенная комната оказалась кухней. Изящная миловидная шатенка лет двадцати пяти, едва прикрытая легкой ночной рубашкой, стояла в дверях на пороге столовой. В одной вытянутой руке она держала крохотный пистолет с отделанной перламутром ручкой, а в другой — карманный фонарик.
Сразу же за распахнутой дверью черного хода распростерлось тело Питера Хендрикса с небольшим квадратиком целлулоида в одном, судорожно сжатом кулаке и проволочной петлей — в другом. Кисти рук обтягивали толстые замшевые перчатки.
— Как только вы повесили трубку, я услышала какую-то возню у черного хода, — пояснила девушка, слегка срывающимся голосом. — У меня есть вот этот пистолет, вот я и выхватила его из туалетного столика, а еще — карманный фонарик, а в спальне свет погасила. В остальных комнатах он давно уже был выключен. Я стояла вот здесь и прислушивалась, пока дверь не отворилась. Тогда включила фонарик и увидела у него в руке петлю. Я выстрелила.
И, одарив нас блуждающей улыбкой, она рухнула в обморок.
К сожалению, пуля попала прямиком в сердце Питеру Хендриксу, так что на наши вопросы отвечать уже было некому. Когда мы подняли его прошлое, то обнаружили (как это обычно и бывает в подобных случаях), что он давно уже страдает припадками умственного расстройства.
Ах, если бы мне только удалось задать ему всего лишь один-единственный вопрос, до сих пор не дающий мне покоя!
Ну, почему он всегда выбирал ночь с четверга на пятницу?