Жертва

На сторожевом струге табанили, чтобы перехватить лодку.

А Золотинка плыла под водой, чередуя резкий толчок руками со змеиным затухающим скольжением тела. Она вынырнула в тумане, никем не замеченная, потому что лодка ушла уже далеко; до приткнувшихся к берегу судов оставалось рукой подать. Золотинка нырнула еще два раза, последние несколько взмахов понадобились ей, чтобы заплыть в тень огромного парусинового холма, и здесь, укрыться, отдуваясь, за пером руля под кормой. В воде, прохваченная ознобом, слышала она разговор стражников с лодочниками.

Они объявили себя столичными жителями, один признал «лодка моя», два других сказались странствующими скорняками на заработках и последний, молодой, — школяр.

Эта скороговорка не отняла много времени, всех занимала ведьма. Из возбужденных восклицаний путешественников стражники скоро уяснили себе, что речь идет о той самой нечисти, что гналась вчерашний день за «Фазаном», о чем уже «весь княжеский стан галдит». На струге перекликались с берегом, а под спадающим к воде шатром с бранью обувались окончательно разбуженные воины.

— Ловите! — кричали они друг другу. — Вчерашний-то мальчик — ведьма. Смотрите, чтоб не залез. Здесь он!

Сторожевой струг и лодка путешественников, широко разойдясь, выгребали к берегу, люди высматривали реку. Озлобленный галдеж на судах и по берегу сжимал сердце.

Не имея времени сообразить обстоятельства, Золотинка вынуждена была действовать наобум, применяясь к намерениям ловцов, а не к собственному разумению. Сразу пришлось оставить мысль поднырнуть под лодки, чтобы уйти на тот берег: в воде она станет совсем беспомощной, если заметят, забьют веслами прежде, чем успеешь что объяснить.

Золотинка покинула открытое со стороны реки убежище за рулем и начала пробираться в теснине между ладьями, рассчитывая укрыться там, где суда смыкались продольными свесами, назначенными для того, чтобы увеличить развал бортов. К несчастью, свесы эти, имевшие по всей длине сквозные гнезда для весел, напоминали скорее решетку, чем надежную крышу над головой. Когда Золотинка коснулась ногами земли и затаилась, почитая себя в относительной безопасности, дырявая крыша над ней потекла.

Тоненькая струйка, распадаясь, хлестала в одном месте, брызнуло в другом, острый запах мочи подсказал Золотинке в чем дело: пробужденные все разом мужики, воины и гребцы, все разом занялись естественным по утру делом. А было этих мужиков на двух ладьях человек двести. Несколько мгновений спустя через решетку сомкнутых над головой свесов захлестало вонючим дождем, в лицо повеяло брызгами. В ужасе, потеряв всякое соображение, Золотинка ринулась в ту сторону, где виделось ей спасение, — к близкому уже берегу. Совсем избежать дождя ей, кажется, не удалось, так что трудно было понять, что же текло с нее ручьями, когда, не помня себя, она выскочила на сушу между развалами носовых скул. Вода схлынула на песок; лихорадочно озираясь и отряхиваясь, Золотинка глянула вверх и увидела на ладье приспустившего штаны мужика — потрясение бедолаги в его беспомощном довольно-таки положении можно было сравнить лишь с таким же потрясением Золотинки. Струя судорожно пресеклась, мужик застыл, словно прохваченный столбняком, и они уставились друг на друга в ошеломительном изумлении, которое лишило обоих, как в кошмарном сне, всякой способности спасаться.

А всюду слышались взвинченные крики:

— На лодках, баграми пощупать!.. Хлопцы, кабы сеть… Ничего не видать! Ищи! Мать-перемать, куда вы смотрели, ротозеи?!

Куда они смотрели!

— Хлопцы! — сдавленным голосом произнес разбитый во всех членах мужик со спущенными штанами, но это было и все, на что он оказался способен.

Золотинка опомнилась. Она выскочила из тени на истоптанный глубокий песок и окинула быстрым взглядом холм, частокол и чащу палаток за ним, сунувшиеся на берег суда. Там и здесь полуодетые ратники, похватав оружие, прыгают на отмель.

— Держи! — от воплей мутится разум.

Золотинка хочет возразить, но все слова уже были и лишних не осталось, хотя она и пытается отыскать что-нибудь в памяти. Она бежит. Первый шаг и два даются ей тяжело — ноги вязнут, но потом сразу песок становится упругим, а не рыхлым, легкий шаг ее чудовищно удлиняется, она бежит, как летит. И вся орава, что пустилась вдогонку, не может ее настичь. Потому что она бежит вприпрыжку, поскоками, едва касаясь земли на второй или третий раз, а ратники, осатаневшие криком хлопцы, не могут ее нагнать со всей натугой топая сапожищами, — на протяжный шаг волшебницы они делают несколько своих. Они отстают, Золотинка слышит слабеющие проклятия. По всему берегу, на проснувшихся судах изумление. Наверное, Золотинка бежит слишком быстро. Так люди не бегают. Чтобы не вводить народ в искушение, Золотинка старается придержать себя — вязнет под ней песок, она чувствует утомление. Она идет трудным шагом. Все, что летело навстречу, остановилось, она идет так, как хотят люди.

Увы! Этим никого не обманешь.

Ветерок приносит дуновения страха и задор погони, клубы низкого тяжелого чувства, как едкий запах гари, окутывают ее, стесняют дыхание. Гарь удушливых ощущений сдавливает виски.

Ловцы бегут вниз по склону из пробужденного городка за частоколом, черная тень рассеянной толпы покрывает берег впереди, сзади — плотная орда преследователей. Десятки, сотни вооруженных чем попало людей: кто в латах, кто со щитом, у кого алебарда, кто с луком, а кто прихватил кол и камень. Они идут валом, вырвавшиеся вперед оглядываются и замедляют шаг, чтобы держаться кучей, отставшие поспевают. Золотинка различает лодочников, они с веслами.

Что им всем надо? Чего хотят эти люди, темная издающая рокочущий гул толпа? Золотинка знает, чего хотят, но, кажется ей, не понимает. Страх полонит душу и давит сердце, усилием воли она отгораживается от тяжелых ощущений и сразу перестает чувствовать и только видит: люди бредут по песку и уже различимы лица. Чего их всех сюда принесло? — спасительным недоумением теряется Золотинка. Но некогда разбираться, не так-то много осталось сил, чтобы растрачивать их на праздные вопросы.

Она припускается летящим шагом, толпа сразу отстает, а разреженные скопления загонщиков впереди не особенно рвутся хватать, Золотинка, виляя, ускользает. Ратник в полудоспехе, расслабленно выставив бердыш, пятится. Он задвигается спиной в куст, пока не встречает упругую преграду и поневоле замирает. Золотинка бежит вдоль склона, оставляя по правую руку череду приткнувшихся к берегу судов. Она видит знакомые стяги колобжегских законников и не успевает этому удивиться. Десятки беспалубных и полупалубных стругов под разноцветными знаменами сечевиков с изображением падающего сокола — и на это тоже не находится у нее удивления. С разбойничьих стругов сыплются на песок люди и сразу же остаются позади, отчего бегущая с ревом толпа разрастается до необозримых пределов.

Но рев этот порождает и встречный вал — впереди по берегу густеет волна народу, разбужен палаточный город, разбужены струги и насады, которые стоят вдоль берега на некотором расстоянии от уреза воды. Короткий поющий свист — и вонзилась в песок прилетевшая со стругов стрела, ей накрест сверкнула другая. Если Золотинку еще не подстрелили то потому, что лучники боятся попасть в своих. Лихорадочно оглядываясь, Золотинка ищет укрытия. Она стремится к насаду принцессу Нуты — тот уже близок. Невероятными прыжками минуя оторопевшую стражу, Золотинка проскакивает на длинные, уставленные в среднем прясле на лодку сходни, взлетает на палубу — часовой отступает, и Золотинка, оглянувшись, прежде чем ступить на ведущую вниз лестницу, принимает на себя стоглоточный рев обманутой толпы.

В освещенном через потолочные решетки коридоре мягкая полутьма. Но и здесь за тонкими переборками переполох. Ярость толпы развеяла сны, повсюду испуганное пробуждение.

Если войду в покои Нуты, я спасена, — думает Золотинка, минуя все предварительные соображения, которые призваны объяснить, от чего нужно спасаться.