Страница 66 из 77
Ричард Фрэйзер покачал головой:
– Он же из отдела по борьбе с мошенничеством. А полицию вы уже уведомили.
– Послушай, Миранда, – вмешался Сэм, – мы все волнуемся за нее. Но что мы можем сделать сейчас, кроме того, чтобы постараться как можно быстрее прихлопнуть Адама?
– Я прямо сейчас еду к нему, – заявила Миранда. – И не отговаривай меня, не старайся понапрасну!
Сэм со вздохом повернулся к Фрэйзеру:
– Ричард, отнесите эти бумаги Пайперу. Мы тоже подойдем туда, как только сможем. Я не могу отпустить Миранду одну.
Когда за Фрэйзером закрылась дверь, Сэм заговорил:
– Прежде чем ехать, думаю, тебе следовало бы взглянуть на это.
Вынув из кармана два сложенных листка бумаги, он протянул их Миранде.
Она развернула первый документ, и, когда стала его читать, лицо ее вытягивалось.
– Это мое свидетельство о рождении. Как оно к тебе попало? Почему ты решил отдать мне его именно сейчас?.. Но… Но это не мое свидетельство!
Она внимательно посмотрела на документ, украшенный королевским гербом и озаглавленный „Свидетельство о рождении", и прочла вслух:
– „Имя: Миранда Патриция. Пол: женский. Имя матери: Патриция Дорин Кеттл. Имя отца: Уильям Монморенси О'Дэйр. Дата рождения: 7 ноября 1941 года. Место рождения и регистрационный округ: Сент-Пэнкрэс. Район: Сент-Пэнкрэс, юго-запад. Составлено на основании записей в…"
Миранда подняла глаза на Сэма:
– Но здесь говорится, что Папа Билли – мой отец! Не дед, а отец… Что за чушь?
Сэм ничего не ответил. Миранда снова принялась читать:
– Миранда Патриция О'Дэйр – да, это мое имя, тут все в порядке. Но кто та женщина – Патриция Дорин Кеттл? Это не моя мать! И не моя дата рождения!
Сэм пожал плечами:
– Посмотри другую бумагу.
Второй документ оказался письмом, написанным от руки на фирменном бланке компании „Суизин, Тимминс и Грант" и датированным 17 марта 1942 года. Миранда медленно прочла:
– „Дорогая Элинор, очень прошу тебя не делать ничего поспешно. Миранда является сейчас единственным живым ребенком Билли, так что в один прекрасный день она сможет предъявить свои права на Ларквуд и на все имение. Поэтому советую тебе не уничтожать ее подлинное свидетельство о рождении. Тороплюсь, как всегда. Преданный тебе Джо".
Миранда подняла голову:
– Значит, если все это не фальшивка и не шутка, я не внучка, а дочь Папы Билли. Но если эта Патриция Дорин Кеттл и правда была моей матерью, тогда… мои родители – не Эдвард и Джейн… а я – не родственница Элинор!
Глава 31
Пятница, 31 января 1969 года
Сэм и Миранда торопливо вышли из адвокатской конторы. Шел слабый снег. Миранда нетерпеливо смахнула с лица снежинки и помахала рукой своему шоферу, ожидавшему ее в серебристом „мерседесе", припаркованном у противоположного тротуара.
Прежде чем „мерседес" успел тронуться с места, прямо перед ним затормозило такси. Выпрыгнув из машины, шофер обежал ее, чтобы открыть заднюю дверцу, но раньше, чем он успел сделать это, она распахнулась сама.
Темная фигура тяжело вывалилась на истоптанный, грязный снег у самых ног Миранды.
– Аннабел!!! – Миранда мгновенно узнала эту шубу из волчьего меха и красные сапожки и, бросившись на колени в слякоть, склонилась над сестрой.
Таксист обернулся к Сэму:
– Я хотел отвезти леди в „скорую помощь", сэр, ну, в больницу Святого Георгия, но она велела ехать прямо сюда.
Лицо Аннабел был изуродовано до неузнаваемости… вспухшее левое веко было почти оторвано, и под ним виднелась верхняя часть глазного яблока, также пораненного и залитого кровью; нос сплющен и явно сломан, губы разбиты, в кровоточащем рту на месте передних резцов остались лишь неровные обломки.
– Что случилось?!
– Я подобрал ее на перекрестке Кэдогэн-лейн и Понт-стрит. Она еле ковыляла. Вообще-то я сперва подумал, что она просто перебрала. Ну а потом увидел кровь.
– Спасибо. Мы позаботимся о ней. – Сэм сунул в руку таксисту несколько бумажек.
– Минуточку, сэр, – сказал шофер, засовывая деньги в карман. – Запишите-ка ваше имя и адрес. Извините, но о таких вещах мы обязаны сообщать в полицию.
Дежурный врач отделения неотложной помощи склонился над Аннабел:
– На лице сильные кровоподтеки… рваная рана на левом глазу… Похоже, один из мускулов разорван, придется его подшить… Передними зубами можно заняться позже. Перелом носовой перегородки… Перелом лучевой и локтевой кости левой руки… Перелом пятого, шестого и седьмого ребер слева… сильные ушибы в области желудка, на груди и на ногах. – Он выпрямился. – Я один не справлюсь со всем этим. Сестра, пожалуйста, вызовите дежурного офтальмолога… и хирурга, чтобы заняться сломанной рукой. Подготовьте пациентку и операционную – как можно скорее. Пациентке введите обычное обезболивающее, но с расслабляющим действием на мышцы.
По больничному телефону-автомату Сэм связался с С1, Главным полицейским управлением по расследованию уголовных преступлений. Он сомневался, что нападение на Аннабел – случайность. Если он прав, дело О'Дэйр приобретает совсем иной характер: речь шла бы уже не о простом мошенничестве, а также о нападении, избиении, нанесении тяжких телесных повреждений, а возможно – и о покушении на жизнь.
Закончив разговор с С1, Сэм взглянул на часы: половина восьмого. Значит, в Нью-Йорке еще только половина третьего. Он набрал код службы международной связи и назвал телефонистке номер рабочего телефона Скотта.
Аннабел лежала на операционном столе; ее длинные волосы были забраны под зеленую пластиковую шапочку. Вокруг целая команда медиков – офтальмолог, хирург, врач неотложной помощи, дежурный анестезиолог, сестра-ассистент и две медсестры – готовились заняться каждый своим делом.
Когда анестезия начала действовать, хирург принялся очищать раны и накладывать швы; после этого он осторожно и аккуратно совместил сломанные кости левой руки Аннабел, наложил гипс и занялся ребрами. Все это проделывалось быстро, ловко и умело. Однако операция на глазу была гораздо более сложным делом.
– Травма очень серьезная, – сказал офтальмолог после первичного обследования. – В общих чертах следующее: один из мускулов поврежден настолько, что восстановить его невозможно. Есть опасность потери левого глаза. Имеется весьма неприятная рваная рана, много ушибов, роговица тоже повреждена. Если мне удастся спасти глаз, пациентке придется подвергнуться еще по меньшей мере одной операции, когда заживет рана и сойдут кровоподтеки. Пока что я не могу обещать, что зрение сохранится.
Глазная операция длилась более часа. Закончив ее, офтальмолог снял перчатки и устало потер ладонями лицо. Он вымыл руки, умылся, облачился в смокинг. Одна из сестер, без всякой просьбы с его стороны, повязала ему черный галстук бабочкой, и он поспешно ушел.
После того как был приведен в порядок сломанный нос Аннабел, ей сделали инъекцию снотворного и отвезли в слабо освещенную послеоперационную палату. Часы показывали десять.
В три часа ночи Аннабел проснулась от боли: больно было даже дышать, а голову ломило так, что она вздрагивала всякий раз, как осторожно пыталась вобрать в легкие хоть немного воздуха.
Услышав ее стон, сиделка, дежурившая у постели, заговорила успокоительно:
– Вы в больнице, миссис Свенсон. С вами произошел несчастный случай. Но все будет в порядке, вы поправитесь. Ваши родные здесь, в коридоре. Нам пришлось сделать вам укол, но сейчас его действие начало проходить, поэтому вы и проснулись.
– Я… ничего… не… вижу… – Губы ее едва двигались, и она еле шевелила языком.
– Это потому, что на левом глазу у вас повязка, а правый сильно заплыл.
Из чашки-поильничка сиделка влила в рот Аннабел немного воды, но Аннабел вырвало. Сиделка вытерла ей губы и продолжала утешать до тех пор, пока Аннабел вновь не погрузилась в тяжелый сон.