Страница 33 из 69
Глава 23
Квартал красных фонарей. Здесь были проститутки любых мастей — белые, негритянки, желтокожие, латиноамериканки — ни дать ни взять объединенные нации блудниц. Большинство из них были совсем молоденькими, девчонки-малолетки, ковылявшие на высоких каблуках, словно дети, напялившие мамины туфли. В сущности, они и были детьми. Чаше всего попадались худощавые, иссохшие девушки с руками, испещренными уколами шприцев, словно укусами крохотных насекомых. У них были плотно обтянутые кожей лица, похожие на черепа. Пустые запавшие глаза и тусклые безжизненные волосы, торчащие за спиной пучками соломы.
— Ужель кому-то придет охота совокупляться с бездыханным телом? — пробормотал Майрон.
Эсперанса задумалась.
— Что-то не припомню, — озадаченно сказала она.
— Партия Фонтейна из мюзикла «Отверженные», — пояснил Майрон.
— Бродвейские шоу мне не по средствам. Наш босс едва сводит концы с концами.
— Беден, да честен, — парировал Майрон.
На глаза ему попалась светловолосая толстушка в шортах, которая торговалась с клиентом, сидевшим в машине. Обычная история. Майрон видывал немало таких девушек (и юношей), выходивших в Порт-Оторити из автобуса, прибывшего из Западной Виргинии или Пенсильвании, — короче, из тех обширных пустынных районов, которые жители Нью-Йорка называли попросту Средним Западом. Девушка сбежала из дому — может быть, ей надоели родительские побои, а скорее всего из-за скуки и тяги к городскому шуму. Она вылезла из автобуса с широкой зачарованной улыбкой и без гроша в кармане. Девушку тут же заметил сутенер и принялся следить за ней с неистощимым терпением стервятника. Когда наступил удобный момент, он спустился с небес на землю и вонзил свой клюв в тело жертвы. Он познакомил бедняжку с Нью-Йорком, снял квартиру с горячим душем, а то и ванной джакузи, с яркими лампами, проигрывателем компакт-дисков, кабельным телевидением с дистанционным управлением. Потом он пообещал свести ее с фотографом, который сделает из нее модель. Постепенно девушку приучили к наркотикам — настоящим наркотикам, не тем жалким косячкам, которые она забивала в своем медвежьем углу на пару с каким-нибудь налитым пивом парнем, тискавшим ее на заднем сиденье автомобиля. Девчушка познала высшие наслаждения, которые сулит отменный белый порошок.
Потом времена изменились. За все хорошее нужно платить, а модели из девушки не получилось. Да и наркотики перестали быть для нее роскошью и превратились в насущную потребность, как воздух и пища. Девушка уже была не в силах прожить без понюшки или укола.
Для того чтобы опуститься на самое дно, потребовалось совсем немного времени. Оказавшись там, девушка не нашла в себе сил — как, впрочем, и желания — встать с колен.
Кривая дорожка привела ее в квартал красных фонарей.
Майрон и Эсперанса молча вылезли из машины. Майрона начало подташнивать. На город опустилась ночь — впрочем, жизнь в таких местах бурлит только ночью и замирает с первыми лучами солнца.
Ни разу в жизни Майрон не был с проституткой, а вот Уин частенько прибегал к их услугам. Уин не любил лишних хлопот. Его любимым местом был китайский дом терпимости на Восьмой улице, называвшийся «Пансионат благородных девиц». В середине восьмидесятых Уин частенько устраивал у себя на квартире пирушки, которые его приятели называли «восточные ночи»; провизию поставлял ресторан «Ханан Гарден», а девиц — «Пансионат». Уин не испытывал к женщинам нежных чувств и не доверял им. Ему вполне хватало шлюх. Он нипочем не позволил бы себе привязаться к женщине, а проститутки этого и не требовали. Их можно было использовать и выбросить на помойку.
Майрон сомневался, что Уин продолжает организовывать подобные оргии, особенно теперь, когда дурные болезни превратились в смертельную опасность. Они с Уином никогда не говорили об этом.
— Славное место, — пробормотал Майрон. — Очень колоритное.
Эсперанса кивнула.
У ночного клуба с громкой музыкой, от звуков которой, казалось, трясется асфальт, они столкнулись с подростком неясного пола с ярко-зелеными волосами, торчавшими во все стороны, словно шипы на голове статуи Свободы. Со всех сторон блестели цепочки и серьги, мелькали татуировки, вокруг сновали мотоциклы, доносились призывные вопли проституток: «Эй, красавчик!» Лица сливались в сплошную массу, словно мусор на свалке, а весь квартал напоминал грязную пародию на карнавальный праздник.
Над входом клуба висела вывеска с надписью «Трах-клуб» и эмблемой в виде кулака с поднятым средним пальцем. На черной доске было выведено мелом:
ВЕСЕЛАЯ НОЧКА НА БОЛЬНИЧНОЙ КОЙКЕ!
ОЖИВШИЕ БИНТЫ И ПОВЯЗКИ
ВЫСТУПАЮТ МЕСТНЫЕ РОК-ГРУППЫ
«ПЭП-МИКСТУРКА»
И «РЕКТАЛЬНЫЙ ГРАДУСНИК»!
Майрон заглянул внутрь. Люди в клубе не танцевали — они подпрыгивали и опускались на пол, прижав руки к бокам и безжизненно тряся головами, словно у них вместо шей действительно были клистирные трубки. Взгляд Майрона выхватил из толпы впавшего в экстаз юнца лет пятнадцати с длинными волосами, прилипшими к потному лицу. Музыка напоминала визг свиней на бойне, да и само зрелище наводило на мысль о переполошившемся скотном дворе.
— Фотостудия в соседнем доме, — сообщила Эсперанса.
Здание представляло собой не то полуразрушенный жилой дом, не то маленький склад. Проститутки торчали из окон, словно игрушки на рождественской елке.
— Здесь, что ли? — спросил Майрон.
— Третий этаж, — уточнила Эсперанса.
Казалось, окружающее нимало не смущает ее, впрочем, это и неудивительно, если учесть, что она выросла в местах, ничуть не лучше этого. Лицо Эсперансы оставалось непроницаемым. Она никогда не проявляла слабость, зато частенько вспыхивала как порох. За все время их знакомства Майрон ни разу не видел в ее глазах слез. А вот Эсперанса не могла бы сказать этого о нем.
Майрон подошел к крыльцу. В этот момент из подъезда выплыла ожиревшая проститутка в одеянии, напоминавшем оболочку сардельки. Лизнув губы, она объявила:
— Неземные наслаждения за пятьдесят баксов.
Майрон сделал над собой усилие, чтобы не закрыть глаза.
— Нет, — мягко ответил он, отвернувшись. Он с радостью произнес бы мудрые слова, которые переродили бы толстуху и заставили ее изменить свою жизнь, но вместо этого пробормотал лишь: — Извините, — и торопливо шагнул мимо.
Толстуха пожала плечами и отвернулась.
В подъезде было не протолкнуться. Лестничные пролеты были запружены людьми. Почти все они то ли пребывали в бессознательном состоянии, то ли были мертвы. Майрон и Эсперанса осторожно пробрались между телами. В коридорах на них обрушилась какофония звуков. Казалось, что здесь играют все рок-группы мира — от Нила Даймонда до «Пэп-микстурки». К тому же беспрерывно раздавались звон стекла, крики, ругань, детский плач. Адский оркестр.
На третьем этаже Майрон и Эсперанса вошли в комнату, отделанную зеркалами. Развешанные тут и там фотографии, даже если не обращать внимания на хлысты и наручники, не оставляли ни малейших сомнений в том, что они пришли туда, куда надо. Майрон нажал дверную ручку и приоткрыл дверь, ведущую в глубь помещения.
— Подожди меня здесь, — велел он спутнице.
— Хорошо.
Майрон заглянул в смежную комнату.
— Эй! — окликнул он.
Никто не ответил, но из соседней комнаты послышалась музыка. Что-то вроде калипсо.[5] Майрон шагнул внутрь
Студия удивила его своим великолепием. Здесь царили чистота и яркий свет, льющийся из похожего на белый зонтик светильника. Такие можно увидеть в любой фотомастерской. В разных местах комнаты стояли камеры на штативах, а у стен размещались прожекторы со стеклами самых разных цветов.
Впрочем, в первый момент Майрон был поражен отнюдь не оборудованием студии, а голой девицей, восседавшей на мотоцикле. Объективно говоря, женщина была не совсем обнажена — на ней были черные ботинки. Но ничего более. Вряд ли любая из знакомых Майрону женщин согласилась бы одеваться подобным образом, но на этой девице ботинки выглядели совсем неплохо. Она была поглощена чтением журнала «Нэшнл сан», который был открыт на статье с заголовком: «Шестнадцатилетний мальчик становится бабушкой». М-да. Майрон подошел ближе. У девицы были огромные груди, как у Расс Мейер, однако под ними виднелись следы шрамов. Искусственная плоть, порождение моды восьмидесятых годов.
5
Танцевально-песенный жанр афро-американского фольклора Вест-Индских островов