Страница 24 из 29
По широко распространенному народному мнению, преображение русских — дело не сложное, хотя и болезненное. Державная идея перво-наперво должна объявить пьянство скрытой формой национального предательства. Только такая формула, по мнению многих, ныне пьянствующих, способна подвигнуть их к трезвости или хотя бы к умеренности в питии. Было б ради чего не пить — говаривают. Ради державы да под угрозой остракизма — стоит попробовать. К тому же если при “горячем” деле, так, пожалуй, и не до того будет…
С прочими народными язвами — проституцией, наркоманией, сексуальными извращениями и даже с воровством в его простейших формах — управиться легче, хотя без перегибов не обойтись. Поскольку возрождение державы видится делом, не менее тяжким, чем, положим, победа в прошлой Отечественной войне, то “сурово брови мы насупим”, как пелось в песне предвоенных лет, и будем “без сантиментов” чистить себя под хозяина, а страну от нечисти.
Следующая проблема после первых успехов внутреннего оздоровления (именно следующая, а не одновременная) — активное государственное попечение над территориями так называемого ближнего зарубежья с преобладающим русским населением, денонсация, хотя бы и в одностороннем порядке, Беловежских соглашений; долговременная программа воссоединения волюнтаристски отторгнутых территорий всеми средствами, каковыми способна располагать вновь ставшая великой русская держава.
А за всеми вышеперечисленными действиями и намерениями, за всеми прочими, не названными по причине их множества, как опорная стена, должно присутствовать в каждом всерьез рассердившемся русском уверенность в том, что нет такой силы в мире, какая могла бы помешать ему возрождать свое государство. Экономически самодостаточному, не страшны ему никакие бойкоты, а наличие ядерного оружия — гарантия от агрессии “всего прогрессивного человечества”, понимающего, что никаких “малых войн” с нами быть не может, может быть только одна “большая” и без победителей.
НЕСКОЛЬКО СЛОВ о “хозяине”. Редчайше и с большой долей сомнения и неуверенности в этой роли видят царя. Чаще “военного”, а последнее время некоего, еще вообще не знаемого. В дни последнего “предвыборья” возникало имя А. Лебедя, явившего народу суровую немногословность и таинственную многообещаемость. В. Жириновский в кампании растерял своих воздыхателей, потому что отчего-то надумал доказывать, что он “не верблюд”, что хороший семьянин и вообще — как все. Но таковой-то он как раз никому и не нужен. Ранее расхожие исторические аналогии практически исчезли с уст: Пиночет, Франко, де Голль — нет, сегодня они ниже той планки, которую воображает народное сознание для будущего спасателя земли русской. О Православии говорится лишь как о сопутствующем факторе — по-другому и не может быть в стране преобладающего атеизма. Коммунистов же в роли спасателей видят только коммунисты.
Народ ждет, и потому фактически безмолвствует.
ПОСЛЕДНЯЯ ФРАЗА заведомо не точна, ибо никакое, даже суперпрофессиональное социологическое исследование, не способно определить, какая часть народонаселения России мыслит сегодня таким образом, каковой я старался добросовестно изложить. Уверен в одном: что часть эта будет возрастать в геометрической прогрессии по мере дальнейшей демонстрации властью своего бессилия.
Не знающий КАК и пребывающий в отчаянии от собственного бессилия, сам я с типичным интеллигентским трепетом предчувствую миг, когда скажу себе тихо, но в унисон с массами: да будет так! Пусть придет дерзкий и возьмет за шиворот…
Владимир Бондаренко НОВОЕ РУССКОЕ КИНО
КАК ИЗВЕСТНО, ПЕРЕСТРОЙКА у нас началась с Дома кино, этого оплота радикальной демократии. Как известно, на Съезде кинематографистов освистали нашего величайшего кинорежиссера Сергея Бондарчука, а заодно и других крупнейших лидеров советского кино. Досталось даже Никите Михалкову за его поддержку Бондарчука…
Началось десятилетнее царство крутой чернухи, порнухи и оголтелых антисоветских агиток. Все эти “Маленькие Веры”, все эти “Такси-блюз”, все эти Мамины и Соловьевы очень быстро надоели нашему зрителю. Кинотеатры катастрофически опустели еще и потому, что отечественное кино, кроме аллергии, ничего не вызывало. Вдруг оказалось, что пляска на гробах своей истории не интересует никого и на Западе. Советское кино было одним из уважаемых в мире. Несмотря на все идеологические противостояния, на всех крупнейших кинофестивалях принимали участие советские мастера кино. Несмотря на весь свой оголтелый мазохистский антисоветизм, перестроечное кино не допускалось ни на один международный кинофестиваль. Вместо создания киноработ Элем Климов, Сергей Соловьев и прочие кинореволюционеры совместно с Юлием Гусманом и Марком Рудинштейном занялись производством кинофестивалей: сочинских, ялтинских и других… Если не пускают в Канны, погуляем хотя бы в Сочах — вот лозунг провалившегося кинодесятилетия. Пожалуй, один Никита Михалков и представлял на международном уровне современное отечественное кино. Это было воистину — время Михалкова. Никакой серьезной конкуренции. После Бондарчука он и стал следующим обладателем российского “Оскара”. Тогда же в этой пустоте и чернушной вакханалии серьезно заявил о себе фестиваль славянских и православных фильмов, который организовал Николай Бурляев… На просторах “Мосфильма” и “Ленфильма” гулял ветер. Многие кинорежиссеры просто замолчали, не зная, что делать, зачем делать? Отечественное кино оказалось “бывшим”. Или, как верно подметил герой фильма Владимира Бортко “Цирк сгорел, и клоуны разбежались” замолчавший кинорежиссер Николай Худокормов, которого играет Николай Караченцев, все они — бывшие кинодраматурги, кинорежиссеры, бывшие артисты, клоуны, писатели — оказались “за чертой”. За чертой новой жизни. Это как целые социальные слои оказались ненужными и бывшими в семнадцатом году, так и ныне — те же самые слои интеллигенции оказались невостребованными. Самое парадоксальное в том, что произошел обвал прежде всего той интеллигенции, которая готовила и воспевала перестройку. Еще никто не анализировал состав пострадавших и “опущенных” за годы перестройки. Это не партноменклатура, которая легко пересела с “чаек” и черных “волг” на “мерседесы” и “вольво”, вывески обкомов и горкомов сменила на вывески губернаторов и мэров. Это не асы из КГБ и не директора заводов… даже рабочие и крестьяне, потерявшие состояние стабильности, не потеряли свои руки и живут в полуфеодальном состоянии натуральным хозяйством… Это не чиновники и бюрократы, лишь усилившие свою власть. Все потеряла прежде всего интеллигенция, жившая за счет государства. Кончилось государственное меценатство, кончились субсидии на культуру, на кино и музеи, на журналы и библиотеки… Бывшие властители дум размазывают сопли и мечтают о новом хозяине… Но наш цирк сгорел, и клоуны разбежались кто куда. Старое кино тоже оказалось “за чертой”.
Символичным оказался недавний съезд кинематографистов, когда все эти “бывшие”, когда-то дружно освиставшие Бондарчука и Михалкова, призвали на трон того же Никиту Михалкова, униженно принимая все его ультиматумы…
Тем временем менялось и отношение к советскому кино. Везде замелькали рубрики: “старое кино”, “старые фильмы”, “старые песни о главном”… От “Веселых ребят” до “Белого солнца пустыни”, от “Десяти негритят” до “Тени исчезают в полдень” — все стало приниматься на “ура”. Вдруг по-новому зазвучала фраза “советское — значит, отличное”… Пудовкин, Панфилов, Параджанов, Тарковский, Бондарчук, Александров, Пырьев, Шукшин — обрели новое качество. “Бывшими” оказались именно перестройщики с вечной фигой в кармане. На мастеров советского кино стали смотреть, прежде всего, как на блестящих художников, обозначивших целую эпоху в мировом кино… Постепенно, отодвигая чернушную пустоту, учась именно у мастеров старой школы, стали появляться новые киноработы. Большинство новых имен, но кто-то уцелел из среднего поколения, изрядно переболев и нигилизмом, и гласностью… За этот период страна уже, к счастью, объелась американским кино и с интересом присматривалась к новым отечественным фильмам…