Правда жизни

– Скажи-ка, Кэсси, отец к тебе не приходил? – спросила Марта.

– Не хочу я больше об этом, я тебе о Фрэнки говорю…

– Нет, дочка, ты мне все-таки скажи! – если нужно, Марта могла и прикрикнуть. – Сегодня его видела?

– В той комнате он, газету читает.

– С каких пор он снова стал к тебе приходить?

– С прошлой недели. Марта вздохнула.

– Кэсси, твой отец умер. Его давно нет. – Она постучала себя по носу. – Заруби себе это вот тут.

– Что я могу поделать – он приходит и все, – надулась Кэсси.

– Можешь, дочка. В глаза смотри, когда с тобой разговаривают. Захочешь – перестанет приходить!

– Господи, мама, ну скажи, нормально это – жить мальчишке в такой обстановке?

Бити приехала погостить из Оксфорда, получив письмо от матери. Бити и Бернард продолжали жить вместе не регистрируясь, об официальном браке даже не заговаривали.

Ей уже рассказали о том случае со свечами и о пожаре в спальне Фрэнка. Эвелин и Ину винить было не в чем, но все, как всегда, старались выгородить Кэсси.

– Он у них и чист и сыт, и присмотрят всегда за ним. Такая подмога Кэсси. Чего еще надо?

– Бити, он там как у Христа за пазухой, – защищала Кэсси сестер, которые рук не покладали, лишь бы угодить Фрэнку. – Правда.

– Не сомневаюсь. Только, говорят, парень теперь в сеансах участвует? На колдуна учится?

– У них это не «сеансы» называется.

– Неважно, как там оно у них называется. Чушь все это!

– Чушь? Ну да, чушь. – Марта раскурила трубку и вздохнула. Бити теперь разговаривала непривычно резко. Не то чтобы зло, но раздраженно, как будто все она знала лучше, чем другие. Марта взяла с каминной полки кошелек и выудила из него несколько монет.

– Кэсси, не в службу, а в дружбу. Сбегай за табаком, а?

– Мам, у тебя же есть пачка!

– Купи еще одну.

Кэсси не проведешь. Она понимала – ее отсылают, чтобы Марта и Бити могли спокойно перемыть ей кости. Но что делать – она встала и пошла.

– И чтоб не допоздна! – крикнула Марта ей вдогонку.

– Он же умный мальчик, – начала Бити, когда Кэсси ушла. – Его воспитание нужно поставить на научную основу. А не мусором голову забивать. По-научному нужно подойти.

«Научный» – это словечко стало у Бити любимым. Бернарду тоже нравилось ввернуть его при случае, когда бывал у них. «Научным» у них был социализм. Чей-нибудь довод отметался как «ненаучный». Будущее должно было строиться «по-научному». Детей следовало растить «на научной основе». Никто из родни не решался спросить, что под этим имеется в виду, – боялись длинных объяснений. Одно было ясно – у нынешних воспитателей Фрэнка этой самой «научности» недостает, и это не давало Бити покоя.

– В следующем месяце Фрэнк в школу пойдет, – сообщила Марта Бити. – Ив с Иной обещали все ему купить.

– Лишь бы сплавить ребенка! – фыркнула Бити. – Разве это образование? Засовывают туда детей, чтобы и женщин на работу отправить.

– А я-то думала, мы как раз этого и хотим, – сухо отозвалась Марта.

– Ну конечно, хотим! – вспыхнула Бити. – Но только за нормальную зарплату, и чтобы права были такие же, как у мужчин. А то угробили капиталисты войнами своими целое поколение, а теперь – женщины, идите пахать за всех! Говорят нам: «Плечом к плечу, за дело!» – только хотят, чтобы плечо мы подставляли, а дела они свои обстряпывают.

Обычно, выдав такую тираду, Бити складывала на груди руки и откидывалась на спинку стула.

Марте в общем нечего было возразить, но таких речей она от Бити уже вдоволь наслушалась.

– Знаешь, мы все-таки хотим, чтобы Фрэнки переехал к нам, в Оксфорд. Когда угодно. Мы бы и учили его у нас в коммуне. Каждый по очереди. Лучшие умы страны могли бы стать у Фрэнки учителями.

Марта закусила трубку:

– Если вам так хочется забрать парня, отчего вы сами ребеночка не заделаете?

Повисло враждебное молчание. Наконец Бити сказала:

– На Кэсси ведь снова затмение находит, так? Ты поэтому меня позвала?

– Да, Бити, опять начинается. И чем старше парнишка, тем больше я за него беспокоюсь. Мало ли чего она еще натворит.

– Ты только скажи, и мы заберем его в Оксфорд. Ты ведь за этим меня вызвала?

– Нет, – ответила Марта, – не за этим.

Бити не нравилось то, что предложила Марта. Не часто она вступала в противостояние с матерью, но независимый ум и могучий дух протеста, пробудившийся в ней за время проживания в оксфордской коммуне, заставляли ее предполагать, что в некоторых вопросах она понимает больше других. Так в ее сердце началась борьба за спасение Фрэнка – а Бити была убеждена, что мальчика нужно спасать, – от мракобесов, слетавшихся к нему, словно воронье. Эта борьба могла привести к глубокому разладу в семье, разладу, которого Бити, конечно же, не хотела. Но разве могла она предвидеть эту мощь пока не понятных, но напористых сил, борющихся между собой за право выковывать душу юного Фрэнка?

Бити руководили исключительно добрые намерения, идеи прогресса и совершенствования. Ее огорчало, что Фрэнка передают из рук в руки от одной сестры к другой, как будто так и надо. Ей досадно было думать, что его воспитание и образование складываются из каких-то обрывков. Она знала, что в мире все находится в потенциальном состоянии и что потенциал можно сделать реальностью, только если крепко ухватишь события жизни и силой направишь их в нужное русло. Она доказала это собственной жизнью, пройдя путь от фабричной рабочей до студентки прославленного учебного заведения, которое окончила с отличием. Теперь она знала: главное – чтобы у тебя были возможности, а такие люди, как она, ее родные, малыш Фрэнк, всегда были этих возможностей лишены. Беда в том, что сестры ее редко сходились с ней во взглядах. Они считали, что у них жизнь удалась, просто потому что она как-то сложилась. А это не одно и то же.

Судьба. Это понятие – судьба, кровожадно клацающая зубами в поисках куска мяса, – держало ее сестер в своей пасти.

Но Бити изучала судьбу в университете. Она заглянула ей в самую глотку. Она знала, что по-гречески это слово означает «то, что написано» [20]. И Бити поняла, что «то, что написано» полностью определялось тем, кто диктовал пишущему. Так создавалось законодательство, писалась история, так распространялись идеи и ценности. Бити решила коснуться чистой страницы Фрэнковой жизни своим пером.

– Вот не ждали вас сегодня! – Ив искренне обрадовалась, увидев на пороге Бити и Кэсси. – А где же Бернард?

Кэсси и Бити прошли в переднюю – там в объятья Кэсси бросился Фрэнк. Бити втянула носом воздух, пропитанный запахом воска и ароматической смеси из сухих лепестков.

– Остался в Оксфорде. Работа. Я только на выходные. Мы с Кэсси решили свозить Фрэнка в город посмотреть, чего там нового.

– Попейте чайку сначала. – Ина, сильно щурясь, посмотрела на Бити сквозь очки в черепаховой оправе.

– Вот вернемся, тогда и попьем все вместе. Ничего, что мы его забираем?

Ив с Иной переглянулись. По правде говоря, сестры были рады избавиться от Фрэнка на пару часов. Они долго и шумно обсуждали, нужно ли ему надевать пальто.

Кэсси и Бити вели Фрэнка по Тринити-стрит к Бродгейту. В пальто Фрэнк взопрел. Бити, как всегда, не шла, а неслась. Чтобы не отстать от нее, Фрэнку приходилось бежать вприпрыжку. Его матери тоже трудно было передвигаться на такой скорости. Еще он заметил, что говорит почти все время одна тетя Бити, а мать лишь улыбается и поддакивает, хотя на самом деле все пропускает мимо ушей.

Фрэнк знал, что мать в Бити души не чает. Бити была любимой сестрой Кэсси, да и его любимой тетей, почти наравне с Юной. Но вот слушать тетю Бити – мука мученическая. Фрэнк пытался уследить за ходом ее мысли, но ему почти ничего не удавалось уловить. Похоже, Бити что-то очень злило – не настолько, правда, чтобы это испортило ей день, чтобы с кем-то ругаться, – нет, она, как и прежде, смеялась, на лице ее все так же расцветала очаровательная улыбка – будто спичка вспыхивала. Нет, она сердилась как-то в общем – и солнце не так ярко светит, как надо, и ветер не в ту сторону дует.

20

Характерная для писателя оговорка. На самом деле латинское слово fatum обозначает «то, что сказано».