Страница 5 из 6
— Верно, — сказал мистер Пауэр.
— Никаких роскошеств, — сказал мистер Фогарти.
Он сделал особое ударение на этом слове и выпил с серьезным видом.
— Помню, я как-то читал, — сказал мистер Каннингем, — что одно из стихотворений папы Льва было об изобретении фотографии — по-латыни, разумеется.
— Фотографии! — воскликнул мистер Кернан.
— Да, — сказал мистер Каннингем.
Он тоже отпил из своего стакана.
— Да, как подумаешь, — сказал мистер Мак-Кой, — разве фотография — не замечательная штука?
— Конечно, — сказал мистер Пауэр, — великим умам многое доступно.
— Как сказал поэт: «Великие умы к безумию близки»[11], — заметил мистер Фогарти.
Мистер Кернан был, казалось, чем-то обеспокоен. Он старался вспомнить какое-нибудь заковыристое положение протестантского богословия; наконец он обратился к мистеру Каннингему.
— Скажите-ка, Мартин, — сказал он, — а разве не правда, что некоторые из пап — конечно, не теперешний и не его предшественник, а некоторые из пап в старину — были не совсем... знаете ли... на высоте?
Наступило молчание. Мистер Кэннингем сказал:
— Да, разумеется, были и среди них никудышные люди... Но вот что самое поразительное: ни один из них, даже самый отчаянный пьяница, даже самый... самый отъявленный негодяй, ни один из них никогда не произнес ex cathedra[12] ни одного слова ереси. Ну, разве это не поразительно?
— Поразительно, — сказал мистер Кернан.
— Да, потому что, когда папа говорит ex cathedra, — объяснил мистер Фогарти, — он непогрешим.
— Да, — сказал мистер Кэннингем.
— А-а, слыхал я о непогрешимости папы. Помню, когда я был помоложе... Или это было?..
Мистер Фогарти прервал его. Он взял бутылку и подлил всем понемногу. Мистер Мак-Кой, видя, что на всех не хватит, начал уверять, что он еще не кончил первую порцию. Раздался ропот возмущения, но вскоре все согласились и замолчали, с удовольствием вслушиваясь в приятную музыку виски, льющегося в стаканы.
— Вы что-то сказали, Том? — спросил мистер Мак-Кой.
— Догмат о непогрешимости папы, — сказал мистер Кэннингем, — это была величайшая страница во всей истории церкви.
— А как это произошло, Мартин? — спросил мистер Пауэр.
Мистер Кэннингем поднял два толстых пальца.
— В священной коллегии кардиналов, архиепископов и епископов только двое были против, тогда как все остальные были за. Весь конклав высказался единогласно за непогрешимость, кроме них. Нет! Они не желали этого допустить!
— Ха! — сказал мистер Мак-Кой.
— И были это — один немецкий кардинал, по имени Доллинг... или Доулинг... или...[13]
— Ну, уж Доулинг-то немцем не был, это как пить дать, — сказал мистер Пауэр со смехом.
— Словом, один из них был тот знаменитый немецкий кардинал, как бы его там ни звали; а другой был Джон Мак-Хейл[14].
— Как? — воскликнул мистер Кернан. — Неужели Иоанн Туамский?
— Вы уверены в этом? — спросил мистер Фогарти с сомнением. — Я всегда думал, что это был какой-то итальянец или американец.
— Иоанн Туамский, — повторил мистер Каннингем, — вот кто это был.
Он выпил; остальные последовали его примеру. Потом он продолжал:
— И вот они все собрались там, кардиналы, и епископы, и архиепископы со всех концов земли, а эти двое дрались так, что клочья летели, пока сам папа не поднялся и не провозгласил непогрешимость догматом церкви ex cathedra. И в эту самую минуту Мак-Хейл, который так долго оспаривал это, поднялся и вскричал громовым голосом: «Credo!»
— «Верую!» — сказал мистер Фогарти.
— «Credo!» — сказал мистер Каннингем. — Это показывает, как глубока была его вера. Он подчинился в ту минуту, когда заговорил папа.
— А как же Доулинг?
— Немецкий кардинал отказался подчиниться. Он оставил церковь.
Слова мистера Каннингема вызвали в воображении слушающих величественный образ церкви. Их потряс его низкий, хриплый голос и произнесенные им слова веры и послушания. Вытирая руки о фартук, в комнату вошла миссис Кернан и оказалась среди торжественного молчания. Боясь нарушить его, она облокотилась на спинку кровати.
— Я как-то раз видел Джона Мак-Хейла, — сказал мистер Кернан, — и не забуду этого до самой смерти.
Он обратился за подтверждением к жене:
— Я ведь рассказывал тебе?
Миссис Кернан кивнула.
— Это было на открытии памятника сэру Джону Грею. Эдмунд Двайер Грей[15] произносил речь, нес какую-то околесицу, а этот старик сидел тут же, знаете, такой суровый, так и сверлил его глазами из-под косматых бровей.
Мистер Кернан нахмурился и, опустив голову, как разъяренный бык, так и впился глазами в жену.
— Господи! — воскликнул он, придав своему лицу обычное выражение. — В жизни не видел, чтобы у человека был такой взгляд. Он точно говорил: «Я тебя насквозь вижу, сопляк». Ну прямо ястреб.
— Никто из Греев гроша ломаного не стоил, — сказал мистер Пауэр.
Снова наступило молчание. Мистер Пауэр повернулся к миссис Кернан и сказал с внезапной веселостью:
— Ну, миссис Кернан, мы тут собираемся сделать из вашего супруга такого благочестивого и богобоязненного католика, что просто загляденье.
Он обвел рукой всех присутствующих.
— Мы решили все вместе исповедаться в своих грехах, и видит бог, нам бы давно не мешало это сделать.
— Я не возражаю, — сказал мистер Кернан, улыбаясь несколько нервно.
Миссис Кернан решила, что разумней будет скрыть свое удовольствие. Поэтому она сказала:
— Кого мне жаль, так это священника, которому придется тебя исповедовать.
Выражение лица мистера Кернана изменилось.
— Если ему это не понравится, — сказал он резко, — пусть он идет... еще куда-нибудь. Я только расскажу ему свою скорбную повесть. Не такой уж я негодяй.
Мистер Кэннингем поспешно вмешался в разговор.
— Мы все отрекаемся от дьявола, — сказал он, — но не забываем его козней и соблазнов.
— Отыди от меня, сатана![16] — сказал мистер Фогарти, смеясь и поглядывая на всех присутствующих.
Мистер Пауэр ничего не сказал. Он чувствовал, что все идет, как он задумал. И на его лице было написано удовлетворение.
— Всего-то и дел, — сказал мистер Кэннингем, — постоять некоторое время с зажженными свечами и возобновить обеты, данные при крещении.
— Да, главное, Том, — сказал мистер Мак-Кой, — не забудьте про свечу.
— Что? — сказал мистер Кернан. — Мне стоять со свечой?
— Непременно, — сказал мистер Кэннингем.
— Нет уж, знаете, — сказал мистер Кернан возмущенно. — всему есть предел. Я исполню все что полагается, по всем правилам. Буду говеть, и исповедоваться, и... и все, что там полагается. Но — никаких свечей! Нет, черт возьми, все что угодно, только не свечи!
Он покачал головой с напускной серьезностью.
— Нет, вы только послушайте! — сказала его жена.
— Все что угодно, только не свечи, — сказал мистер Кернан, чувствуя, что произвел на аудиторию должное впечатление, и продолжая мотать головой из стороны в сторону. — Все что угодно, только не этот балаган!
Друзья от души рассмеялись.
— Вот полюбуйтесь, нечего сказать — примерный католик! — сказала его жена.
— Никаких свечей! — упрямо повторил мистер Кернан. — Только не это!
Иезуитская церковь на Гардинер-Стрит была почти полна, и тем не менее каждую минуту боковая дверь открывалась, кто-нибудь входил и шел на цыпочках в сопровождении послушника по приделу, пока и для него не находилось место. Все молящиеся были хорошо одеты и вели себя чинно. Свет паникадил падал на черные сюртуки и белые воротнички, среди которых пятнами мелькали твидовые костюмы, на колонны из пятнистого зеленого мрамора и траурные покрывала. Вошедшие садились на скамьи, предварительно поддернув брюки и положив в безопасное место шляпы. Усаживались поудобней, благоговейно взглянув на далекий красный огонек лампады, висевший перед главным алтарем.
11
Правильно: «Великие умы к безумию склонны» — строчка из политической сатиры английского поэта, драматурга и критика Джона Драйдена (1631— 1700) «Авессалом и Ахитофель» (1681), где прославляется монархия. Ирония Джойса в том, что ирландец, который хочет казаться либеральным и просвещенным, вспоминает именно это произведение Драйдена.
12
Букв.: с кафедры (лат.). По католической догматике, когда папа проповедует ex cathedra, он непогрешим. Это положение было утверждено Ватиканским собором 1870 г.
13
Иоганн Доллингер (1799—1890) не был кардиналом и участником Ватиканского собора 1870 г. Священник, политический деятель, историк-богослов, он активно выступал против доктрины о непогрешимости папы. Это привело к тому, что в 1871 г. он был лишен сана.
14
Джон Мак-Хейл (1791—1881), Иоанн Туамский, ирландский архиепископ из Туама, участник борьбы ирландцев за независимость. Был противником доктрины о непогрешимости папы, но когда она тем не менее была утверждена как догмат Ватиканским собором, подчинился решению и официально проповедовал непогрешимость папы.
15
Джон Грей (1816—1875), ирландский патриот, издатель, государственный деятель, немало сделавший для благоустройства Дублина; его сын Эдмунд Двайер Грей (1845—1888), политический деятель, как и отец, умеренный сторонник гомруля.
16
Несколько искаженные евангельские слова (Еванг. от Матфея, 4, 10). Правильно: «Отойди от меня, Сатана» — последние слова Иисуса после искушения в пустыне.