Страница 87 из 104
Может быть, оценки о. Льва и других критиков Московской Патриархии советского периода очень уж категоричны, но ясно одно: все мы, прихожане храмов Московской Патриархии, должны сознавать, что без покаяния в грехе, который исторически получил наименование «сергианского», наша Церковь как минимум лишается всякого нравственного авторитета.
Сложно сказать, насколько «чистые» ризы Русская Православная Церковь сохраняет вне пределов России, за границей, вынужденная вступать в отношения с прямо антихристианскими властителями Запада, и в разрозненных катакомбных группах у нас на Родине. Для нас главное, что Православие сохраняется в душах многочисленных русских людей, а значит — надежда на Воскрешение в России Поместной Церкви Божиим Промыслом у нас не отнята.
Все эти прискорбные факты Церковной истории после злосчастного 1917 года приведены здесь не для того, чтобы люди валом уходили из Церкви. Отнюдь нет. Болезнь Церкви, если она не смертельна, а этого и быть не может, — просто сигнал для нас начать покаянный Крестный ход нравственного очищения. И ход этот надо начинать изнутри, из души каждого отдельного человека. Неустроение нашей церковной жизни, грехи и проблемы не решат за нас те, кто вне Церковной ограды. Их решим мы, объединившись в нерушимое орденское братство верных истинному Православию.
При всех зловещих предзнаменованиях конца Вера наша и надежда на кратковременное воскресение России не могут быть тщетными. Наш современник, замечательный православный мыслитель М.В. Назаров справедливо отмечает: сам факт того, что Россия даже в таком истерзанном и больном виде еще является субъектом истории наших предпоследних времен, доказывает нам, что миссия русского народа-Церкви и, соответственно, Поместной Русской Православной Церкви до сих пор не исчерпана. В случае синергии, нашего духовного катарсиса и Благодатной помощи Всевышнего, по предсказаниям духоносных отцов, Россия может воскреснуть и восстать из гроба, как Лазарь Четверодневный.
Но катарсис наш немыслим без оздоровления изнутри Церкви, которая в тяжелейшие сталинские годы репрессий через полное признание большевицкого режима получила от Бога, по слову Апостола, «действие заблуждения», так что «стали верить лжи». И как это ни больно, но нельзя не сказать и о том, как многие «верующие» прихожане относятся к этой серьезной проблеме.
Дадим еще раз слово отцу Льву Лебедеву — тому, кто выстрадал эту тему всей своей подвижнической жизнью и имеет право говорить открыто и жестко, на что мы сами не дерзаем, дабы не обидеть ненароком верных: «…они вполне довольствуются видимостью вместо реальности, обозначением вместо совершения, внешностью, а не сущностью. Прошедшие сами школу комсомольско-партийно-общественного советского оборотничества, когда на людях — одно, а в мыслях (и тайных делах) — другое, и привыкшие думать, что «так и надо», они вполне приемлют государство-оборотень, церковь-оборотень, оборотня епископа или священника. Для таких «верующих» важно лишь, чтобы оборотничество было достаточно точным, то есть чтобы все, делаемое в «патриархии», изображалось, обозначалось в соответствии с внешним православным чином, уставом. Чин, обряд стали центром веры. Принадлежность к православному обряду сделалась главным и, пожалуй, единственным условием «спасения в Бозе» (через Церковь) в глазах верующих «совков», не желающих и слушать о том, что такое «спасение» может оказаться мнимым». Этим объясняется прискорбный факт в нашей новейшей истории, который нас значительно отдалил от действительного возрождения.
На рубеже 1990 года состоялось историческое решение Архиерейского Собора Русской Православной Церкви за границей о приеме под свой омофор всех тех в СССР, кто не желает оставаться в отступнической и еретической «советской церкви». В это время вышли из подполья чудом сохранившиеся общины истинных и ложных катакомбников, но массового обращения русских людей к Зарубежной Церкви не произошло. Подавляющее большинство верующих и сейчас считает за честь сохранять верность Московской Патриархии. Впрочем, последняя тенденция на сближение Патриархии и «зарубежников» снимает этот вопрос, но не отменяет главной проблемы — нравственного здоровья нашей Церкви. Грех «сергианства» волей-неволей сделал Патриархию времен СССР духовным соучастником большевизма, покаяния в чем мы соборно и церковно не принесли. Этот же наследственный грех долгое время не позволял пастырям возвысить свой голос в защиту исчезающего русского народа, не позволяет зачастую и сейчас смело вставать в оппозицию властям, когда это диктуется нравственно осознанной необходимостью.
Все, кому не безразлична судьба русского народа, долгое время полагали, что Русская Зарубежная Церковь — это единственная Поместная Русская Православная Церковь. Последние события в Руси Зарубежной не позволяют нам более столь оптимистично взирать и на эту церковную юрисдикцию. В лоне Московской Патриархии были и есть еще вполне искренне обратившиеся к Богу люди и сердцем страдающие за паству владыки и батюшки. Будучи зачастую в меньшинстве в своем подвижническом рвении, они немногое могут сделать, хотя и проявляют порой образцы гражданского мужества, подвижничества и самоотвержения. Но, объединившись, такие люди смогут многое, если не все, даже временно оставаясь на том месте, куда их призвал Господь для подвига стояния в истине. Среди них и должна проводиться орденская работа по духовному объединению, ведь стержнем русской орденской идеи на современном этапе является верность Истинному Православию отцов, даже в условиях всеобщего отступничества от истинных основ веры, что уже было в истории Церкви в Западной Руси.
В современных условиях, когда в России нет Царя, а держава русской государственности таинственно принята Богородицей, в чем верующее сердце верно убеждается, взирая на образ Владычицы «Державной», мы должны руководствоваться Царской волей. С одной стороны, она неотделима от личности самого Государя, но с другой — должна быть исполняема верными и в его отсутствие. В определенном, сокровенном смысле мы вправе рассматривать таинственную Опричнину Царя Иоанна Васильевича как инструмент исполнения его Державной Воли до конца времен. В своем завещании, составленном во время тяжелой болезни, Царь писал: «А что есми учинил опришнину, и то на волю моих детей…» Опричное служение не пресеклось на Руси в момент ее «официального упразднения» в 1572 году. И при последних Рюриковичах, и при первых Романовых Опричнина мыслилась учреждением никак не «спекулятивным», но в высшей степени «оперативным», как это ни покажется парадоксальным современнику. Говоря о ней, мы не хотели бы вызывать у читателя в памяти устойчивый стереотип зловещей организации террора. Об этой организации сегодня написано немало интересных и честных исследований, для нас же важен ее глубинный архетип как совершенно определенной орденской организации, возникшей в лоне Православной традиции.
Для того чтобы полнее определить тот особый монархизм, который должен быть исповедуем истинным православным орденом, мы должны обратиться к замечательным словам современного автора Г. Николаева, приведенным в книге «…И даны будут жене два крыла». В частности, Г. Николаев пишет: «Невозможность (а мы бы даже дерзнули сказать — кощунственность) любых форм политического монархизма — от легитимизма до соборничества — очевидна для каждого, кто вдумается в пророческое обетование о ризе, которая сама придет к Державной иконе. Ибо пока скипетр и держава Русского Царства не сокрыты от предстоящих и молящихся, смысл явления самой иконы — по-прежнему — еще и в том, что русский народ лишен монархической государственности и продолжает в самоослеплении считать себя Верховной властью… С юридической точки зрения, Россия после 2 марта 1917 года (и до сих пор) живет в состоянии непрекращающейся параномии (но не аномии, т. е. беззакония, причем понятого как угодно широко), а Русская Церковь (о какой бы из двух юрисдикций мы ни говорили) — в состоянии параканоничности, имея своим основанием и краеугольным камнем (после февральско-мартовского предательства и апрельской «самоликвидации») отнюдь не Поместный Собор 1917–1918 гг. и даже не кровь новомучеников, но услышанное и исполненное «моление о чаше» Святого Царя, искупившего русский грех и спасшего Виноград сей от неизбежного вырождения в церковь лукавнующих («хамократическую церковь», по бесстрашному выражению о. Павла Флоренского). Историческая Россия невозвратимо мертва, и мы живем не надеждой на ее воскрешение, но чаянием мета-постистории, когда