Двойник (другой перевод)

— Но ведь Годдард-Сити не такой уж большой город, правильно? Не больше ста тысяч жителей. Так в чем же загвоздка?

— Загвоздка в том, что мы не можем признаться в том, что вы… что он, я хочу сказать, похищен. Как только мы справимся с проблемой усыновления, мы сможем спрятать вас, а затем объявить о похищении, будто бы совершенном сразу после церемонии. Городская администрация, конечно, в руках партии Человечества, но им придется сотрудничать с нами, особенно после того, как Усыновление состоится. И это будет самое тесное сотрудничество из всех, какие вам только приходилось наблюдать, так как им захочется найти мистера Бонфорта как можно скорее, пока все Гнезда Кккахграля не накинулись на них и не разнесли этот городишко по камешку.

— Вот как! Я еще очень мало знаю о марсианских обычаях и о психологии марсиан.

— Как и все мы.

— Родж… ммм… А почему вы все так уверены, что он еще жив? Разве для похитителей не было бы лучше… и риска меньше… если бы они его убили? — Тут я вспомнил, как совсем недавно мне самому пришлось убедиться, что если человек решителен, то отделаться от трупа — дело пустяковое.

— Я понимаю, о чем вы говорите. Но это тоже связано с марсианскими представлениями о приличиях (он употребил марсианский эквивалент этого слова). Смерть — единственная простительная причина невыполнения обязательства. Если бы Бонфорта просто убили, марсиане все равно усыновили бы его в своем Гнезде посмертно, а затем Гнездо, а возможно, и все марсианские Гнезда принялись бы мстить за него. Им вообще-то нет дела, пусть хоть вся человеческая раса будет уничтожена или вымрет, но убить того человека, который помешал Бонфорту быть усыновленным при жизни, — это уж дело совершенно иное. Такая ситуация относится к области приличий и обязательств, а они в некоторых отношениях столь автоматически определяют действия марсиан, что в соответствующих случаях о них можно говорить, как об инстинкте. Разумеется, это не инстинкт, поскольку марсиане в высшей степени разумны. Но иногда они совершают дьявольски страшные поступки. — Он нахмурился и добавил: — Иногда я очень жалею, что покинул родной мой Сассекс.

Предупреждающий вой сирены прервал наш разговор и заставил поторопиться к койкам. Дак организовал все чудесно как только мы перешли на режим свободного падения, к нам прибыла ракета-шаттл из Годдард-Сити, и мы — все пятеро перешли на нее, так что все пассажирские места оказались заняты, что опять-таки было результатом тонкого расчета, так как Резидент-Комиссар выразил намерение встретить меня; эту встречу удалось предотвратить лишь письмом Дака, где сообщалось, что нам нужны все пассажирские места на шаттле.

Я надеялся во время спуска получше рассмотреть поверхность Марса, поскольку из капитанской рубки «Тома Пейна» мне удалось повидать ее лишь краешком глаза, ибо предполагалось, что на Марсе я уже бывал неоднократно и демонстрировать туристское любопытство мне не следовало. Но и сейчас я увидел немногое — пилот шаттла развернул ракету так, что мы увидели Марс лишь в момент посадки, да и я все это время был занят надеванием кислородной маски.

Эта проклятая маска чуть было не испортила нам все дело. У меня не было времени с ней попрактиковаться, так как Дак об этом не подумал, а я не предполагал, что она может превратиться в проблему.

В свое время мне приходилось носить и акваланг, и космический скафандр, и я считал, что это примерно то же самое. А оказалось — маска на них совсем не похожа. Модель, которую предпочитал Бонфорт — она называлась «Тихий ветерок», производилась концерном Мицубиси — оставляла рот открытым, а обогащенный кислородом воздух подавался прямо в ноздри — носовой зажим, патрубок в ноздрях, трубки, идущие от каждой ноздри прямо за уши, где на затылке укреплялся смеситель. Я согласен, это превосходное изобретение, позволяющее разговаривать, есть, пить и т.д. прямо в маске, если, разумеется, к ней привыкнуть. Но я бы лично предпочел дантиста, засовывающего свои руки по локоть мне в рот.

Главная трудность овладения системой состояла в том, что нужно было научиться сознательно управлять мускулами рта и глотки.

В противном случае вместо речи получалось что-то вроде свиста кипящего чайника, ибо проклятущая маска работала на принципе разницы давлений.

К счастью, пилот, как только мы надели маски, тут же уравнял давление в каюте с марсианским, что дало мне почти двадцать минут для привыкания. Но был момент, когда я решил, что все кончено из-за простейшего дурацкого приспособления. И тогда я внушил себе, что уже сотни раз надевал эту штуковину, что привык к ней, как к своей зубной щетке. И в конце концов уверовал в это.

Даку удалось избавить нас от присутствия Резидента-Комиссара на борту шаттла, а меня — от разговоров с ним в течение целого часа, но освободиться от него полностью не удалось. Он встретил шаттл в космопорте. Отсутствие времени помешало мне пообщаться с другими людьми, так как я должен был немедленно отправиться в город марсиан. Очень трудно было представить себе, хотя это и истинная правда, что среди марсиан я буду находиться в большей безопасности, нежели среди своих соплеменников. Но еще более странным было ощущение, что находишься на Марсе.

Глава 5

Комиссар Бутройд был, конечно, ставленником партии Человечества, как и весь подчиненный ему аппарат, за исключением чисто технических работников Гражданской службы. Однако Дак уверял меня, что готов поставить шестьдесят против сорока, что Комиссар никакого отношения к заговору не имеет. Дак считал его человеком честным, хоть и глуповатым. И Дак, и Клифтон полагали непричастным к заговору и Верховного Министра Кирогу. Всю вину они возлагали на подпольную террористическую группировку, сложившуюся внутри партии Человечества и называвшую себя «Активисты». Среди последних было немало в высшей степени респектабельных и богатых людей, надеявшихся на получение колоссальных барышей.

Что касается меня, то я не смог бы отличить активиста от аукциониста.

В самый момент приземления, однако, случилось нечто, заставившее меня усомниться в том, действительно ли наш приятель Бутройд так честен и глуп, как полагал Дак. Это была мелочь, но из тех мелочей, из-за которых рушатся самые хитроумные планы заговорщиков.

Поскольку я был Очень Важным Лицом, Комиссар меня встречал.

Поскольку у меня не было никакого официального статуса, кроме звания члена Великой Ассамблеи, и путешествовал я частным образом, то протокольного приема мне не полагалось. Поэтому Комиссар был один, если не считать его адьютанта и девочки лет пятнадцати.

Комиссар был мне знаком по фотографиям, да и знал я о нем вполне достаточно. Родж и Пенни проинструктировали меня очень тщательно. Мы пожали друг другу руки, я спросил, как дела с его синуситом[9], поблагодарил за приятно проведенное время в прошлый приезд на Марс, перекинулся несколькими шутливыми словами с его адъютантом, на что Бонфорт, как известно, великий мастер. Затем повернулся к девочке. Я знал, что у Комиссара есть дети, знал, что одна из них девочка и примерно того же возраста. Но чего я не знал (возможно, этого не знали и Пенни с Роджем), так это того, встречался ли Бонфорт с ней раньше.

Бутройд спас меня:

— Мне кажется, вы не знакомы с моей дочерью Дейрдре? Она заставила взять ее с собой.

Ничто виденное мной на кинолентах, которые я изучал, не давало мне даже намека на то, как Бонфорт обращается с юными девицами, поэтому я принялся действовать так, как, по моему ощущению, должен был бы вести себя вдовец, переступивший за пятьдесят, бездетный, не имевший даже племянницы и, вероятно, никогда в глаза не видавший ни одной девчонки-тинэйджера, но зато обладающий огромным опытом общения с людьми самого разного сорта.

Я принялся обхаживать ее, будто она была вдвое старше. Даже ручку чмокнул. Она зарделась и казалась вполне довольной.

9

Синусит — воспаление придаточных пазух носа (прим. ред.).