Прощай, невинность!

— Почему вы меня боитесь?

— Я не боюсь…

Но она боялась — ох, как она боялась! «Что мне делать, если он вздумает поцеловать меня?..»

Он криво улыбнулся. В глазах мелькнула горечь.

— Наверное, мне не следует вас винить. Но я вам обещаю, Софи, что никогда не причиню вам ни малейшего вреда. Я хочу быть вашим другом.

Последние слова он произнес мягким, почти мурлыкающим тоном. Софи немедленно отреагировала. Ее сердце забилось втрое быстрее, стало трудно дышать, во рту пересохло. Какую дружбу он имеет в виду?..

Софи осторожно посмотрела в его сверкающие голубые глаза. И перед ней всплыла картина слившихся тел, мужского и женского. Мужчиной был Эдвард, а женщиной — она сама. Конечно, в его словах был и другой, более глубокий, скрытый смысл, Сюзанна наверняка посчитала бы так. Но Софи сомневалась, верно ли это, потому что помнила, как добр и мягок он был с ней там, на веранде в Ньюпорте, тем незабываемым вечером. И она не знала, что ей чувствовать сейчас, когда он говорит с такой искренностью, — облегчение или разочарование.

Он пристально глядел ей в глаза.

— Мы друзья, Софи?

Софи задрожала. Она знала, что Эдвард ощущает эту дрожь, потому что щекой она касалась его руки. А если бы он еще чуть-чуть продвинулся вперед, то и колени их соприкоснулись бы.

— Софи?..

Она пыталась найти подходящие слова для ответа, но все казалось ей двусмысленным.

— Конечно, мы друзья, если это то, чего вы хотите. — И она снова покраснела.

Похоже, Эдвард был доволен. Но его следующие слова страшно взволновали Софи и окончательно лишили ее присутствия духа.

— А вы не напишете что-нибудь для меня?

— Что?

— Вы не могли бы написать что-нибудь для меня, Софи? — повторил он.

Она не в состоянии была шевельнуться. И сердце ее вновь бешено заколотилось.

— Напишите хоть что-нибудь, — льстиво-умоляюще проговорил Эдвард. — Что-нибудь, что вам самой захочется.

Софи подумала, что таким тоном ему приходилось говорить не однажды, со многими женщинами, когда он хотел поймать очередную жертву и затащить ее в свою постель. Она вжалась спиной в стену:

— Нет. Не думаю… Нет.

Его улыбка увяла.

— Но почему?

— Это не слишком хорошая идея.

— Отчего же?

Софи и сама не знала. В ней говорил инстинкт, предостерегая ее, не разрешая уступить его просьбе. Может быть, потому, что она находила его совершенно неотразимым, и потому, что ей очень хотелось услышать от него слова одобрения, даже если они не относились бы к ее работе и профессиональному мастерству. И почему-то Софи ощущала, что очень опасно впустить Эдварда в мир своего искусства, — куда более опасно, чем оставаться с ним наедине вот здесь, сейчас… или принять его дружбу.

— Вы слишком многого просите.

— Разве? Вы же написали портрет для мисс Эймс.

— Это не одно и то же.

— Почему?

Софи не нашлась что ответить. Она не могла сказать ему, что мисс Эймс — просто милая, хоть и ворчливая старушка, тогда как Эдвард — сказочный принц, мечта каждой женщины, и к тому же портрет мисс Эймс она написала по настоянию матери, а не по просьбе пугающего, опасного незнакомца-мужчины.

— Я очень занята, — ответила она наконец, хотя язык с трудом повиновался ей: ведь, говоря правду, она в то же время и лгала. — У меня занятия в Академии и этюды, это занимает почти все мое время.

— Понимаю. — Эдвард явно был огорчен, он опустил руку, которой опирался на стену. — Я думал, что, если мы стали друзьями, у вас найдется немножко времени и для меня.

Софи не знала, что думать. А если он и вправду просто вежлив и галантен? Если он вправду хочет стать ее другом? Если они смогут завязать платонические, но теплые и долгие отношения? Софи уже поняла — ей не хочется, чтобы Эдвард исчезал из ее жизни. Он стал частью ее мира, хотя едва успел приблизиться к самому его краешку.

— Почему вы все это делаете? — прошептала она.

— Потому что вы в этом нуждаетесь, — очень мягко ответил он, уверенно глядя ей в глаза. — Я вам нужен, Софи. Вы нуждаетесь в хорошей встряске.

Софи онемела.

И тут вдруг его руки оперлись о стену, по обе стороны головы девушки.

— Вы нуждаетесь в хорошей встряске, — повторил Эдвард, на этот раз грубоватым тоном, и внезапно его бедра коснулись ее бедер. — Отчаянно нуждаетесь.

Софи похолодела. Она ощущала его крепкие, мускулистые ноги и бедра… И ее охватило отчаяние оттого, что это прикосновение вызвало у нее в крови настоящий пожар. Она утонула в сверкающей голубизне его глаз, светившихся сейчас так необычно. Софи никогда не приходилось прежде видеть такого света ни в глазах мужчин, ни в глазах женщин. Она облизнула губы. Сердце ее готово было выпрыгнуть из груди. Конечно, это просто невозможно, однако… У Софи мелькнула абсурдная мысль, что Эдвард хочет поцеловать ее. И если ее инстинкт говорил правду, то надо немедленно оттолкнуть Эдварда, немедленно и решительно. Софи попыталась собраться с силами, найти подходящие слова — но не сумела.

— Я намерен как следует встряхнуть вас, Софи, — негромко проговорил он, и глаза его сверкали по-прежнему, а сам он так близко наклонился к девушке, что почти касался ее груди.

Их взгляды встретились. Казалось, испепеляющая своим жаром молния пронеслась между ними, и вспышка эта была так сильна и ярка, что Софи забыла о благопристойности и предостережениях матери, вообще о том, как должна вести себя порядочная леди. Все ее существо кричало: «Да, да!..» Эдвард понял это. Его губы сложились в мягкую улыбку, и он наклонился к ней. А для Софи момент ожидания его поцелуя был самым прекрасным и самым болезненным моментом всей ее жизни.

Она забыла обо всем на свете. По ее венам несся огонь, кожа пылала, лоно терзала пульсирующая боль, наполняя Софи странным, непонятным ей желанием. Она слышала, как с ее собственных губ сорвался тихий, похожий на стон звук — и тут же тело Эдварда коснулось ее тела. Софи задохнулась, когда напрягшееся мужское естество Эдварда прижалось к ее животу, девушку словно парализовало.

Его губы осторожно коснулись ее губ. Софи негромко застонала, охваченная томлением. Его губы снова коснулись ее рта. Софи сжала руки в кулаки, чтобы не вцепиться изо всех сил в широкие плечи Эдварда. Ее тело трепетало в ответ на легкое, нежное соприкосновение их губ, в ответ на тяжелый жар его чресел. Пораженная, Софи поняла: он ей нужен, она хотела бы растаять в его руках, ей хотелось касаться его тела — всего тела, хотелось опуститься с ним на пол, прижаться обнаженным лоном к его пульсирующей твердыне… Ей хотелось плакать, стонать, кричать от желания, ей хотелось завизжать: «Да!» Ей хотелось прорыдать: «Сейчас!..» И еще ей .хотелось, чтобы он поцеловал ее так, как целовал Хилари. Глубоко, сильно… Чтобы впился в ее раскрытые губы, и чтобы это стало прелюдией к тому, что Эдвард хотел сделать с ней, к тому, чего хотело его великолепное, сильное тело.

Но ничего подобного не произошло. После краткого мгновения, после мягкого и легкого прикосновения к ее губам он замер.

Глаза Софи были закрыты. Но она дышала тяжело, словно пробежала марафонскую дистанцию. Ее ногти впились в ладони. Тело дрожало, как туго натянутая тетива.

— Боже… — хрипло прошептал Эдвард.

Софи осмелилась наконец открыть глаза, осмелилась взглянуть на него. И ее словно обожгло устрашающим мужским желанием, которое она увидела в его взоре.

— Боже! — воскликнул он и резко отшатнулся от девушки. Софи не могла поверить. Она стояла, прислонясь к стене, жадно хватая воздух, и сердце ее стучало так громко, что она сама слышала его удары. И постепенно она осознала… Да, Эдвард поцеловал ее, но так легко, так коротко — едва ли этот поцелуй длился дольше сотой доли секунды. А она покорилась…

Нет, не покорилась. Это ничуть не было похоже на покорность. Она страстно желала поцелуя, она готова была стать распутной, дикой, безрассудной, готова была к тому, чтобы осуществились самые безумные фантазии.

Софи прижала ладонь к губам, и на ее глазах выступили слезы. Боже, Боже!..