Страница 9 из 23
– А ты пожалуй прав.
За два дня до свадьбы Кирилл уехал в срочную командировку, а Нора осталась одна. Вечером ей позвонила подружка, – та самая, которая и пристроила ее в клуб. Подружка сказала, что в клубе будет корпоративный праздник: не хочет ли Нора прийти.
Денег у Норы на карточке было столько, сколько не мог принести ей клуб за год. В сумочке лежали ключи от белого спортивного «мерса». Смысла идти не было никакого, однако зачем-то Нора пошла.
Она станцевала свой номер вместе с остальными девочками, а когда она подошла к краю рампы, где в темноте сидели гости, чтобы они могли выбрать понравившуюся им девочку, в первом ряду Нора увидела Кирилла Водрова. Он смотрел на нее очень задумчиво, потирая рот рукой, бок о бок с тем самым вице-президентом Сережей, который хотел показать Кириллу, на ком тот вздумал жениться.
Подружка, пригласившая ее на праздник, не могла простить Норе, глупой бабе из Суздаля, с ребенком, которую она устроила из милости, – квартиры, особняка, и ключей от белого «мерса».
Квартира осталась за Норой, и больше Кирилл ее никогда не видел. Спустя три месяца он завел другую девушку. У нее снова были черные глаза, огромная грудь и иссиня-черные локоны, и ножки у нее были такие же длинные, как ее имя – звали ее Антуанетта.
Встреча в ВЭБе прошла прекрасно. Гарантия ВЭБа была нужна, чтобы получить гарантию Eximbank, а гарантия Eximbank была нужна, чтобы собрать деньги на рынке под приемлемый процент. Ни один вменяемый банк не ссудил бы Navalis деньги под завод на Кавказе без гарантий того, что в случае форс-мажора убытки от сделки возместит правительство.
Зампред банка был старый приятель Кирилла, и как-то так само собой произошло, что после встречи вся компания отправилась на прием, где к Кириллу присоединилась Антуанетта. Она выглядела сногсшибательно в белом открытом платье, подчеркивающем дивный вид на полные груди, обтянутые бархатистой кожей; под локонами в ушах дрожали струйки бриллиантов.
Когда она вошла, разговор на мгновение затих, и темные глаза Антуанетты пробежали по пиджакам и брюкам толпящихся гостей, как лазерный луч на кассе бежит по штрих-коду дорогого товара.
К белым сорочкам мгновенно словно прилеплялись невидимые ценнички, потом Антуанетта улыбнулась, царственно наклонила голову и поплыла к Кириллу. Кирилл Водров, бывший спецпредставитель России при ООН, глава Bergstrom East Europe, пока имел самый большой ценник среди всех присутствующих, не считая разве что зампреда ВЭБа.
Антуанетта улыбнулась Штрассмайеру, одарила ласковым – слишком, для Кирилла, ласковым взглядом зампреда и спросила Баллантайна:
– You’ve been to Caucases?
И засмеялась, как серебряный колокольчик.
Антуанетта вообще была молодец. Когда она приехала в Москву, то она полгода не вылезала из однокомнатной квартирки. Она смотрела показы мод и читала все гламурные журналы от корки до корки, – не как ленивая избалованная наследница, просматривающая картинки в поисках рубинового колье, – а как прилежный студент, изучающий тяжелый курс сопромата, заучивая наизусть марки одежды, репетируя перед зеркалом поворот плеча и с натугой шевеля губами, чтобы правильно и без запинки выговаривать имена известных дизайнеров, культовых художников и светских персонажей.
Потом она таким же манером освоила английский. Кирилл был уверен, что если бы для того, чтобы получить доступ к кошельку самца, Антуанетте понадобиться освоить общую теорию относительности, то уже через полгода Антуанетта будет бойко болтать о горизонте Коши, пространстве Минковского и замкнутых ловушечных поверхностях.
После ресторана поехали в ночной клуб, расположенный в бывшей городской усадьбе князей Барятинских; усадьбу снесли всю и отстроили заново. Располагалась она напротив нового «Ритца».
По мраморной лестнице, шедшей наверх, ползли клубы подсвеченного дыма, и в этих клубах стояли красавицы в париках, юбках и фижмах. Полные груди красавиц вываливались из корсетов, и диадемы в прическах времен Екатерины сверкали под лазерными лучами.
Они сидели в клубе все вместе, Кирилл с Антуанеттой, зампред с молодой певицей, и Штрассмайер с одной из красавиц в юбках и фижмах. Красавица устроила довольно шумный скандал по поводу принесенного ей тирамису.
– Ой, милочка, здесь вообще невкусный тирамису, – сказала Антуанетта, – здесь надо брать панакотту.
– Самая лучшая панакотта в «Марио», – мечтательным тоном сказала певица, которая в столь поздний час пила одну лишь воду и завистливым взглядом скользила по полной тарелке красавицы, – такая беленькая-беленькая, и вся дрожит, как свадебное платье.
– А вы были в новом «Марио», на Рублевке? – спросил зампред, – они переманили того повара, который готовил для Берлускони, и там совершенно сумасшедший сибасс. Смысл жизни, а не сибасс.
Екатерининская красавица тихо вздохнула. Она пока еще не была в той категории, чтобы сидеть в новом «Марио» на Рублевке. Она снимала с пятью подругами комнатку в Марьино и только вчера сдала в комиссионку норковую шубку, которую ей подарил какой-то лох из Кандалакши.
Салфетки меж хрустальных бокалов стояли, как снежные горы, которые можно смять и кинуть в угол, бриллианты блестели ярче луны, и когда Кирилл глянул на соседний столик, он увидел там сверкающую дорожку кокаина, рассыпанного по бордовой, как печеная кровь, скатерти с вышитыми на ней гербами князей Барятинских.
Они расстались около двух часов ночи; зампред ВЭБа уехал к супруге, а Кирилл подвез Штрассмайера с екатерининской красавицей к дверям отеля. Пышная юбка едва уместилась на заднем сиденье «лексуса».
– Если бы инвестиционный рейтинг зависел от ночной жизни, Москва имела б тройное А, – сказал Штрассмайер.
Вице-президент Navalis проследовал сквозь стеклянные двери, распахнутые швейцаром, и Кирилл поставил ногу на газ. В этот момент по подъездной дорожке взъехал большой черный «мерседес», и высадившийся из него человек побарабанил о стекло Кирилла. Водров опустил стекло. Антуанетта зябко нахмурилась, поводя укутанными в песец плечиками.
– Кирилл Владимирович? – сказал человек. – С вами хотят побеседовать. Антуанетта Михайловна пусть едет домой, или хотите, наш шофер сядет за руль.
Было уже три часа ночи. Мокрая Москва блестела, вся в лужах и фонарях. Черный «мерс» свернул налево с Горького, бесшумной тенью скользнул мимо Думы и «Метрополя». Кирилл почему-то думал, что его везут на Лубянку, – однако «мерс» свернул вправо и вскоре остановился перед одним из подъездов бывшего комплекса зданий ЦК, ныне занятых администрацией президента.
В ночи вместо звезд расплывались тормозные огни, и красные ковровые дорожки глушили шаги Кирилла в темных заснувших коридорах.
В предбаннике скучал круглолицый помощник с орденом Мужества на лацкане безупречного пиджака. Кабинет, куда ввели Кирилла, был залит недремлющим светом, и за широким столом под огромным трехцветным флагом сидел пожилой человек с отсыревшим лицом и ледяными глазами.
При виде Кирилла человек радушно поднялся из-за стола и протянул ему крепкую, поросшую мелким белесым волосом руку.
– Семен Семенович, – сказал человек, – очень, очень приятно. Славно, что вы все-таки нас навестили. Чаю? Кофе?
– Чаю, – сказал Кирилл.
Подтянутый помощник был отправлен за чаем, а Семен Семенович и Кирилл разместились за круглым столиком для бесед, стоявшим тут же, в кабинете. Кирилл вдруг вспомнил, где он видел помощника с Орденом Мужества. Помощник был на Красном Склоне среди членов захваченной ими правительственной делегации.
Некоторое время Семен Семенович шелестел бумагами, перебирая официального вида досье (на одной из бумаг Кирилл заметил свою фотографию), а потом решительно отложил документы в сторону и спросил:
– Кирилл Владимирович, вы ведь теперь – партнер «Бергстром и Бергстром»?
– Я руководитель восточноевропейского филиала, – сказал Кирилл.
– По нашим данным, ваша фирма консультирует компанию «Навалис», намеревающуюся получить лицензию на разработку Чираг-Герана и построить на побережье Каспия крупный химический комплекс?