Высокое искусство

Вообще здесь полный простор для произвола. Комментатор, например, говорит, что строки «Москва… как много в этом звуке…» могли быть внушены Пушкину английским писателем Игеном; почему не английским писателем Вильямом Дэнбаром, у которого тоже есть обращение к Лондону:

Допустить же, что хоть одну строфу Пушкин сочинил своим умом, не заимствуя ни лексики, ни фразеологии в каком-нибудь чужеземном источнике, параллелист ни за что не согласен.

Особенно дороги ему новые и новые факты, доказывающие, что в «Евгении Онегине» нашла отражение французская речевая традиция, и Пушкин, создавая русскую национальную эпопею, строил множество своих словесных конструкций, копируя французские модели.

Ко всем этим указаниям я отнесся с большим интересом, но, конечно, мой интерес к открытию американского автора был бы гораздо сильнее, если бы я не читал о том же в книгах и диссертациях русских исследователей…[343]

Вокруг Высокого искусства

Из переписки К.И. Чуковского с американскими славистами[344]

От Э. Симмонса. 2 апреля 1965 г.

Дорогой Корней Иванович!

Благодарю Вас за «Высокое искусство», прочел его с волнением и радостью. Столь многое в этой книге близко и моим интересам. Несмотря на Ваши скромные заявления в начале книги, Вы в ней выступаете как самый настоящий ученый но полагающий, как и я, что ученый труд не обязательно должен быть скучным. Многие ученые – это несостоявшиеся литераторы, а некоторые литераторы – несостоявшиеся ученые, как Гоголь, например, когда он пытается писать и преподавать историю. В Вас же ученость и писательское искусство сочетаются в счастливом союзе талантов, какой редко найдешь в одном человеке. В Вашей книге столько положений с которыми я согласен, что перечислить их в письме невозможно. Я поражаюсь Вашим познаниям в лингвистике и той полнейшей свободе, с какой Вы ориентируетесь в нескольких литературах, особенно в английской, первые познания в которой я получил под руководством видного шекспироведа Дж.Л. Киттреджа в Гарварде. Одно из главных достоинств Вашей книги – обилие иллюстраций, от забавнейших «поймать краба» и «черной Марии» в начале книги до множества поучительных примеров «неточной точности», бедного и богатого словаря, стиля, слуха, ритма, синтаксиса, интонации и т.д. в основной ее части.

Особенно мне понравилась Ваша расправа с Б.Г. Герни[345], которая окажется полной неожиданностью для его здешних почитателей. Жаль, что у Вас не было под рукой его перевода «Мертвых душ», недавно переизданного, «коренным образом переработанного» и «горячо встреченного», – думаю, что Вы бы нашли там материал для критики, аналогичной Вашим замечаниям по поводу его «Ревизора». А между тем Герни – живой и изобретательный переводчик, и таланта у него побольше, чем у большинства других наших переводчиков.

Очень ценны Ваши наблюдения над баснями Крылова в передаче сэра Бернарда Пэйрса[346], который много лет был моим близким другом и незадолго до смерти не раз выражал свою радость по поводу Ваших похвал его переводам, не упоминая, однако, о Ваших упреках. Невыносимые англицизмы – вот что нарушает очарование его в общем-то искусных переложений, в которых ему часто удавалось уловить дух оригинала. Есть тут у нас один немного сумасбродный молодой человек. Гай Дэниелс, мечтающий издать томик своих переводов басен Крылова. То, что я видел в рукописи, сделано неплохо. Он только что выпустил томик Лермонтова, стихи и прозу, много такого, что раньше на английский не переводилось. Вас позабавило бы его воинствующее предисловие, в котором большое место уделено проблемам перевода.

Блестящий раздел о Шекспире в Вашей книге доставил мне огромное удовольствие. Я слышал о популярности переводов Радловой на советской сцене, и Ваш анализ этих переводов явился для меня откровением. (Прежних Ваших критических трудов о ней мне не довелось читать.) Разумеется, Шекспир писал для театра, но в этом нет ничего несовместимого с поэтическим творчеством. Как Вы знаете – и как следовало бы знать Радловой, – Шекспир считается величайшим из английских поэтов, и всякий переводчик, игнорирующий этот факт, обречен на неудачу. Мне жаль, что Вы почти не пишете о шекспировских переводах Пастернака, жаль хотя бы потому, что здесь многие люди, слабо знающие или вовсе не знающие русского языка, считают их лучшими переводами шекспировских драм на русский.

Ваши взгляды на Констанс Гарнет[347] полностью совпадают с моими (я писал о ней некролог в «Нью рипаблик»). Я подписываюсь под Вашей хвалой ее заслугам – буквально миллионы американских и английских читателей впервые приобщились к сокровищам русской классической прозы благодаря трудам этой героической женщины, – однако о самих ее переводах я сужу строже, чем Вы. Она не только не воспринимала различий в стиле – у нее Гоголь, Достоевский, Тургенев, Чехов и др. – все пишут стилем Констанс Гарнет, а это некий средневикторианский стиль, в котором слышатся академические предсмертные хрипы. Что еще хуже, ее давнишнее появление на сцене и популярность ее переводов мешали издателям искать новых переводчиков – ведь снова и снова переиздавать ее переводы обходится дешевле. Но Вы правы: беда в том, что на первых стадиях ее работы не нашлось компетентного критика, который указал бы ей на ее ошибки и многому мог бы ее научить. Не забывайте, что в те времена – да и теперь – в Америке и Англии трудно найти критика, который интересовался бы вопросами перевода и знал бы русский достаточно, чтобы обнаружить ошибки. А если такие и были наши крупные отделы рецензий едва ли пожелали бы именно им поручать рецензирование переводов.

В том, что пишет Сидней Монас, есть доля правды, но он рисует положение слишком мрачными красками. Едва ли найдется хоть одно сколько-нибудь значительное произведение русской прозы и драматургии XIX века, которое не было бы переведено на английский; вышло на английском языке также немало образцов литературы древнерусской и XVIII века. Самые выдающиеся из этих произведений многократно переиздавались, многие из них, особенно в Англии, – в новых переводах. С русской поэзией дело обстоит хуже, но за последнее время вышло огромное количество переводов ее на английский, между прочим – три полных новых перевода «Евгения Онегина», так что теперь есть уже семь переводов этого шедевра. Вам, возможно известен перевод Владимира Набокова, на который я давал отзыв в «Санди Нью-Йорк таймс». Он вызвал целую дискуссию. Это четыре тома: один – собственно перевод, два – совершенно необычные комментарии и четвертый – русский текст издания 1837 года и при нем поразительный трактат о просодии, который должен Вас заинтересовать. Набоков более чем разделяет Ваши опасения относительно непереводимости «Евгения Онегина» – он полагает что перевести «Онегина», да и всякое рифмованное произведение на английский язык рифмованными стихами и притом сохранить его форму «тематически невозможно». Сам он в своем переводе делает попытку сохранить ритм, но даже ритмом жертвует, если ритм мешает точной передаче смысла данной строки. Что касается требования Сиднея Монаса насчет массового перевода мемуаров, дневников и т.д. – это едва ли выполнимо по издательским условиям как здесь, так и в России и любой другой стране. Когда такие переводы появляются, на то обычно бывает какая-то особая причина. В общем, за последние несколько лет в Америке и в Англии переводов русской художественной литературы было множество.

343

Автор не успел закончить эту статью. – Ред.

344

Перевод с английского и комментарии М.Ф. Лорие. Ссылки на «Высокое искусство» даны по настоящему тому. Однако это не всегда возможно, т.к. после книги 1964 года, о которой идет речь в переписке, было еще два издания, которые автор сильно переработал.

345

Об американском переводчике Б.Г. Герни, исказившем в своем переводе стиль «Ревизора» Гоголя, К. Чуковский гневно пишет в «Высоком искусстве», с. 121–124.

346

Б. Пэйрс (1867–1949) – английский писатель и переводчик. О его переводе басен Крылова см. «Высокое искусство», с. 106–107.

347

Констанс Гарнет (1862–1946) – английская переводчица. Перевела более 70 томов произведений русских классиков – Герцена, Гончарова, роман Л. Толстого, почти полные собрания сочинений Гоголя, Тургенева, Достоевского, Чехова. См. «Высокое искусство», М., 1964, с. 245–248.