Страница 13 из 51
…Красавчик смотрел на майора с нескрываемым интересом:
- Свидетеля чего?
- Вашего секретного соглашения с гитлеровцами.
- О чем мы согласились? - Красавчик был искренне потрясен.
- Известно, о чем, тут к бабке ходить не нужно. Добровольное участие в опытах в обмен на вольницу. И прочие блага. Вид на жительство в Берлине и так далее… Мне кажется, что это могло прозвучать весьма соблазнительно.
Соломон позволил себе развести руками:
- Это бред, товарищ майор.
«Вот сученыш».
Можно было отречься от статуса товарища и потребовать называть себя гражданином, но это отродье еще не перешло в категорию обвиняемых. Да и не перейдет - во всяком случае, в обозримом будущем.
- Бред, говоришь? А вот дружок твой поет другое…
- Сережка?!
- Сережка.
- Даже если и так, он, должно быть, помешался. Странно даже, что только сейчас, он уже давно был на пределе.
Жаворонок полез было за папиросами, но передумал.
- Почему ты живой? - неожиданно спросил он.
- Понятия не имею. Другие умерли. Мы с Сережкой крепче оказались. Что нас - судить за это?
- Не о Сережке речь. Почему ты живой?
- Я и говорю - крепкий, наверное.
- Ты не понимаешь. Ты ведь еврей?
- Еврей.
- Тогда почему ты живой?
Соломон Красавчик молча смотрел на особиста. Все как-то разделилось и сделалось автономным: он сам по себе, майор сам по себе, и лодка сама по себе - плывет, незнамо куда. И воздух сам по себе. И голова, и сердце, и руки-ноги. Соломон парил в вакууме, поддерживаемый лишь божественным промыслом.
- Я не знаю.
- Тебя должны были сжечь в печке. А ты живой. Что прикажешь мне думать насчет секретного соглашения?
- Я думаю, меня просто не успели сжечь в печке, - спокойно сказал Соломон. - Но многих успели.
Майор потянулся, демонстративно зевнул.
- Не в цвет говоришь! На эсминце многие умерли, а ты живой. В лагере многих спалили, а ты живой. Тебя в этом ничто не смущает, а? Ты какой-то особенный? Может быть, ты заговоренный?
- Вполне возможно.
- И кем же? - иронически осведомился Жаворонок. - Поиграем в мракобесие? Нечто подобное я уже слышал.
- Меня хранит мой Бог.
Майор с силой треснул по столу кулаком:
- Ты это брось, твою мать! Вы утомили меня своими богами! Спелись, да? За дурака меня держите?
- У нас с Сергеем разные Боги, - ответил Красавчик.
- А! Вот как! Разные! Креста, значит, не носишь?
Соломон отрицательно помотал головой:
- Не ношу.
- А что ты носишь? Эту вашу… звезду Давида?
- Сейчас - нет. А в лагере носил. Нам всем выдавали. Желтые такие, к полосатой робе пришитые.
- И пионером был?
- Уже комсомольцем, - ответил «сученыш».
- Ну негодяй! Как же тебе твой бог не запретил?
- Он не запретил, он даже посоветовал. Иди, сказал, запишись. Тебе выживать нужно - так Он сказал.
Жаворонок крепко стиснул зубы. Процедил:
- Да, бля… Проморгали мы, прохлопали. Из Одессы ты, значит? Ну ничего. Мы прошерстим ваш одесский комсомол. Мы вытравим это ваше осиное гнездо. Выжжем его каленым железом.
Впервые за всю беседу на лице Соломона отразилась тревога:
- Они-то при чем? Не трогайте никого, это же я, и только я. Это мое дело! Другие-то ни в чем не виноваты!
Но Жаворонок уже мысленно потирал руки. Все-таки он намыл крупицу золота в пустой породе. Ему будет о чем доложить по инстанции. Конечно, его могущественному шефу наплевать на какой-то там одесский комсомол, но лишней такая информация никак не будет.
Он прищурился:
- Хорошо. Я промолчу, но только в обмен на твое сотрудничество. На правду. Ты расскажешь мне всю правду о ваших шашнях с немцами. А я попробую забыть про вашу комсомольскую организацию.
Он лгал, конечно.
Красавчик напряженно размышлял.
- Нет, - проговорил он после долгой паузы. - Мне не о чем рассказывать. Все наши шашни - уколы в живот и руки.
Жаворонок о чем-то задумался.
- Вы с Остапенко были в разных лагерях, - сказал он наконец, как будто разговаривал сам с собой - настолько был погружен в свои мысли.
Соломон лихорадочно пытался сообразить, к чему на сей раз клонит эта сволочь. Эх, нет здесь стальной балясины… Эта тварь ничем не лучше Месснера. Да… стало быть, эсэсовца звали именно так, надо, на всякий случай, запомнить.
Он вообще старался все в жизни запоминать, ибо неизвестно, когда и что пригодится.
И ничего не ответил.
- Кто был у вас комендант?
Красавчик назвал фамилию.
- А врач?
Тот назвал и врача.
Жаворонок вновь погрузился в раздумья.
О чем он размышлял, Красавчик так и не узнал. Допрос закончился, закончился внезапно и - ничем.
…Его отвели в каюту. Их с Сережкой держали порознь.
Пристегивать их никто не пристегивал, потому что с подводной лодки сбежать нелегко. А лодка шла своим курсом. И Сережке, и Соломону, хотя общаться они не могли, одинаково казалось, что они находятся лишь в середине смертельно опасного маршрута. Могло оказаться и так, что пройдено даже меньше половины.
Часть третья
САНТА БЕЗ КЛАУСА
Глава восьмая
В ДВЕРЯХ ПРЕИСПОДНЕЙ
- …Как сквозь землю провалился, - подвела итог Мадонна.
Маэстро мрачно кивнул.
Они сидели в кабинете вдвоем, и у обоих уже болели глаза от изучения топографических карт. Телефоны, по которым должна была поступать свежая оперативная информация, звонили с тупой регулярностью, как было приказано: через каждые полчаса. Это могло означать только одно: предписание исправно выполняется; однако свежей информации нет никакой.
- Эх, Маслова бы сюда, - в сотый раз сказала Мадонна.
Но аналитик Андрей Маслов был задействован в другой операции и находился вне досягаемости.
Гладилин исчез.
Внутренние войска прочесывали местность в радиусе двухсот километров от места его высадки, но единственным результатом было обнаружение трупа несчастного старика-охотника в сторожке.
Оружия там не нашли, и Мадонна с Маэстро предполагали, что Гладилин завладел ружьем. Поэтому на «человека с ружьем» была дана соответствующая розыскная ориентировка.
Никакого человека с ружьем найти не удалось.
Были взяты в оборот все ближайшие населенные пункты, вплоть до самых мелких хуторов - Высокое, Ботово, Славяновка, Ухтомка, Гарабеево и прочие. Но капитана Гладилина нигде не обнаружили. Никто не видел пришлого человека, никто не слышал о нем.
- Как там сообщение с райцентрами? - спросил Маэстро.
- Через пень-колоду. Автобусное сообщение - в половине случаев. В прочих местах - пешим ходом, на лошадях, тракторах… Тракторов, правда, там почти не осталось. Словно Мамай прошел.
- Но за водкой-то они как-то гоняют?
- Вот на оставшихся тракторах и гоняют, а так самогонкой обходятся. Есть кадры, которые пешком выходят затемно и возвращаются к полуночи, и так изо дня в день. Своего рода занятость. Ягод наберут, грибов, да плетутся продавать…
Маэстро снял трубку:
- Что с автобусными линиями?
Ему ответили, что линии проверяют. Пока результата нет.
Тот в сердцах шваркнул трубкой.
Пока все было ясно лишь со сторожкой, да и то… Может, там побывал разыскиваемый, а может быть, и кто другой. Собаки не взяли след, ибо никаких собак не приводили. От Гладилина не осталось ничего, что можно было бы подсунуть им в качестве образца. Да и брать след в лесу, где столько отвлекающих факторов…
Серьезная экспертиза требовала времени, а его, увы, не было и в помине.
Ясно было одно: если в сторожке похозяйничал капитан, то ушел он оттуда на своих двоих.
Конечно, сомнения в том, что там побывал именно Гладилин, были больше риторического свойства: так, порядка ради. Чужаков в тех краях немного. Кто-то, правда, постарался стереть отпечатки. Это не в стиле местного дикаря-хулигана, забравшегося поживиться стариковскими припасами.