Страница 3 из 32
Он был виновен? Прошу вас.
Конечно, виновен, но мы хотели выяснить, кто еще замешан в деле, и обнаружилось, что вся его так называемая «семья»…
Пропустим. Возраст 26 лет. Прошу вас.
Третье задание в качестве премьер–оператора. В тот год я впервые убил человека. В каком–то смысле это была самооборона. В каком–то смысле… Я полностью находился в его власти. Если бы он только знал об этом… Мне пришлось убить его, иначе он убил бы меня… Так что в каком–то смысле это была самооборона…
Сизигий.
…в каком–то смысле это была…
Трубкозуб, сатанизм.
…самооборона…
Герундий. Теперь спать.
1
В искусственной гравитации все дороги вели вверх. Доктор философии Айзек Кроуэлл остановился, чтобы отдышаться, откинул со лба влажные волосы и постучался в каюту психиатра. Дверь скользнула в сторону.
– А–а, доктор Кроуэлл.
Человек за столом был столь же худ, насколько Кроуэлл тучен.
– Проходите, пожалуйста, садитесь.
– Благодарю. – Кроуэлл опустился в самое прочное на вид кресло. – Вы… э… вы хотели…
– Да.
Психиатр подался вперед и отчетливо проговорил:
– Сизигий. Трубкозуб, сатанизм. Герундий.
Кроуэлл медленно закрыл и открыл глаза. Потом перевел взгляд на свой объемистый живот и в изумлении покачал головой. Он обхватил большим и указательным пальцами жирную складку и сдавил.
– О–о!
– Хорошая работа, – сказал психиатр.
– Замечательная. Неужели нельзя было для начала заставить старичка сбросить вес? А уж потом загонять в него меня?
– Это необходимо для полноты образа, Отто.
– Отто… да… Все возвращается… Ну что же, я…
– Стоп! – Психиатр надавил на кнопку в столе, и дверь с шелестом закрылась. – Простите. Продолжайте.
– Я, Отто Макгевин, премьер–оператор. Работаю на ЗБВВ. А вы – такой же психиатр, как я – доктор Айзек Кроуэлл. Вы – Сэм… э–э… Нимиц. Когда я выполнял задание на планете Весна, вы были командиром секции.
– Все правильно, Отто. У вас хорошая память. Вряд ли мы встречались больше двух раз.
– Три. Дважды на коктейлях и один раз за бриджем. У вашей партнерши был большой шлем, и я до сих пор не понимаю, как ей удавалось передергивать…
Нимиц пожал плечами:
– Она тоже была премьером.
– Была. Да… Значит, вам известно, что она мертва…
– Полагаю, я не уполномочен…
– Разумеется. Итак, на этот раз вы – мой инструктор?
– Правильно. – Нимиц вытащил из внутреннего кармана накидки узкий конверт, сломал пластиковую печать и передал Отто. – Пятиминутная краска, – предупредил он.
Отто быстро зафиксировал в памяти три страницы текста, потом медленно прочитал от начала до конца и отдал Нимицу как раз в тот момент, когда строчки начали бледнеть.
– Вопросы есть?
– По–моему, все ясно. Я теперь стал этим старым толстым профессором Кроуэллом. Точнее, стану им, когда вы прогоните меня через мнемонический ряд в обратной последовательности. Я владею языком так же хорошо, как он?
– Видимо, не совсем так. Учебных лент по бруухианскому не существует; Кроуэлл – единственный человек, которому пришло в голову выучить диалект. Вы пять недель находились под двусторонним гипнозом, постигая язык. Горло саднит?
Отто поднял руку, чтобы дотронуться до кадыка, и вздрогнул, коснувшись четвертого подбородка Кроуэлла.
– Боже, этот профессор в отвратительной форме! Да, горло немного саднит.
– Бруухианский язык на слух – сплошное рычанье. Я выучил стандартную фразу. – Нимиц издал звук, напоминающий рык носорога–тенора, вопящего от боли.
– Черт возьми, и что же это значит?
– На том диалекте, который вы выучили, это – обычное приветствие в неформальном ключе:
Да не сгустятся тучи над вашей семьей.
Да случится вам умереть под солнцем.
Конечно, на бруухианском языке фраза звучит в рифму. На бруухианском вообще все зарифмовано: все существительные заканчиваются на один и тот же слог. Эдакая затяжная отрыжка.
– Изумительно. Полчаса такой милой беседы, и я заработаю себе ларингит.
– Не заработаете. Как только вы станете Кроуэллом, все вспомните. К тому же в вашем багаже есть таблетки, смягчающие горло.
– Ладно. – Отто помассировал свое огромное бедро. – Послушайте, надеюсь, это мое назначение не потребует слишком активных действий? Похоже, пластиплоть, которую я ношу на себе, равна моему собственному весу.
– Пожалуй, так оно и есть.
– В задании говорится, что Кроуэлл не был на планете одиннадцать лет. Разве нельзя устроить так, будто он сбросил вес, сидя на диете?
– Нельзя. Вы можете случайно наткнуться на кого–нибудь из его недавних знакомых. Кроме того, особые условия задания требуют, чтобы вы казались как можно более безобидным.
– Я не против того, чтобы казаться безобидным. Но при одной и двух десятых g я на самом делебуду безобидным! С меня семь потов сошло, пока я добрался до вашей каюты по коридору, а ведь здесь менее одного g. Как же тогда…
– Мы в вас верим, Отто. Вы, премьеры, всегда готовы пройти по лезвию бритвы.
– …Или сдохнуть, порезавшись. Чертов гипнотренинг!
– Это в ваших же собственных интересах. – Нимиц стал набивать трубку. – Сизигий. Трубкозуб. Сатанизм. Герундий.
Отто откинулся в кресле и со следующим вздохом захрапел.
– Когда я разбужу вас, вы будете на десять процентов Отто Макгевином и на девяносто процентов искусственно калькированной личностью – доктором Айзеком Кроуэллом. Вы будете помнить о задании, о тренировках, о вашем назначении премьера, но первоначальная реакция в любой обычной обстановке будет соответствовать характеру и знаниям Кроуэлла. Только в стрессовых ситуациях вы сможете реагировать как премьер–оператор. Герундий. Сатанизм. Трубкозуб. Сизигий.
Кроуэлл Макгевин очнулся на полухрапе. Он выкарабкался из кресла и подмигнул Нимицу. Хриплым голосом Кроуэлла – словно перекатывались камни – сказал:
– Большое спасибо, доктор Санчес. Терапия была в высшей степени благотворной.
– Пустяки, доктор Кроуэлл. За это мне на корабле и платят деньги.
2
– Черт знает что такое! Оскорбительно! Молодой человек, вам известно, кто я такой?!
Таможенный чиновник напустил на себя вид одновременно скучающий и непримиримый. Он снова заложил капсулу личного знака Кроуэлла в микропроектор и долго ее разглядывал.
– Судя по данным, вы Айзек Кроуэлл, житель Макробастии, уроженец Земли. Вам шестьдесят, но выглядите вы на семьдесят. И все это никак не освобождает вас от раздевания и осмотра тела.
– Я требую вышестоящего начальника!
– Отказ. Его сегодня нет. Можете подождать вон в той маленькой комнате. У нее отличный замок.
– Но вы…
– Не годится беспокоить шефа в его единственный свободный день! Нет из–за какого–то стыдливого внепланетного пузана! Можете подождать в комнате. Нет подохнуть с голоду!
– Ну–ка, ну–ка… – К ним приблизился коренастый, небольшого роста человек с пышной копной кудрявых напомаженных волос. – Кажется, здесь… Ба, Айзек! Айзек Кроуэлл! Каким ветром тебя снова занесло сюда?
Кроуэлл стиснул руку человека – его ладонь была влажной и теплой – и за долю секунды переворошил искусственную память, пока лицо и имя со щелчком не соединились в одно целое.
– Джонатон Линдэм! Очень рад тебя видеть. Особенно сейчас.
– Что, какие–то трудности?
– Ну, Джонатон, уж и не знаю. Этот… джентльмен не хочет пропускать меня через турникет, до тех пор, пока я не устрою здесь что–то вроде стриптиза.
Линдэм поджал губы и уставился на чиновника:
– Смайз, вы знаете, кто этот человек?
– Он… Нет, сэр.
– Вы в школе учились?
– Да, сэр. Двенадцать лет.
– Это доктор Айзек Себастиан Кроуэлл. – Линдэм с трудом перегнулся через барьер и положил руку на плечо Кроуэлла. – Автор «Разгаданной аномалии» – той самой книги, благодаря которой наша планета оказалась на трассе регулярных космических сообщений…