Страница 13 из 22
Глава четырнадцатая,
которая могла быть последней
Самоделкин взял молоток, четыре гвоздика и прибил у ворот школы такую табличку:
Ребята ходили грустные. Девочка больше никому не говорила «не промочи ножки, поправь курточку» и всякое другое. Она была очень сердита. В школе, в этой весёлой школе, вдруг совсем неожиданно почему-то не стало радости.
Попугай, даже весёлый попугай, больше никому не говорил «цыпа-цыпа», но зато всё время кричал «кыш!»
– Вам, – сказал Самоделкин, – всем надо вернуться домой к мамам и папам. А тебя, Прутик, я отведу к одним хорошим знакомым. Ты у них поживёшь, пока я буду искать моего друга.
– Самоделочкин, пожалуйста, – умоляли ребята, – мы очень хотим остаться в школе.
– А что вы станете в ней делать?
– Стучать, пилить и строгать, – ответил Прутик.
– Мастерить машины, – ответил Чижик.
Самоделкин грустно посмотрел на ребят:
– Я боюсь, я подозреваю, что самосвалы, не гружёные печеньем и конфетами, вам не очень понравятся. Кто их вам принесёт, эти конфеты? Кто сделает вам сегодня обед? Волшебная школа закрыта. Ступайте, малыши, домой! А ты, Прутя… Но я сначала позвоню по телефону.
Самоделкин позвонил по телефону и рассказал одним хорошим знакомым, какие печальные события случились в необыкновенной школе.
– Ну что вы, – говорил Самоделкин в трубку, – я полечу на своём. Разве могут большие самолёты найти маленький воздушный шар во всём белом свете?… Я полечу на своём… Но я благодарен вам за добрый совет. А мальчик, действительно, может к вам дойти без меня. Он уже совсем большой… До свидания… Пожалуйста, передайте привет вашему Тиме… Спасибо…
Железный человечек положил трубку.
– Проводите, пожалуйста, Прутю, – сказал он ребятам. – Я знаю, вы живёте рядом с моими знакомыми. А я должен торопиться, пока шар не улетел очень далеко. Я должен вернуть радость в нашу с вами школу. Или она больше никогда-никогда не откроется. Волшебное не бывает без РАДОСТИ…
– Мы хотим с тобой, – сказал Чижик.
– Возьми, пожалуйста, нас в полёт, – сказали Прутик и Настенька.
– Милые вы мои, такое путешествие по силам только очень отважным и крепким.
Самоделкин раздал ребятам конфеты, которые остались на кухне, погладил их по макушкам и проводил до калитки, стараясь не глядеть на их опухшие глаза и мокрые носы.
Он побежал в мастерскую, открыл широкую дверь и выкатил на дорожку самолёт, которого никогда раньше ребята не видели. В эту мастерскую первоклассников ещё не пускают.
Самоделкин гаечным ключом проверил все болты, заглянул в мотор, постучал по крыльям, как доктор постукивает, когда выслушивает мальчиков и девочек, чтобы узнать состояние их здоровья.
Он вернулся в дом, осмотрел в последний раз комнаты, выпустил в сад учёного попугая, закрыл окна и двери, взяв только чемодан с инструментами да канистру с маслом. Не подсолнечным, не сливочным, а машинным.
– До свидания! Прощай, необыкновенная школа! Увижу ли я тебя ещё раз?
Крепкий железный человечек сказал это шёпотом, чтобы никто-никто не услышал его и не подумал про железных человечков: «Они такие слабые? Не может этого быть!..»
Глава пятнадцатая,
где самолёт подпевает Самоделкину
Мастер Самоделкин сел в кабину, включил мотор. Машина вздрогнула, качнула крыльями, дорожка улетела от колёс. И пальмы, и школа – всё вдруг осталось далеко внизу. Фонтан превратился в маленькую струйку, дом – в нарядную коробочку, люди на улицах стали крохотными, как лилипутики, автомобили сделались игрушечными, как будто их всех выкатили из магазина игрушек, завели ключом, вот они теперь и катаются по игрушечным улицам.
На прощание железный человечек посмотрел вниз и на какой-то зелёной лужайке увидел необыкновенную козу. Она бегала наперегонки с маленькими ребятишками. Их было много вокруг неё. Коза так бегала, так подпрыгивала, что сверху казалось, она говорит: «Забодаю, забодаю, забодаю…» И что-то звенело над городом в синем глубоком воздухе: не то бубенчики, не то ребячий смех. Наверное, потому, что коза была вся в цветочках. И ромашки прыгали вместе с ней по бульвару, который с высоты казался маленькой зелёной лужайкой. Поэтому нельзя было понять, откуда появились на лужайке белые крохотные клеточки. Словно зелёный мышонок, маленький, весь в белую клеточку, мяукая, бегал за ребятишками и козой.
Потом железный пилот увидел речку, похожую сверху на синий прохладный ручей. Увидел парусный кораблик с большими золотыми буквами на борту:
А под ними, наверное, были совсем незаметные буквы: «Продажа заводных пароходиков».
«Почему на нём такие унылые грязные паруса? – подумал Самоделкин. – Почему рядом не видно весёлой стайки заводных корабликов? Почему не спешат к магазину мальчишки, выбрать себе настоящий заводной кораблик прямо на воде? Почему?»
Но самолёт унёс удивлённого Самоделкина от реки, от плавающего магазина, от города и Волшебной школы. Город утонул в синеве. Мотор гудел. Ветер покачивал крылья. Самоделкин внимательно смотрел вокруг: нет ли где шара с потерянным другом. Нет ли где другого шара с мальчиком и собакой. Но только птицы и несколько детских шариков плавно плыли мимо самолёта. Их, наверное, нечаянно потеряли дети, живущие далеко-далеко внизу. А в такой же далёкой высоте неслись огромные самолёты. Люди смотрели в круглые окна и говорили:
– Смотрите, какой отважный человечек! Он летит один и совсем не боится!
А на больших самолётах иногда летают маленькие дети. Они узнали Самоделкина, железного человечка. Они махали ему руками:
– Это Самоделкин! Это Самоделкин, смотрите! Смотрите!
Но Самоделкин их не видел. Он был очень занят. Пилот не имеет права отвлекаться. Машина любит внимательных и отважных. Пилот, если он долго летит, если ему грустно, может петь какую-нибудь песню. И железный человечек запел:
И Самоделкин понизил голос, будто подражая голосу недовольного вагона:
Ветер пел на крыльях, и пилот пел такой припев незнакомой песенки:
Внизу туманилась на солнце коричневая зелёно-голубая равнина. Бежали ручейками широкие, наверное, реки. А Самоделкин пел, подражая скрипучему голосу вагона:
В багажнике самолёта, как в бочке, отражалось эхо и словно подпевало тоненькими голосами:
В конце концов, если друг потерялся, надо во что бы то ни стало найти его. Потому что нет на свете ничего нужнее друга: маленького или большого, но только верного друга. И храбрый Самоделкин пел, подражая голосе вагона: