Гибель синего орла

С покосившегося столба смотрит оскаленная морда медведя, вырезанная из черного дерева. Белки глаз и клыки выкрашены белой краской, и звериная морда кажется живой. Пещерный тотем похож на деревянного идола, которого я нашел летом на берегу Полярного океана.

Склоняюсь над телом Синего Орла. Он мертв. Сердце не бьется, остановился пульс. Как очутился Чандара в пещере?

Пол пещеры загромождают глыбы, сорвавшиеся с потолка. Ни пищи, ни воды мы не обнаружили. Старик погубил себя голодом, забравшись в недосягаемое скальное убежище.

— Как дикий баран!.. — бормочет Костя.

— Нет, Костя, дикий баран погиб красиво, гордо, а это не смерть, это гибель, крушение человека.

— Корок! — Яркан указывает на длинный предмет в нише темного грота.

— Что там?

Освещаем факелами грот. На каменной плите покоится сверток в рост человека, обернутый широкими лентами бересты, обвязанный полусгнившими ремнями.

— Ого! Старинное погребение.

В давние времена юкагиры, обитавшие в горах Омолона и на Корокодоне[16], хоронили соплеменников, пеленая их в бересту и подвешивая к вершинам деревьев. Так хоронили умерших и некоторые индейские племена Аляски и Канады.

— Не древнее ли это анаульское погребение? Кто это, Яркан?

— Харги… — тихо отвечает юноша.

Ножом осторожно снимаю ремни, разворачиваю сухую бересту. Вот так находка!

Из развороченного свертка глядит сухое, старческое лицо, словно обтянутое коричневой кожей. Сохранились черные волосы, ссохшаяся роговица темных глаз, бурая кожа на костлявой груди. Она тверда, как железо. Стучу, точно по камню. В пещере сухо, холодно, и мумия, вероятно, лежит тут сотни лет.

— Брат, что ли?

Костя кивает на Синего Орла — его лицо поразительно схоже с маской в берестяном саване.

— Уж не Синий ли это Орел, который привел анаулов триста лет назад в хребты Омолона?

— Интересно, — спрашивает Костя, — сохранился ли у Чандары амулет? Помнишь, Илья рассказывал?

Знаками прошу Яркана снять у Чандары ожерелье. Яркан опускается на колени, развязывает замшевые ремешки на груди отца и осторожно снимает цепочку белых костяных бляшек. Юноша протягивает ожерелье; рука его дрожит.

Тончайшим резцом неизвестный мастер вырезал из мамонтовой кости миниатюрные медвежьи головы. Они сцепились оскаленными клыками, образуя странное ожерелье. Возвращаю музейный амулет Яркану. Ожерелье отдадим Нанге.

Стоим, опустив голову. Факелы догорают, освещая неподвижное лицо Чандары.

Пора выбираться на свет. Пусть эта холодная пещера будет склепом и последнему вождю анаулов. Он хотел повернуть колесо истории вспять, и оно раздавило его.

Глава 9. ПОСЛЕДНИЙ ПЕРЕВАЛ

— Э-эгей… берегись!

Илья кричит, перекрывая гул порогов. Вцепившись в ослабевшие ремни, он стягивает мертвым узлом поклажу. Повисаем с Костей на тяжелом рулевом бревне. Кипучая струя швыряет плот на гранитную стену.

Вода с шумом разбивается о каменную грудь. Река круто поворачивает, и кажется, что она проваливается под скалу. Плот, подхваченный бурлящим потоком, ударяется в утес и, подкинутый валом, становится на дыбы.

Рулевое бревно трескается пополам. Кубарем лечу на груду скарба и невольно хватаюсь за ремни. Костю спас Илья, вытянув за шиворот из ревущего водоворота. Чиркнув гранитную щеку, плеснув перебитым рулем, плот пронесся мимо мокрых утесов. Еще один порог остался позади.

В плавание по горной реке мы пустились втроем, вьючный караван на Омолон отправив с Ромулом и Кымыургином. Пинэтаун остался с табуном в Широкой долине, ему не хотелось покидать Нангу. Вьючный караван, преодолев гари межгорного понижения, выйдет через неделю к Омолону против фактории.

Нас привлекало водное путешествие. Я рассчитывал плыть на плоту к Омолону и прибыть на факторию раньше сухопутного каравана. Хотелось вовремя закупить у Котельникова продовольствие и переправить груз на лодке через Омолон к месту встречи с Ромулом.

Из охотничьей экспедиции мы вернулись несколько дней назад с полными вьюками бараньего мяса. С висячего балкона пещеры, где навсегда остался Чандара, спустились с помощью связанных арканов.

Рассказ о находках в скальной пещере поразил Илью. Старинное анаульское предание повествовало, что вождь анаулов, возглавивший триста лет назад великое кочевье к Синему хребту, «ушел к предкам на звезды» и унес с собой последний тотем охотничьего племени — деревянную голову медведя. Он завещал анаулам, исконным охотникам и рыболовам, жить по-новому — разводить оленей.

Тотем и мумию вождя мы нашли в пещере.

— Обманывали, однако, шаманы, — сказал Илья после долгого раздумья. Корок вождя, медведя деревянного, потихоньку в пещеру прятали.

Я спросил Илью, почему такой же тотем, только поменьше, стоит на берегу пустынного озера в далекой Западной тундре, а у ног деревянного медведя лежат лук и стрела.

— Старуха увезла. Маленький идол у нее был, часто шаманила; лук, стрелу положила — доброму духу молилась, хорошего пути Нанге просила.

Известие о гибели Синего Орла взбудоражило оба стойбища. Восхождение в пещеру Харги, да еще вместе с Ярканом, развеяло дым суеверий и, главное, избавило жителей Синего хребта от смутной тревоги — боязни неожиданной встречи с Чандарой. Как-то легче дышалось в горах, люди повеселели.

Воспрянула духом и Нанга. Девушка уже не боялась оставаться в одиночестве; носилась, как маленькая кабарга, по кручам у табуна и даже ездила с Пинэтауном в гости к сестре.

На берег Быстрой реки нас вывел ранним утром Илья. Нехитрый плот связали из сухих стволов тополя. Старик советовал связать мино треугольный юкагирский плот. На таких плотах, говорил он, в старину юкагиры спускались по быстрому Омолону на колымскую ярмарку продавать соболя. Но мы с Костей не послушались Илью, связали обычный прямоугольный — плот и теперь проклинали свое легкомыслие.

Управлять прямоугольным кораблем трудно. Течение тащит плот с курьерской скоростью. Мчимся на серебряных струях по дну широкой горной долины. Вершины гор в снегу, там наступает уже зима. Бледно-голубое осеннее небо холодно мерцает, словно отражая отблеск далеких глетчеров. Склоны долины заросли лиственничной тайгой, и она желтеет червонным золотом осени.

Вода в реке обжигающе холодна. После ледяной ванны у гранитной стены танцуем на плоту, согревая окоченевшее тело. Плот не остановишь в потоке, приходится мастерить руль из двух шестов, припасенных вместо весел.

Река становится шире. Долина раздвигается, высокие сопки с белеющими вершинами остаются позади. Выплыли за пределы Синего хребта. С такой скоростью достигнем Омолона к вечеру.

Русло ветвится на протоки, появляются острова, покрытые чозенией и вековыми тополями. Порогов опасаться нечего. Удерживаемся на стрежне, избегая боковых проток. Быстрины и перекаты после порогов кажутся детской забавой.

— Гляди… Вадим!

Впереди река подмывает низкий берег. Тяжелые глыбы с растущими деревьями осели в воду. Могучим частоколом вздымаются над рекой затонувшие тополя, поддерживая серебристые кроны.

Струя течения неумолимо тянет плот в западню. Если врежемся в затопленные стволы, утлый плот рассыплется в щепы. Чудом проскальзываем между деревьями.

Пронесло…

На самой быстрине подстерегает новая ловушка. Два затонувших тополя образуют узкие ворота. Гребем изо всей мочи рулевым пером, стараясь прошмыгнуть мимо.

Поток сильнее людей. Плот с разбегу втискивается в дьявольские ворота и застревает между стволами. Вода с шумом катит через настил и тюк с вещами, бурлит пеной. Илья выхватывает из воды топор и врубается в серебристую колонну. Подпрыгиваем, раскачивая бревна. Плот скрипит, протискивается в проход и устремляется дальше.

Часов пять гребем и гребем, увертываясь от ловушек. Белые гребни Синего хребта уходят, скрываются за таежными увалами. Появляются отмели.

Река делает крутую излучину. У выхода из этого изгиба струя течения ударяет в берег и подмывает груду плавника, образуя темные ниши под нависающими бревнами. Рядом из воды торчат, покачиваясь, разбухшие стволы. Вероятно, корни их якорями засели в дно реки. Эти тараны похожи на чудовищные клыки.

16

К о р о к о д о н — правобережный приток реки Колымы («Корок» — по-юкагирски погребальный сверток, подвешиваемый к деревьям; «дон» — река, дол).