Страница 5 из 6
Корабль шел вдоль азиатской стороны Босфора. Мы возвращались – и розовый закат, иссеченный перьями минаретов, вставал над Стамбулом.
Мимо проплывала кустистая набережная и мальчишки, выжидая, когда мы поравняемся, прыгали в воду.
Берег был усеян дачными домиками. Небольшие деревянные усадьбы с резными верандами висели над водой. Часто лесенка из дома вела прямо на сходни, где колыхалась лодка. На поручнях стояли цветочные горшки, висели амулеты. Белье сушилось.
Это были последние отголоски старого Стамбула – когда люди плавали на работу в город через Босфор, а жили тут, в деревне; в Азии.
Иногда на берегу попадались выгоревшие усадьбы. «Очинь-очинь старые дома» – перехватывал мой взгляд Мехмед. «Никто не живет. Но охраняет государство. Нельзя сносить! памятник деревянного зодчества».
Мы разбирали с подноса пробирки с чаем: «Земля дорогая здесь. Старый квартал – очинь престижно. Бизнесмены хотят строить новые дома – большие дома. Старые дома мешают строить новые дома! Бизнесмены нанимают плохих людей и плохие люди поджигают старые дома. Памятник сгорел – земля свободный. Турецкий бизнес полный вперед!».
Корабль развернулся и резко двинул поперек Босфора. Девушки в драпировках загомонили – мы шли под киль сухогрузу. Остальные пассажиры с любопытством смотрели, чем кончится дело.
Даже продавец чая поставил поднос и вышел к перилам.
Из нашей трубы вырвался ошметок черного дыма, раздался гудок и капитан прибавил ходу. Сухогруз тоже загудел, и от звука у меня заложило уши. На секунду показалось, что столкновение неизбежно. Но в последний момент мы проскочили – и пока улепетывали, мимо все двигалась черная стена в ржавых подтеках.
Когда сухогруз прошел, Азия осталась далеко.
Мы высадились на берег в Топхане. На пятачке у самой воды белел точеный павильон. Я вопросительно глянул на Мехмеда.
«Мечеть Нусретие» – он поднял палец к небу. «Знак победы».
«Над кем?» – убрал очки в футляр.
«Янычары!»
«Не понял?»
«Такая история!» – он засеменил впереди, размахивая руками, как будто хотел ухватить пустоту. «Ах, такая история!» – слышалось из полумрака. «Девятнадцатый век! Янычары делают в городе мятеж. Хотел еще деньги, еще власть хотел. Какой жадный! И султан Махмуд приказывал убить янычар, пушками убить»
«Но зачем, зачем?» – кричал я вдогонку.
«Как это?» – останавливался. «Столько лет вино, грабеж, разврат. Нихарашё-ё! Столько лет турецкая слава – турецкий позор. Плёхо! Надо смыть позор! Больше нет в Турции янычары. А мечеть есть. Нравится?»
Садовая беседка, увеличенная до размеров слона.
«Очень».
И мы шли под пальмы.
Через газон вела дорожка. За спиной остался Босфор, он светился голубым огнем сквозь черные лопасти пальм. Впереди по шоссе машины шли уже с горящими фарами. На этой стороне темнело быстро. Тень от холма падала на берег, и пока на заливе полыхал закат, здесь наступали сумерки.
Через дорогу приткнулась еще одна мечеть и я сразу узнал ее размашистые стабилизаторы. Не мечеть, а перевернутая чашка с огромными ручками. Паук на черных лапах.
Эту мечеть Синан построил в конце жизни. Ее заказал Кылыч Али-паша: итальянец, флотский адмирал. Говорят, когда он просил землю, султан Мурад махнул рукой на Босфор и паша приказал завалить пролив у берега землей и камнями.
Они-то и стали фундаментом для мечети.
Мы обошли здание по кривому переулку. На задах лепились сараи, тянулся забор, за которым маячила в потемках заброшенная деревянная вилла. Из черной трубы напротив бежал дымок: баня. Отсюда, сбоку было видно, что два полукупола вытягивают мечеть по центральной оси. И, может быть, размашистыми контрфорсами Синан просто хотел приглушить эту «затянутость».
Купол покрыли черными свинцовыми пластинами. Стабилизаторы, и те зашиты в металл. Говорят, на исходе века свинец в Стамбуле резко подешевел из-за английской контрабанды. И на нем просто перестали экономить.
«Моя первая мечеть Синана» – я погладил шершавый сальный известняк. Достал альбом, но рисовать оказалось темно.
Мимо катил телегу продавец риса, зажглись фонари, образуя в тополях чешуйчатые шары зеленого, как знамя Пророка, света.
«Сюда пойдемте пожалюста!» – крикнул Мехмед, высунувшись наполовину из каменной стены.
«Нет бога кроме Аллаха и Пророк его Мухаммед» – таков символ веры в исламе. «Ислам» означает «покорность». Языковеды говорят, что этим словом арабы обозначали «безоговорочное подчинение», «капитуляцию».
Бог есть творец всего сущего, видимого и невидимого. Он непостижим и не представим, и удален от мира на расстояние, помыслить которое невозможно. Радея о человеке, Всевышний послал закон, и сделал это через Пророка. Этические, социальные и религиозные предписания ислама заключены в книгу «Коран», что означает с арабского «Чтение». «Iqra!» – «Читай!» – повелевал архангел Мухаммеду в пещере.
Так по титрам и возникла эта книга. Стенограмма речи Бога, произнесенной в небесном кабинете и доставленная воздушной почтой на землю. В Коране много темных мест и неясностей. И это объяснимо, если представить как быстро сменяли друг друга божественные глаголы.
Аллах непостижим и непознаваем, он удален и невидим, и только девяносто девять прекрасных имен даны любомудрому человеку, чтобы снова и снова открывать Его красоту и величие. Искусно начертанные, они говорят о верховных словах, явленных Пророку в пещере. В память об этом каллиграфия или умение полагать слова на плоскость во всей красоте их рисунка считается в исламе важнейшим искусством.
Символ веры обрамляют четыре предписания: молитва, подаяние, пост и паломничество. Поэтому геометрическая проекция ислама представляет собой четырехконечную звезду с пятым элементом посередине.
Безоговорочное следование предписаниям составляет практический смысл ислама. Это его кинетика. Пять раз в сутки мусульманин должен совершать молитву, суть которой не только в славословии Всевышнего, но и в самом действии.
Раз в год с наступлением месяца Рамадана (который в зависимости от лунных фаз «вращается» в календаре) верующий соблюдает пост. От восхода до той поры, когда белую нитку не отличишь от черной, предписано не вкушать еды и не пить воду.
И, наконец, паломничество. Хотя бы раз в жизни каждый мусульманин должен сделать хадж в Мекку, где находится исламская святыня Кааба, или Черный камень.
Черный камень представляет собой фрагмент астероидного происхождения, заключенный в золотую оправу и помещенный в кубический саркофаг. Саркофаг установлен по центру двора мечети Пророка в Мекке, куда стекаются паломники со всего мира.
Черный камень – «материальная часть» ислама, доказательство Бога, которое можно потрогать. Реальное происхождение камня, действительно, космическое. История уходит в доисламские времена зороастрийцев. Камень был их святыней, но как это часто бывает, с приходом новой религии предмет старого культа «конвертировали», наполнив новым смыслом.
В космогонии ислама Кааба – пуп земли, омфалос, через который проходит вертикальная ось мира. Проекция Бога на земную плоскость. Все мечети выстроены по направлению к Каабе. Называется это направление кибла. Мечети нанизаны на него, как шашлык на шампур. Кибла, этот незримый луч, проницает мир ислама в любой точке планеты, определяя содержание мечети – и ее форму.
Прикладная функция мечети, то есть единственное, что от нее требуется, это дать максимальному числу верующих точное направление молитвы.
Эстетическая – выразить эту функцию через форму. Превратить религиозный вектор в архитектурное пространство. Свить вокруг пустоты луча каменный кокон.
Не столько указать путь, сколько показать его.
Главный объект мечети – михраб. Это полая ниша в стене, обозначающая направление на Мекку. Его часто сравнивают с христианским алтарем, что совершенно не соответствует прикладной функции михраба. Это знак или указатель священного направления, который, в отличие от алтаря, не имеет никакой священной ауры. Отмечая михраб небольшим куполом – или украшая стены вокруг изразцами – художники отдавали должное священному направлению, оставляя саму нишу демонстративно серой, полой, пустой.