Жестокий и нежный

– Сначала это поможет, но совсем ненадолго. Мы должны полагаться только на себя, querida . [1]

Как он догадался, о чем она подумала? В этот момент Лара была почти готова поверить в легенды, которые рассказывали о Рикардо Ласаро его последователи. Все это ерунда, быстро сказала она себе. Он просто понимает язык жестов и угадывает мысли по выражению лица, а она совсем не умеет скрывать свои чувства. Брет всегда говорил, что все, что она думает, написано у нее на лбу.

– Я уже давно надеюсь только на себя, – спокойно сказала Лара.

– Как и я. – В голосе Рикардо снова была усталость, и ей передалось ощущение долгого глубокого одиночества. – Но на этот раз я, кажется, дошел до предела.

Не успела Лара ответить, как в замке повернулся ключ, и дверь широко распахнулась, чтобы впустить солдата, принесшего новый микрофон.

Глава 2

Замена микрофона заняла у солдата не меньше часа, и все это время Лара тихо сидела на койке. Каждая ее мышца была напряжена. Господи, как жарко! Белые оштукатуренные стены, казалось, излучали жар, а комната была большой печью. Она чувствовала, как пот струйкой стекает по шее, покрытой копной густых волос. Как Рикардо выдерживал это в течение долгих месяцев?

Лара украдкой взглянула на него. Казалось, он даже не замечает жары. Рикардо неподвижно сидел на полу под окном в нескольких футах от ее койки, его руки свободно лежали на коленях, а глаза внимательно следили за движениями низкорослого бородатого солдата, подсоединяющего провод к гнезду микрофона, и эта процедура полностью поглотила его внимание.

Взгляд Лары беспокойно метался по камере. Смотреть было особенно не на что. Обстановка этой бывшей кельи, должно быть, не изменилась со времен монахов. На койке, на которой она сидела, была только тощая подушка и комковатый матрас, покрытый грубой рогожей. На умывальнике в углу комнаты стоял надколотый фаянсовый таз для воды. Сквозь решетки окна в камеру жарким потоком лился яркий свет, рисуя желтые квадраты на каменных плитах пола перед Рикардо и касаясь черных кудрей, падающих ему на лоб. Нигде не было видно ни его личных вещей, ни книг, ничего, что помогло бы скоротать время и отвлечь мысли от заточения, на которое обречен заключенный. Она вспомнила, что Рикардо не давали даже карандаша и бумаги.

– Как вы здесь выдерживаете? – неожиданно спросила она.

Взгляд Рикардо перешел с рук солдата на ее лицо.

– По сравнению с первыми неделями заключения это просто пятизвездочный отель. Хурадо считает, что он меня балует. Каждый вечер меня водят в туалет и в душ. Два раза в неделю мне дают возможность постирать одежду. Раз в день меня кормят. Что еще нужно человеку?

– Но здесь же совершенно нечего делать! Он улыбнулся.

– Они не могут помешать мне думать. Я планирую военные операции, делаю упражнения для укрепления памяти. И даже сочиняю стихи.

– Воин-поэт, – пробормотала она.

– Газетный штамп, – поморщился Рикардо.

– Журналисты вас просто обожают, – заметила Лара.

– Поддержка прессы идет на пользу нашему делу. У меня есть друзья и в Европе, и в Америке, которые следят за тем, чтобы все, что происходит здесь, становилось известным в мире. – Он сжал челюсти. – Все меньше стран готовы оказывать поддержку хунте, с тех пор как журналисты рассказали о пытках в аббатстве. Два года назад здесь были заполнены все камеры, а теперь у Хурадо всего несколько заключенных для удовлетворения его садистских наклонностей.

– Поэтому вы позволяете использовать вашу личность в целях рекламы?

– Это совсем недорогая плата. – Он немного помолчал. – Когда я учился в университете, я мечтал стать поэтом. Я думал, что буду всю жизнь сочинять прекрасные стихи, которые потрясут мир.

– Многие считают, что ваша книга действительно потрясла мир.

– Многие, но не вы.

– Я ее просто не читала. Это не для меня.

– А что же для вас, Лара?

– Я никогда не мечтала потрясти мир. Я хотела иметь кое-что, принадлежащее мне одной. Когда-нибудь я поселюсь в маленьком городке. У меня будет дом у озера, много собак и несколько близких друзей. – Она смотрела в сторону. – Я не из тех, кто начинает гражданскую войну.

– Мне кажется, что вы ошибаетесь, – мягко заметил Рикардо.

Она подняла взгляд и заметила на его лице легкую улыбку.

– Борьбу за освобождение начинают не драчуны и смутьяны, ее сила в молчаливом большинстве. Достаточно лишь поднести горящую спичку, чтобы загорелся сухой лес.

– Вы думаете, что мне не хватает спички? Рикардо задумчиво посмотрел на нее.

– Я думаю, что женщина, которая очертя голову ввязалась в такую историю, сама может поднять на борьбу целую страну.

Она смутилась и быстро перевела взгляд на солдата, который подсоединил микрофон и вставлял шнур в гнездо.

– Он почти закончил. С этого момента мы не сможем свободно разговаривать.

– Мы не сказали ничего такого, чего не должен слышать Хурадо.

Она с удивлением поняла, что Рикардо совершенно прав. Их разговор коснулся только общих тем, но ей казалось, что каждое слово было наполнено особым смыслом.

– Что мы будем делать?

– Ждать.

Лара медленно откинулась назад и прислонилась спиной к оштукатуренной стенке.

– Я не привыкла мысленно сочинять стихи, и у меня ужасная память. Мы можем поговорить?

Он снова отвел от нее взгляд и посмотрел на солдата.

– Если я не буду видеть вас. Где, ради всего святого, вы взяли это платье? Ей опять стало очень жарко.

– Они дали мне его в лазарете после… обследования.

– Ах да, это обследование. – Рикардо так сильно сжал руки в кулаки, что побелели костяшки пальцев. – Они сделали вам больно?

– Нет, но это были не настоящие врачи. – Она нервно рассмеялась. – Они напугали меня.

Наконец солдат закончил установку микрофона и включил его. Не глядя на заключенных, он повернулся и вышел из камеры.

Лара завороженно смотрела на эту маленькую черную коробку. Неожиданно она почувствовала себя раздетой и выставленной на всеобщее обозрение.

– Пусть это вас не беспокоит, – сказал Рикардо. – Этот микрофон никак не умаляет вашей личности. – Он заговорщически подмигнул Ларе. – Наоборот, он свидетельствует о вашем высоком положении, раз такой высокопоставленный человек, как Хурадо, тратит свое драгоценное время, слушая каждое слово, которое вы скажете.

Уже во второй раз он безошибочно прочел ее мысли. Но сейчас она не испытала раздражения, только благодарность. Благодаря его замечанию пропало ощущение брезгливости, а подслушивающий их Хурадо превратился в жалкую одиозную фигуру.

– Все дело именно в вашем высоком положении. – Она смешно наморщила носик. – Я здесь только для вашего развлечения.

– Для моего развлечения? – Рикардо рассмешила эта двусмысленность. – Именно это Хурадо и имеет в виду, но я не знал, что вы с ним согласны.

Как только Лара поняла замечание Рикардо, кровь прилила к ее щекам. Черт побери, она только и делает, что краснеет с первого момента ее появления в этой проклятой камере.

– Вы прекрасно знаете, что я не хотела…

– Я знаю, – перебил ее Рикардо без улыбки. – Простите меня. Все дело в том, что моя мать была наполовину ирландка, и иногда кровь диких кельтских предков берет верх. – Рикардо посмотрел на микрофон. – Я прекрасно сознаю, что вы хотите находиться здесь не больше, чем я хочу, чтобы вы здесь оставались.

Он старался защитить ее и для этого попытался придать разговору более формальный характер. Ведь любой намек на близость между ними Хурадо мог бы использовать как оружие.

Хотя Лара знала, зачем он это делает, все равно его слова непонятным образом задели ее.

– Я рада, что мы поняли друг друга.

– Да. – Он прислонился спиной к стене и закрыл глаза. – Без сомнения, мы хорошо поняли друг друга.

В сумерки появились два солдата, чтобы отвести их в туалет и в душ, расположенные в конце коридора. Один из них был тот самый маленький усатый брюнет, который заменял микрофон, другой был высокий, крупный, с крючковатым носом.

1

Любимая, желанная (исп.).