Страница 4 из 12
Я закурил и отхлебнул из стакана “Утреннюю росу” с грейпфрутовым соком.
Оля тем временем раскладывала на столе какие-то бумаги и кратко комментировала их содержание. Там были мудреные схемы, геологические колонки и просто текстовые распечатки в формате нумерованных списков – короче, самая что ни на есть ученая лабуда. Что тут могло
его заинтересовать?
– А что, – подкупающе улыбнулся четырнадцатилетний покойник, – золотоносного оливинового пояса, к которому прожег дыру инженер
Гарин, действительно, нет?
– Как и волшебной дверцы в каморке папы Карло. – Оля вернула собеседнику невинную улыбку.
Надо сказать, она отлично владела техникой беззащитного взгляда – бывает, спросит: “Нет ли у тебя лимона к чаю?” – и так посмотрит, что сердце замирает от нежности и умиления. Очень сильное оружие. По счастью, она им пользовалась не сознательно, а интуитивно, что значительно повышало его поражающую силу, – хотелось тут же Олю погладить и прижать к груди, и вместе с тем сама мысль об этом выглядела святотатством.
Порой, после опустошающих приступов пресыщенности (хотя ничем особенно, казалось бы, по жизни не злоупотребляешь), когда срываешься с объезженной лошадки на карусели ежедневной тщеты, остро хочется такого влечения, которое нельзя осуществить ни одним из опробованных доселе способов, ни телесным, ни интеллектуальным – никаким. Возможно, в этом желании есть что-то близкое к религиозному чувству, но что мы, такие маленькие, можем знать об этом? Иногда мне кажется, что в образе Оли я подобное влечение обрел.
– Выходит, никаких… м-м-м… интригующих сведений о залежах драгметаллов в недрах сверхглубокое бурение не дало?
– Почему же? Дало. – Оля, пролистав бумаги, выдернула нужную страницу. – Вот, пожалуйста… В Кольской скважине на глубине от девяти с половиной до десяти с половиной километров неожиданно была обнаружена золото-серебряная минерализация трещинных структур.
Золотого оруденения такого содержания в этом районе никто не ожидал.
Однако о промышленной разработке в данном случае говорить не приходится – рентабельность добычи с таких глубин золотоносной породы, да и любых других уникальных рудных ископаемых, очень проблематична. Чтобы это предприятие стало коммерчески целесообразным, надо использовать какие-то новые, неизвестные сейчас технологии.
Слышать от глазастой стрекозы лютки столь причудливые речи мне прежде не доводилось. Поэтому, наверно, в моем сознании они с ее обличием не вязались, как не вяжется мороженое с вполне, казалось бы, полезной штукой – чесноком. Впрочем, я в тот момент был увлечен другим – исследовал украдкой “Эспаньолку”.
– А если бы вдруг напоролись на жилу чистого золота? Толстую, метров в десять? Или в сто?
– Таких не бывает. – Оля со всей убежденностью специалиста по металлогении снисходительно улыбнулась.
– Это приговор? – не унимался покойник. – Если, скажем, на глубине четырнадцати километров такая жила будет обнаружена, горняки рассмеются?
На столе лежала моя пачка сигарет; Оля поставила ее стоймя и наподдала пальчиком. Что-то в вопросе “Эспаньолки” все-таки ее смутило.
– Нет, это не приговор, – задумчиво созналась лютка. – Опыт сверхглубокого бурения практически всегда показывает расхождение реального и проектного разрезов уже с глубины двух-трех километров.
Если честно, все давно привыкли, что полученные из сверхглубоких скважин материалы всякий раз становятся своего рода вызовом, поскольку свидетельствуют о нашем полном незнании состава и строения земной коры, не говоря уже о процессах, в ней происходящих. В разрезе той же Кольской скважины, к примеру, на глубине семи километров вместо предполагаемого базальтового слоя вскрыли гранитно-гнейсовый.
– Спасибо! – как-то сразу оживился и повеселел заказчик. – Значит, здесь можно вкручивать, как хочешь. Даже поперек резьбы. Я это и хотел узнать. – Он поиграл в руках очками. – А говорят еще, из
Кольской скважины на проходе двенадцатого километра вылетел огненный дух из породы ифритов, покружил вокруг, потом взял курс на Москву и сгинул.
– Я слышала об этом! – рассмеялась Оля. – Думаю, это такой самобытный сверхглубокий фольклор.
На торцевой стене дома, смотрящей на финскую церковь, две спутниковые антенны были направлены радикально вниз. Должно быть, ловили новости из преисподней.
– Скажите, Сергей Анатольевич, – я раздавил, как вредную и злую тварь, в пепельнице сигарету, – вам никто не говорил, что вы похожи…
– На Карла Первого с холста Ван Дейка? – Он, видно, что-то уловил в моем взгляде, поэтому еще в полете ловко упредил и мигом перенацелил мой вопрос. – Говорили. Но я другой. – И Курехин выпятил оранжевую грудь, на которой был жирно начертан титр к этому кадру.
Потом он незаметно выудил откуда-то (ни сумки, ни бумажника у него в руках не было) визитку с джокером у левого края и протянул мне. На бежевом прямоугольнике, матовом и почему-то прохладном на ощупь, я прочитал:
Закрытое акционерное общество
«Лемминкяйнен»
Абарбарчук
Сергей Анатольевич
Генеральный директор
Адрес факс тел.
Адрес, факс и телефон на карточке были псковскими. Подумав,
Абарбарчук забрал у меня визитку и написал на ней номер мобильной трубки. Пока он это делал, я рассмотрел японскую оливку: регион на номерном знаке тоже стоял псковский – 60.
Вот, значит, как. Он, стало быть, нырнул в провинцию, в глубинку и там таился. Поначалу, видимо, совсем в дыре, в каком-нибудь уездном захолустье, где-нибудь в Пустошке или спустился на самое что ни на есть глухое Дно… Ну да, в столицах он инкогнито не прожил бы и пары суток. А так – отрастил волос на лице и даже имени менять не надо.
За именем-то, что ни говори, ангел-хранитель стоит, а за фамилией – никого, кроме дедо2в. Их, впрочем, тоже обижать не стоит. Потому я до сих пор и Мальчик.
– Туристическим бизнесом промышляете? – Я щелкнул ногтем по не очень внятной визитке. – Путевки в зеленую Калевалу и ледяную Похьолу?
– Ошибаетесь, – сказал Абарбарчук-Курехин. – Мы по другой части.
Девиз нашей фирмы: “Розыгрыш – другу, кара – врагу”. Пикантная работа.
– А почему же “Лемминкяйнен”?
Ветер сдул со стола один из Олиных листков, но Сергей ловко попрал его сандалетой и водворил на место.
– Потому что он – трикстер безбашенный. Редкой несуразности персонаж – мусорный какой-то. За что ни возьмется, все у него вздор выходит.
– Не вижу логики, – не увидел я логики и вдохнул вновь налетевший ветер.
– В свое время на углу Фонтанки и улицы Ломоносова поставили на капремонт дом, – с готовностью пояснил Курехин. – Один год на нем висел баннер – мол, строительно-ремонтные работы здесь осуществляет фирма “Лемминкяйнен”. Тогда меня это здорово позабавило. Конторе с таким названием нельзя доверять дело строительства, ей можно доверить только дело разрушения. Я оказался прав. После
“Лемминкяйнена” там лет пятнадцать были руины, а теперь – какой-то банковский центр. То есть тоже гиблое место.
– Поучительная история, – согласился я. – Так чем же все-таки вы занимаетесь?
– Оказываем особого рода услуги. Как следует из девиза – мистифицируем друзей наших клиентов и караем врагов. С условием, конечно, – друг может быть любым, но враг – всегда прохвост. – Лицо
Курехина осветила какая-то залихватская греза. – Мир полон несправедливости. Однако мелкой, но своевременной репрессией подчас можно предупредить большое злодейство. Уверяю вас, “Лемминкяйнен” – очень серьезная фирма. Мы организуем клиентам розыгрыши и неприятности на любой вкус и с отменным качеством – ассортимент у нас практически неограничен. Мы даже получили лицензию на производство несчастных случаев. Разумеется, стихийные бедствия и климатические катаклизмы находятся в ведении государственных организаций, но мы готовы довольствоваться малым. Курица, как говорится, по зернышку клюет. Мы можем в любой момент устроить человеку диарею, уронить его в люк, разрушить ему карьеру, заставить полюбить козла, замучить ночными телефонными звонками, несмертельно отравить мармеладом… Сценарной разработкой мероприятий у нас занимаются высококлассные специалисты. – Абарбарчук на миг задумался, как бы усомнившись в вескости своих слов. – Хотя, признаться, из-под полы мы можем предложить заказчикам и кое-что поосновательнее.