Страница 71 из 74
Еще вернешься. Набьешь шишки. Все всегда возвращаются. На круги своя. Туда, где было хорошо. Где знали, ждали.
Олег припоминает песенку про зеленоглазое такси ("так отвези меня туда, где будут рады мне всегда…"), раньше слезы на глаза наворачивались, когда слышал. Ныне изменилось все.
Другой совсем стал.
Сам за собой наблюдает, подглядывает. Разделился и смотрит, что его двойник вытворяет. Шизофрения, однако.
Расставался, словно навсегда. Словно ножом по сердцу. Потому как отпускал навсегда, отрезал по куску старой жизни и отправлял в одиночное плаванье. Без поддержки своей просвещенной. Или сам уйти в одиночное плаванье собирался?
Ведь не такие уж и большие расстояния, всегда позвонить можно, приехать. На худой конец, вызвать. Не откажут, конечно. Прибегут.
Как не прибежать. По радио играет заглавная песенка "I
Ан нет.
Вот и Гагарину взгрустнулось. Вспомнил студенческие годы, слепые, темные ночи, сирень у общежития, романтик, однако. Какой же простой и незамысловатой кажется та безвозвратно минувшая жизнь. Жизнь прошла, а голос Меркури остался. Хотя волнует теперь не силой и изяществом, но тем, что напоминает, намекает о том, чего не вернешь.
Да было бы о чем жалеть.
Так отчего ж душа ворочается, точно от бессонницы, точно уснуть не может? Разумеется, дальше в радиоприемнике возникает Бьорк – знаком границы между прошлым и прошлым, "я дерево, плодоносящее сердцами… одно на все забранные тобой…"
Как по заказу.
Гагарин чувствует, как сжимается его сердце, его единственное сердце, как же странно порой чувствовать себя живым. Живым и невредимым. Освобожденным от проблем.
"Ветка, ударяющая по руке…"
Олег стоит на берегу, смотрит вдаль, бормочет под нос: "Море волнуется – раз, море волнуется – два, море волнуется – три… На месте фигура замри…" Заклинает, что ли.
Главное – не тяготиться бездельем. Природа не терпит пустоты, сердце и извилины постоянно должны быть заполнены. Чем-нибудь. Чем-нибудь, да.
Глава пятая
Как перестать беспокоиться и начать жить
Гостей на Церере почти не осталось. Ты, да я, да мы с тобой. Самое время переименовывать Цереру в Беловодье.
– Ну что, Денисенко, и ты меня покидаешь?
– Олег, ну что за трагедия? Покидаю. Но, во-первых, ненадолго.
Во-вторых, ты же знаешь мою ситуацию.
– Знаю-знаю.
– Ну и вот. Значит, понимать должен. Хотя, все равно, я тебе дико благодарен за все, что ты для меня сделал.
– Если бы, Генка, ты все знал. Все как есть.
– А мне хватило и того, что знаю. Когда ты про вирус узнал, то не отказался, не бросил прокаженного… А это дорогого стоит. Твоя поддержка и вера… Честное слово.
– Да я знаю, знаю. А что повторные анализы показали?
– Исчез вирус, рассосался, будто бы его и не было вовсе. Чудеса в решете.
– Действительно, чудесное излечение. Хотя все не так прямолинейно, как ты тут думаешь.
– Олег, ты все время делаешь мне какие-то намеки, кружишь вокруг да около некоей тайны. Но как доходит до сути, ты всегда уходишь в сторону. Напускаешь тумана и уходишь…
– Ладно ты ворчать, не ворчи.
– Нет, Олег, я серьезно. Если есть что сказать, говори. Если просто так многозначительности нагоняешь, то заканчивай. Христом Богом тебя прошу, хватит тебе уже меня мучить.
– Да не мучаю я тебя, не мучаю.
– Мучаешь, играешь в добродетеля. Если сделал хорошее дело, то не надо портить его послевкусием…
– Хорошо, Геннадий, скажу тебе все, как есть. Как на духу. Никто моей тайны не знает.
– Даже Дана?
– Даже Дана. Ей ни к чему. Пока что. Может быть, когда-нибудь и скажу.
– Хорошо. Только подумай перед тем, как это сделать. Хорошенько подумай… А?!
– Да я же все время об этом и думаю. Можно сказать, голову уже сломал.
– Ну, так и в чем тут дело?
– В волшебстве, Гена, в волшебстве. Которое очень многое объясняет.
И то, что я так быстро и практически беспроблемно поднялся.
– Поднялся?
– Ну, разбогател.
– А-а-а-а-а-а-а…
– И то, что у тебя в крови вирус испарился, будто бы его и не было.
– Какое-такое волшебство, не понимаю. Палочка у тебя, что ли, волшебная? Или спички волшебные? Помнишь, в детстве был фильм такой про волшебные спички.
– Помню, Гена, помню… Но в моем, данном-конкретном, случае, все выглядит несколько иначе. Но тоже связано с исполнением желаний.
Тоже связано, да.
– Ну и как же ты умудряешься исполнять то, что задумал? В каком аквариуме держишь свою золотую рыбку?
– Все очень просто, приятель. У меня есть тайна. Это не волшебные спички и не золотая рыбка. Все намного проще.
Вокруг шумела птичья свадьба – десятки мелких пернатых вычерчивали в воздухе ритмичные конфигурации, отмечая заход солнца. С каким облегчением Гагарин рассказал Денисенко о заветном блокнотике…
Первый человек, с которым решился на откровенность. Олег привык, что всей правды о нем не знает никто, ни один человек в мире. Разные люди допускаются на разные этажи его персональной истории, кто-то в прошлое, кто-то в профессиональный круг вопросов…
Но приблизить хоть кого-нибудь в центр ядра означает подставиться.
Расслабиться. Впасть в преступную зависимость от чужой воли.
И все-таки Гагарин сознательно пошел на это. Даже если теперь блокнот утратит мистические свойства (всякое может случиться), он свое получил. Отработал. Вполне можно дать попользоваться блокнотиком и другим.
Денисенко в роли преемника вполне устраивает: пока суть да дело, рассмотрел его получше. Ведь встречаться в больнице, на пятиминутках и в операционной, во время дежурств и безделья в ординаторской – это одно, даже вместе с их "выпаданиями" и на "лоне природы", а здесь, когда никто не мешает человеку проявляться во всей красе, – совершенно другое.
Кроме того, Денисенко важен для Гагарина как символ спасения, как знак реального дела: вот взял и спас парню жизнь. Вылечил. Можно сказать, выполнил высокое предназначение. Даже в отставке доктор
Гагарин врачует тела и души. С Маню такого не получилось, к сожалению: ну не всесилен оказался Олег, что ж теперь. От болезни мальчика спас, а вот преждевременную гибель не предотвратил. Не смог.
Теперь скорбит вместе с остальными. Проведено расследование. Маме будет выплачена компенсация. Нужно бы, конечно, найти на Безбородова управу… Но как представит бесконечные позиционные бои, бессмысленный и бесконечный, как на Ближнем Востоке, конфликт, так совсем уже скучно становится. Лучше поберечься, не лезть в тот омут, где черти водятся.
Ну его, от греха подальше.
Вот и рассказал Денисенко "всю правду". Беседа в духе "ну вот, теперь ты знаешь все…". А трудно, между прочим, исповедоваться. Хотя и не ВИЧ даже (на мгновение прикинул), но очень трудно.
– Ну вот, теперь ты знаешь все… – сделал дурашливое лицо. На всякий случай.
Стояли в тени магнолий, чье благоухание окутывало незримыми шифоновыми шарфами, поневоле становишься добрым и мягким.
Нечеловеческая музыка азиатской природы: покой и воля, воля и покой…
Гена внимательно слушает рассказ. Олег старается не смотреть на приятеля. Почему-то. Наблюдает за птичками, устроившими переполох в кронах деревьев. Гагарин делает многозначительные паузы. Замолкает.