Лекарство для безнадежных

– Что? – насупился Тополев.

Из клубов дыма вынырнул деловитый лаборант с охапкой грязных клавиатур и молча вывалил их в общую кучу уцелевших вещей. Тарас оборвал себя на полуслове и поймал парня за халат.

– Ты кто? – спросил он.

– Зюкин Иван, – буркнул тот. Половина его лица была вымазана копотью, причем косыми полосами, словно Зюкин был вовсе не лаборантом, а профессиональным спецназовцем, прибывшим на сложное и ответственное задание.

– Назначаешься здесь старшим, – сказал Петровский. – Все, что можно спасти, спасайте. Понял?

Глаза Тополева округлились.

– А… – начал было он.

– А ты – со мной, – зло бросил Тарас и оглянулся. – Понял, Зюкин?

– Да, Тарас Васильевич.

– Пойдем-ка, поговорим, Антон. Всю дорогу до машины Тарас шел впереди, яростно сжимая кулаки, а Тополев понуро плелся за спиной начальника. Антон не просто устал – вымотался окончательно и жутко хотел спать.

Петровский со злостью рванул дверь джипа.

– Залезай, – коротко бросил он.

Как заставить людей думать, как ты? Как объяснить им, что важно, а что нет? Верно говорится, свою голову не приделаешь…

Петровский положил руки на руль и обернулся к Тополеву.

– Что, Тарас Васильевич? – встретив его взгляд, виновато спросил Антон.

– Ты очень здорово подвел нас, понимаешь? Знаешь, что из-за твоей забывчивости мы сейчас имеем?

– Нет, – честно ответил Тополев.

– Очень опасного человека на улицах Москвы, – сообщил Тарас, и голос его дрогнул. – Настоящего монстра. Через несколько часов его скрутит так, что он начнет убивать всех без разбора.

– Тарас Васильевич! – растерялся Тополев. – Вы же ни словом, ни намеком… Мы же с вами вчера…

– Я тебе сказал вчера поставить оцепление? Неужели ты думаешь, что я что-то говорю просто так?

– Но, Тарас Васильевич… Кто же знал, что начнется пожар… Я даже поспать толком не успел. Мне как позвонили, так и вскочил. Оделся, в машину прыгнул – и сюда. Какое там было что-то помнить! Но неужели мы сейчас ничего сделать не можем?

Петровский вздохнул:

– Боюсь, мы уже опоздали.

Он сидел и прикидывал, как скоро обо всем станет известно и маньяк объявится в сводках новостей. «Скольких он успеет убить прежде, чем мы его возьмем? – подумал Петровский. – Скольких?…»

Он в затруднении потер лоб.

– Не знаю, – горько произнес Петровский. – Его надо было брать еще теплым. Конечно, мы можем отправить людей, попробовать прочесать лес. Вполне вероятно, что он до сих пор еще там. Отлеживается… Антон прикинул что-то в уме.

– В лес я отправлю людей в течение получаса, Тарас Васильевич, – сказал он. – Можем также разослать группы по местам его вероятного появления.

– А ты знаешь такие места? – покосился на него Петровский.

– Ну, родители, – в затруднении произнес Тополев. – Друзья… Девушка у него есть, надеюсь?

– А я откуда знаю? Я с ним общался-то всего пару дней. И кроме того… Родители, друзья… Вполне вероятно, что он ничего о себе не помнит.

– Как это? – открыл рот Антон.

– В некоторых случаях бывает амнезия, – пояснил Петровский. – В редких. Но, учитывая наше везение и то, что он до сих пор не объявился, я склонен полагать, что это как раз наш вариант. К счастью, беспамятство быстро проходит, от силы день-два. Обычно оно частичное. То есть что-то человек помнит, что-то нет. Какие воспоминания у него сейчас сохранились? Родители… не знаю… Скорее, какие-нибудь сильные переживания. Ну, там, несчастная любовь, заветное место, где хулиганы били, любимый угол в детском саду…

– Ага, – проговорил Тополев. – Значит, к нам он в добром здравии не придет?

– Ни к нам, ни к матери, – сказал Тарас. – Он даже не помнит, была ли у него когда-нибудь мать. Он пойдет к кому-то другому… К кому, как полагаешь?

– К девушке, – резонно ответил Антон.

– И это вряд ли, – покачал головой Петровский. – К кому-то, с кем у него были связаны сильные переживания. Стрессовые. Скорее, к своим бывшим подельникам. Эх, знать бы, где это…

Петровский решительно завел машину.

– Значит, так, Антон, – сказал он. – Давай-ка поступим следующим образом. Отправишь людей прочесывать лес. Это первое. Второе. Постарайся выяснить о нем все. Где родился, вырос, в какой школе учился, институте. Третье. Группы к родителям, к девушке, если есть, на прежнее место работы. Далее. Подключи отдел Нестерова. Оставь под рукой несколько человек. Запусти сканеров. Свяжись с нашими в ментовке, может, там что проскочит. Опять же больницы… Если его скрутит серьезно, не исключен шанс обращения в «скорую помощь».

– А обычно сильно бывает?

Петровский покосился на Антона.

– Обычно, – подчеркнул он, – очень сильно. Выворачивает наизнанку в полном смысле этого слова.

Антон помолчал.

– Не могу себе представить, – признался он.

– И не надо. Просто поверь на слово – это очень, очень больно. И если хоть что-то всплывет, мне звони немедленно.

Тополев кивнул.

– И все-таки, Тарас Васильевич, на что мне особенно обратить внимание? – спросил он напоследок.

Петровский пожал плечами:

– На телевизор и радио. Найдет он своих или нет, след за ним все равно останется. И след этот, к несчастью, будет кровавым…

Часть вторая

Поиски

Лес оказался совсем небольшим.

Минут через десять он вышел на опушку, ежась от холода. Мокрая высокая трава превратила джинсы в тяжелые влажные доспехи, да и сам он напоминал себе бойца, возвращающегося домой с нелегкой войны. С победой ли? Он не знал. Судя по тому, как и где он очнулся, – вряд ли.

Впрочем, о том, где находится его дом, он тоже не имел ни малейшего понятия. Впереди была дорога. Редкие машины проносились по мокрому асфальту. Присев на корточки, он вгляделся внимательнее и чуть слышно рассмеялся. Троллейбусные парки в деревнях не строят, как, впрочем, и хороших асфальтовых дорог.

Город. Москва? Память молчала.

Через несколько шагов он почувствовал, что шагает по воде. Он присел, раздвигая траву, и наклонился, пытаясь разглядеть в луже собственное отражение. Ничего, кроме неясного белесого контура, его глаза, уже привыкшие к темноте, увидеть не смогли. «Ладно, – подумал он. – Главное сейчас – постараться привести себя в порядок».

Морщась, он умылся ледяной водой, старательно отдирая спекшуюся корку со лба. Получалось плохо, но появиться в таком виде на дороге – значило оказаться в милиции. Что такое милиция, он почему-то помнил. Он вообще помнил многое. Какие-то лица. Дома. Машины. Дачу за высоким сетчатым забором. Большой стол со странной стеклянной конструкцией посредине. Он прикрыл глаза, пытаясь вытащить из памяти хоть что-то еще.

Улица. Множество легковушек перед подъездом. Надпись на фасаде. Номер квартиры? Сейчас… сейчас… Сто… Сто четырнадцать. Дом? Он тщательно проверил одежду. Ни документов, ни денег. В заднем кармане джинсов пальцы нащупали смятую бумажку – бесполезный магазинный чек. Разгладив его, он попытался рассмотреть сумму. Ого! Почти шесть тысяч! В прошлой жизни, оказывается, у него водились деньги.

В кармане рубашки что-то звякнуло. Там он почему-то обнаружил наручные часы. Достал, повертел в руках. Обычные электронные «Сейко», но за них его наверняка довезут до дома.

Он сел, подняв голову к низкому, затянутому облаками небу. Шансы все-таки оставались.

Первая машина шарахнулась от него, как от прокаженного. Вторую он ждал еще минут десять. И только четвертая, когда он уже окончательно замерз, старая белая «Волга», взвизгнув тормозами, остановилась.