Они штурмовали Зимний

— П-понятно, — произнес Лютиков, избегая Васиного взгляда.

Кокорев смутился. Но что он мог поделать с собой? Неодолимая сила влекла его на Выборгскую сторону. «Катя не знает, что я вышел из тюрьмы, и тревожится, — думалось ему. — Надо обязательно показаться, и как можно скорей».

Когда Лютиков ушел, Василий вымылся, причесался, оделся потеплей и вышел на улицу.

Подозрительного человека уже не было на углу. Полуефим, в ожидании покупателей, со скучающим видом сам грыз семечки.

Подсолнухи в те дни занимали многих. Людям, лузгавшим их в очередях, на митингах и в трамваях, казалось, что они утоляют голод, дают пищу тощим желудкам. Шелуха от семечек трещала под ногами везде.

Вася тоже купил стакан жареных подсолнухов и поехал на Выборгскую сторону.

У ворот Катиного дома сердце его учащенно забилось. Перешагивая через две ступеньки, он поднялся на второй этаж и здесь на двери приставской квартиры увидел казенную сургучную печать.

«Не арестована ли?» — встревожился юноша. Он спустился во двор и заглянул в подвальное окно. Там все вещи стояли на прежних местах. «Переселились, — понял Вася, и от этой мысли легче стало дышать. — У ворот, что ли, подождать ее? Впрочем, чего я боюсь? Надо пойти узнать».

Он прошел в подвал и на кухне застал двух женщин, — бабушку и дворничиху.

— Вы не скажете, когда Катя будет дома?

Обе с явным подозрением оглядели его. Дворничиха нехотя ответила:

— Ее здесь не бывает. Она переехала куда-то на Васильевский остров.

— Адреса ее не скажете?

— Не знаем, милый, не знаем, иди с богом, — уже не глядя на него, буркнула старуха.

«Вот так так! Даже адреса не хотят сообщить. Неужели Катя велела? Но по какой причине?» — Вася почувствовал небывалую усталость: ноги вдруг одеревенели и не держали его. Боясь упасть, он невольно прислонился спиной к стене и закрыл глаза.

— Что с ним?! Смотри… кровинки в лице не осталось. — Услышал он встревоженный голос старухи. — Припадочный, что ли?.

Дворничиха подвинула ему табурет, усадила и дала выпить воды.

— Ничего, не беспокойтесь... пройдет. Это после голодовки в тюрьме.

Подслеповатая старуха вгляделась в него.

— Да ты никак был у нас? К Катюше ходил… Васей, что ль, зовут?

— Да, Кокорев моя фамилия.

— То-то я смотрю, будто знакомый. Катюше ведь покоя не дают. Заходил тут какой-то с усиками, так мы его насилу выпроводили. А тебе, думаю, можно. — И, понизив голос, бабушка сообщила: — На Болотную она перебралась… Вместе с матерью в казенном доме живут.

***

Катя увидела из окна идущего по аллее Василия: «Он… ну, конечно! Выпущен… Ищет меня!» — Она хотела выбежать навстречу, но ее внимание привлек человек, остановившийся на углу. Он наблюдал за Васей сквозь редкий забор. «Шпик, — поняла девушка. — Но почему он следит? Что им еще от него надо?»

В подрайонной Думе рабочий день уже кончился: ни наверху, ни внизу никого не было. Катя прошла в сени, слегка приоткрыла дверь. Василий приближался к дому медленно, какой-то не свойственной ему походкой. «Как он похудел и словно больше вытянулся», — с жалостью подумала девушка. Ей хотелось окликнуть и поторопить его, но она подала голос, лишь когда он поднялся на крыльцо:

— Входи, я жду.

Юноша, недоумевая, поднял брови: «Что за игра? Почему Катя прячется?» — Он заглянул в приоткрытую дверь. Девушка схватила его за руку, втянула в сени, защелкнула замок. Видимо, потому, что в сенях было темней, Катя осмелела: она прижалась к нему и, порывисто обхватив руками голову, горячо поцеловала.

Василий не успел опомниться, как девушка мгновенно отстранила его и спросила:

— Ты с кем пришел?

— Один.

— Так я и думала. Значит, за тобой шпик увязался. Иди посмотри в окно.

Она провела Василия в свою комнату. Там, не отгибая занавески, они стали всматриваться. На углу никого уже не было. Незнакомый человек сидел на скамейке у калитки и, как бы отдыхая, курил.

— Знаешь его?

— Впервые вижу. Зачем же им за мной следить? Нас ведь почти силой из тюрьмы выпроводили. Пойду узнаю, что ему надо.

— Подожди, наш дом должен остаться вне подозрений. Здесь бывают очень важные совещания. Лучше сделай вид, будто ты не нашел, кого искал. Подойди к нему и спроси: «Где портниха Нюра живет?» Если он местный, то покажет тебе.

Василий хотел попрощаться с девушкой, но она спрятала за спину руки:

– Совсем не уходи, мне надо поговорить с тобой. Когда выпроводишь его, вернись через пролом в заборе… вон с той стороны. Я буду наблюдать сверху и ждать тебя. Если все благополучно, — на стекло веранды наклею бумажку.

— Хорошо, — согласился он.

Сойдя с крыльца, Василий, как бы недоумевая, оглядел дом, пожал плечами и побрел к калитке.

Незнакомец не уходил. Он сидел на скамейке и, обжигая пальцы, докуривал махорочную цигарку. Глаза у него были блекло-серые, с очень маленькими и острыми зрачками.

— Вы не знаете, где тут портниха Нюра живет? — обратился к нему юноша.

— Не могу сказать, не знаком с таковой, — поспешил ответить тот.

— Вот беда! Куда это я ее адрес дел?

Василий уселся на скамейку и, обшаривая карманы, умышленно вытащил пистолет. Незнакомец боязливо покосился на браунинг и как-то по-стариковски сказал:

— Отдохнул малость и побреду дальше. Прихрамывая, он заковылял к Муринскому проспекту.

«Шпик, — понял Василий. — Сейчас завернет за угол и притаится».

Не теряя времени, юноша двинулся к Лесной улице. Найдя небольшой пролом в заборе, он быстро пролез в сад, спрятался за толстым деревом и стал ждать, когда появится бумажка на окне верхней веранды. И, как только Катя ее наклеила, он перебежал к дому.

— Шпик! — твердо определила девушка. — Он в соседнем дворе на крышу сарая залез и озирается вокруг. Видно, не может понять, куда ты делся.

— Что же с ним делать?

— Я позвоню по телефону в райком, а ты сверху наблюдай. Постараемся задержать его.

Виталий Аверкин с группой контрразведчиков остановился в отцовском трактире.

Он пробирался в «Красный кабачок» не обычным путем, а полем, со стороны Московской заставы, чтобы никто его не заметил. Контрразведке стало известно, что жители окраины готовятся к вооруженному выступлению. Об этом трубили и газеты, выдумывая всякие небылицы о большевистских армиях на Охте, на Выборгской стороне и за Нарвской заставой.

Не надеясь на столичный гарнизон, Керенский распорядился вызвать войска с фронта и приказал держать рабочие районы под неустанным наблюдением.

Сам Аверкин дальше Красненького кладбища не ходил, но, хорошо зная весь район с детства, продуманно расставлял наблюдателей и ежедневно отсылал в штаб подробные донесения. Там их читали и требовали новых, более точных сведений. А где их возьмешь, эти точные сведения, когда всюду ходят вооруженные рабочие патрули и приглядываются к каждому человеку? Пусть бы сами сунулись, узнали бы, каково тут!

Выполняя приказания начальников, Виталий не забывал и о личных делах. «Если сюда нагрянут войска, — думал он, — то под шумок можно будет убрать тех, кто подкапывается под меня. Пусть они на том свете разоблачают». Он держал под особым наблюдением Чугунный переулок и дом, где жили Кокорев и Рыкунов.

Сегодня ему доложили, что Кокорев уехал к центру города.

— Кого «привязали» к нему? — поинтересовался Аверкин.

— Шилина.

— Ну, этот не упустит.

«Может, по следу удастся разыскать исчезнувшую Алешину, — подумал Виталий. — Тогда они все у меня в руках будут».

Весь день он не мог показаться на улице. Ватага каких-то мальчишек затеяла около «Красного кабачка» игру в «казаки-разбойники». «Разбойники» носились вокруг постоялого двора, перелезали через забор, прятались на сеновале, под навесом, а «казаки» их разыскивали и шумно ловили.

Желая избавиться от мальчишеского гомона, Виталий необдуманно выскочил во двор, накричал на ребят и пригрозил им палкой. Он совершенно забыл, что руганью и угрозами заставских сорванцов не запугаешь, а лишь раззадоришь, и поплатился за это. Мальчишки посовещались у кладбища и, вернувшись, принялись обстреливать камнями забор и хором выкрикивать слова старой дурашливой дразнилки: