Оазис грез

– А что можно сказать о его жене? Бенедетти очень выразительно пожал плечами:

– Она вне себя от возмущения. Видимо, он заставил ее прождать полночи на вокзале. Не спрашивайте, что это все значит. Короче говоря, она настоящая ведьма. И если бы я оказался в шкуре Аллена, то тоже бы удрал из дома. Во всяком случае, в сообщники ее записать нельзя.

Катя поднялась с кресла и подошла к своему письменному столу, перебирая пальцами браслет.

– Можно понять желание Дуста показать всему миру, на что он способен. Он никому не был известен. А теперь все эти заголовки… – она указала на стопку газет. – Он стал настоящей знаменитостью. Вот почему он во всем сознался и расскажет нам все, что мы хотим узнать, за исключением самого важного.

– А именно?

Катя подняла руку:

– Затем на первый план выступил Питер Аллен. По вашему мнению, у этого человека имеется оправдывающая его мотивировка: ведьма в образе жены. Поэтому мотивы обоих этих мужчин логичны. Мы их можем понять и принять.

– Но?..

Катя не обратила внимания на скептическое выражение лица Бенедетти и продолжала развивать свою мысль.

– Они могли выбрать любое казино в Европе, но остановились именно на этом. Почему?

– Дуст сказал буквально следующее: они тянули соломинку. Наше казино было помечено короткой соломинкой.

Катя покачала головой:

– Я не принимаю такую версию. Но имеется и еще один вопрос: почему они решили заняться этим делом именно теперь?

– По словам Дуста, раньше они не были готовы осуществить свой план, – ответил Бенедетти.

– Опять не вяжется. Дуст жил в одиночестве много лет. И почти столько же Аллен мается в своем несчастном браке.

– Вы ищете призраки, – мягко произнес Бенедетти. Катя подалась вперед, наклонилась над письменным столом.

– Я говорю, что Дуст и Аллен обладали необходимыми знаниями, средствами и мотивами для того, чтобы пойти на это. Но кто-то другой показал им на нас. Черт бы всех побрал, Анатоль, слишком много совпадений! Таинственный игрок чуть ли не срывает весь банк в казино в критический момент, когда он нам больше всего нужен, Шульман оказывается в стельку пьян. Он не помнит даже, какую он подцепил девушку, и ваши попытки разыскать ее не дали результатов. Она как сквозь землю провалилась. Из-за Шульмана мы потеряли драгоценное время. Если бы он не был таким пьяным, он бы сразу сказал нам, что карты крапленые. Вы бы предупредили «Беллам новелтиз», и Дуста удалось бы задержать до того, как он передал пакет в газету. Одно это сразу бы затормозило всю эту заваруху. Но кому-то хотелось, чтобы история была напечатана в газете.

Бенедетти долго смотрел на нее, потом подошел к телефонному аппарату.

– Куда вы звоните?

– В Скотланд-Ярд. Хочу попросить англичан помочь мне навести справки, как они выражаются. Если мне разрешат побыть пять минут с Дустом, то я сумею кое-что вытрясти из него.

Хотя Бенедетти пытался умаслить Хилала ибн Талала, расправить его помятые перышки, но из этого ничего не вышло. Тот не подтвердил получение ни посланного письма с извинениями, ни открытого для него кредита на проигранную сумму в тот незадачливый вечер. Катя могла бы не обращать внимания на то, что кувейтец дуется, если бы не одна вещь: на всех игральных столах в казино заметно упала активность, на семьдесят процентов снизились доходы. Интуиция подсказывала Кате: картежники, обычно очень суеверные люди, ждали какого-то знака, чтобы опять ринуться в омут азартных игр. Сама она сделала все, что смогла, выступила с пространными интервью в газетах и по телевидению. Снова и снова она повторяла фактическую сторону происшедшего, приводя убедительную аргументацию, как если бы она выступала перед присяжными заседателями. Но публике было наплевать на ее аргументы. Они не принимали ее за свою, за одного из игроков.

Катя изменила тактику. Она разыскала лучшего, самого дорогого ювелира в Бейруте и заказала ему сделать шедевр в течение одних суток. При обычных обстоятельствах это было бы невозможно, но когда он выслушал, что именно хочет Катя, ювелир хитро посмотрел на нее и согласился. Поскольку имелся образец для подражания, он взялся смастерить эту вещь в такое короткое время. Понятно, что он заломил за это сумасшедшую плату.

На следующий день Катя направила Хилалу ибн Талалу письменное приглашение встретиться с ней в казино за тем же столом, за которым он проиграл. Катя рассчитывала на две вещи: что этого мужчину заинтригует смелость ее поступка и что он начнет сплетничать о приглашении и к вечеру весь Бейрут будет об этом знать. В обеих случаях она оказалась права.

Без пяти минут одиннадцать Катя вышла из кабинета «Кристалл» и спустилась в холл. На этот раз народу было больше, чем накануне. Крупье знаками сообщали ей, что дела начали выправляться. Салоны для игры в баккара все еще пустовали, но, проходя мимо, Катя заметила и узнала примерно с дюжину заядлых игроков, которые разговаривали, сбившись в небольшие группки. Один из охранников отстегнул бархатный шнур, которым обычно отгораживали стол, и Катя прошла к месту, отведенному для крупье. Прошла минута, она продолжала ждать.

Катя копалась в своей сумочке, когда открылись двойные стеклянные двери и на пороге показался Хилал в белых одеждах. Блестящие черные глаза ничего не выдавали.

– Мне доставляет честь, ваше превосходительство, что вы приняли мое предложение, – обратилась к нему Катя.

Хилал, который остановился при входе в зал, не пошевелился. Его окружение, следовавшее за ним по пятам, затаило дыхание. Не отрывая от него глаз, Катя приоткрыла крышку деревянной шкатулки, стоявшей на зеленом сукне перед нею. Из шкатулки она обеими руками вынула подарок.

Приближенные Хилала довольно громко ахнули, их было слышно в соседней комнате. Сверкая на фоне сочно-зеленой скатерти, на столе оказалась большая фишка казино размером примерно три на пять. Она была из червонного золота, а по центру была выгравирована цифра 1 000 000 долларов США. По бокам сложный орнамент в виде завитков, усеянных мелкими бриллиантами, рубинами и изумрудами, любимыми на Ближнем Востоке драгоценными камнями.

– Это – законное платежное средство, ваше превосходительство, – заявила Катя. – Помимо тех распоряжений, которые, как вы знаете, были уже сделаны в вашу пользу. Это – мой подарок вам, небольшой знак сожаления о том, что случилось.

Глаза кувейтца метнулись от фишки к Кате, потом обратно. Вдруг он подошел ближе, взял вещицу, поднял ее на ладони.

– А если я пущу это в игру и проиграю?

– Тогда вы лишитесь ее, ваше превосходительство. Хочу лишь, чтобы вы запомнили, что в мире не существует другой такой же.

– Другую можно легко сделать.

– Верно. Но будь их одна или тысяча, все они будут копиями.

Хилал слабо улыбнулся:

– В таком случае я дам вам возможность вернуть ее. Мы сыграем с вами один кон. Ставкой пусть будет это. – Он показал на фишку.

– Боюсь, что правила внутреннего распорядка не позволяют мне делать этого, ваше превосходительство.

– Разве? Но ведь это ваше заведение, верно? Колкость оказалась злой и преднамеренной. Катя вспыхнула, но не сорвалась.

– Этот вопрос внутреннего распорядка, – повторила она.

– Понимаю, – протянул задумчиво Хилал. – Тогда разрешите мне предложить компромисс. Один из моих людей, – он показал на своего посыльного, – будет играть вместо вас. В конце концов, неважно, кому сдают карты, так ведь? Если, конечно, вы не возразите и против этого.

Намерение было очевидно. Кувейтец бросал ей вызов в ее владениях, на ее территории.

– Очень хорошо, ваше превосходительство. Один кон.

Хилал проворно положил три колоды карт на стол. Все завернутые в целлофан и запечатанные.

– Сыграем какими-нибудь из этих карт, если вы не возражаете. Или вы думаете, что они крапленые!

– Как вам будет угодно, – натянуто произнесла Катя. – Ведь вы, ваше превосходительство, благородный человек.

Глаза Хилала на мгновение сверкнули. Перед арабом даже заикаться о чести было делом опасным.