Миллион за выстрел

Проходя мимо Доминика в холле, Гален улыбнулся:

– Она в порядке, но не мешало бы ее кое в чем убедить.

– Убедить?

– Попробуйте уговорить ее принять обезболивающую таблетку.

Доминик вздохнул:

– Такую женщину, как она, нелегко уговорить.

– Надо же, а я и не догадывался.

В кухне Форбза не было. Он стоял в дверях, разглядывая верхушки деревьев. Гален подошел к нему.

– У нас может возникнуть проблема. Начинается сильный ветер, – сказал Форбз.

– Что-нибудь придумаем.

– Не уверен. Я говорил с Домиником, так он утверждает, что миль на двадцать вокруг нет ни одной ровной площадки.

– Значит, придется проехать двадцать миль. – Гален тоже взглянул на деревья. Форбз был прав, ветер явно набирал силу. – Может быть. Выход всегда находится. Мне надо связаться по радио с моими ребятами и дать команду. Пусть подлетают поближе. – Он помолчал. – Если ты собираешься их вывозить. Ты ведь уже принял решение.

Форбз кивнул:

– Я ей верю. Все осведомители сходятся в том, что Чавез ее преследует.

– Но откуда мы знаем, что она права по поводу его дальнейших поступков?

– И что мы теряем? Этот шанс – лучшее, что у меня было за эти годы. Я хочу им воспользоваться.

Гален пожал плечами:

– Ладно, тогда мы их отсюда вытаскиваем.

– Дай бог, чтобы это была наша самая большая проблема, – Форбз вгляделся в темноту. – Пока нам везло.

– Постучи по дереву.

– Не могут же Чавез и его ублюдки каждый раз выигрывать.

В голосе Форбза было столько страсти, что Гален повернулся и взглянул на него.

– Форбз, ты, кажется, начал принимать это дело слишком близко к сердцу. Это может стать опасным.

– Слишком близко не бывает. – Голос Форбза дрожал. – Люди вроде Чавеза портят нам жизнь, разрушают семьи, убивают детей… – Он замолчал, потом добавил: – Прости. Для меня все это очень много значит.

– Не надо извиняться. – Гален отвернулся и снова стал смотреть на деревья. – Ты ведь лично в этом заинтересован, я не ошибся?

Форбз ответил не сразу:

– Мой сын, Джоуэл. Он умер от передозировки в своей комнате в общежитии полгода назад. Я был так занят, спасая мир от наркотиков, что даже не заметил, как мой собственный сын погрузился в этот ад. Я должен был догадаться. Должен был быть ближе к нему, должен был суметь объяснить, что я видел за последние четверть века. Но вместо этого я гонялся за Чавезом, спасая чужих детей. – Голос окреп. – Я должен заставить его заплатить, Гален.

«Дон Кихот, вышедший на битву с всемирным злом. Дон Кихот, уже получивший собственные раны», – подумал Гален.

– Какие проблемы? – Гален отвернулся. – Я вывезу ее и мальчишку отсюда, а ты сможешь спрятать их в надежном месте.

– Считаю эти слова обещанием.

Гален улыбнулся:

– Я уже сказал, какие проблемы?

Елена тихо закрыла дверь комнаты Барри и остановилась, глядя на него. В мире не было ничего прекраснее спящего Барри. Она посмотрит на него и наберется сил.

А теперь пора пошевеливаться. Надо еще много сделать, а времени нет. Она подошла к шкафчику и достала оттуда альбом с фотографиями. Только не смотреть. Их так много. Надо просто взять несколько штук и положить в рюкзак. У нее было много дорогих для нее вещей, которые она должна взять с собой. Но она не может оставить фотографии. Барри с шоколадной глазурью от именинного торта на рожице. Трехлетний Барри со смехом плещется в пластмассовом бассейне. Барри в этом году с новым луком и стрелами, которые она ему подарила. Как он любит свой лук и стрелы.

Она перешла к ящику с игрушками. Игрушечный лук лежал сверху. «Слишком велик», – разочарованно подумала она. Он захочет взять медвежонка, любимые книги и музыкальный глобус, который подарил ему Доминик. Для всего этого просто не было места.

– Мама?

Повернувшись, она увидела, что Барри лежит на боку и смотри на нее.

– Я не хотела тебя снова будить. Спи дальше, малыш.

– Что ты делаешь?

– Разбираю твои игрушки. Ты играешь с этим луком каждый день?

– Почти. Я – Робин Гуд, а Доминик – монах.

– Мы отправляемся в небольшое путешествие. Ты не возражаешь?

– Путешествие? Это такое приключение?

Она кивнула и добавила:

– Но мы полетим на самолете, поэтому не сможем взять с собой много вещей. Я думаю, стоит взять глобус. Что-нибудь еще?

– А лук нельзя?

– Не думаю, что для него найдется место.

Барри задумался:

– Наверное, мне этот лук не так уж и нужен. Я ведь могу его вообразить. Как ты меня учила, мама. Помнишь? Ты сказала, что, если у тебя нет того, что ты хочешь, можно это вообразить, и иногда так даже интереснее.

Она почувствовала, как внутри что-то тает. «Не смей плакать. Он не должен догадываться, что все плохо. Они просто отправляются в путешествие». Елена откашлялась.

– Какую песню ты выучил вместе с Домиником?

– «Янки Дудл». Хочешь, сыграю?

– Сейчас же ночь.

– Я не хочу спать. – Темные глазенки горели от возбуждения. – Ты тоже не хочешь спать. Я же вижу.

– Ну, нам обоим обязательно надо отдохнуть. Иначе мы не получим удовольствия от приключения.

– А ты не можешь прийти и лечь со мной?

– Немного погодя. – Она прошла через комнату, встала на колени у постели и положила голову на подушку. – Если ты пообещаешь заснуть.

– Обещаю. – Он протянул руку и коснулся ее волос. – От тебя теперь лучше пахнет.

Она хмыкнула:

– И я, конечно, должна быть благодарной, что ты решил рискнуть.

– Главное, что ты здесь. – Он закрыл глаза. – Я так скучал, мама.

– Я тоже скучала.

– И я рад, что мы отправляемся в путешествие вместе. Хотя у тебя вообще много приключений, верно? Доминик говорит каждый раз, когда ты уезжаешь, что у тебя новое приключение…

– Но не такое, как это. Это особенное. Ш-ш-ш, помолчи.

Он вздохнул:

– Ладно.

Дыхание мальчика постепенно стало более глубоким. Минут через пятнадцать он крепко спал, но она не двигалась. Так приятно было находиться с ним рядом.

Господи, ей повезло.

– Томако, – сказал Чавез. – Я посылаю четверых своих людей.

– Ее там видели? – спросил Гомез.

– Нет, но я разговаривал с людьми, которые рассказали, что слышали о живущем там мужчине, учителе. – Он помолчал. – Доминик Сандерс. Ты его помнишь?

– Я его хорошо помню.

– Похоже, что он стал кем-то вроде миссионера. Он учит детей и помогает людям в горах неподалеку от Томако.

– А ребенок?

Чавез покачал головой:

– Ни звука.

Но мальчик там, где находится Доминик Сандерс. Елена относилась к Доминику почти как ко второму отцу. Больше ей некому оставить ребенка.

– Тебе докладывать, если я что-нибудь услышу?

Чавез чувствовал, как играет кровь в венах. Он нутром ощущал, что на верном пути. Мужчина должен доверять своим инстинктам.

– Нет. – Он направился к вседорожнику, припаркованному на обочине дороги. – Я поеду в Томако сам.

Гален услышал слабый шум моторов вдалеке.

– Они летят. – Он прикрыл глаза ладонью от слепящего солнца. – Форбз, пойди последи за дорогой. Шум моторов услышат все в радиусе нескольких миль. Доминик, вам лучше пойти и привести ребенка.

– Он со мной. – Елена подошла к ним, ведя мальчика за руку и глядя на горизонт.

– Ты уверен, что это они?

– Это Кармишель. – Гален повернулся к Доминику. – Собирайте манатки. Если они умудрятся приземлиться в такой ветер, у нас будет всего несколько минут на посадку.

– Я не еду.

– Что? – удивился Гален.

Елена повернулась к Доминику:

– Вы должны поехать. Я же говорила, вам опасно тут оставаться.

– Я тоже тебе сказал, что нашел здесь цель и что мне ехать некуда. – Он коснулся головы мальчика. – Ему я больше не нужен. А здесь многие во мне нуждаются.

– Вы не поэтому остаетесь. Вы хотите нас прикрыть.

– Это неважно. Важно, что я так решил. – Доминик был непреклонен.