Страница 20 из 55
Ильзе дошел до противоположной стены. Окошко, круглое окошко. Иллюминатор. Он потрогал. Похоже, стекло.
— В стене определяется отверстие округлой формы диаметром двадцать сантиметров, заполненное прозрачным материалом, — ему и самому не понравилась суконная речь, но — так будет правильно. Не визжать, не захлебываться от восторга. Спокойный, деловой анализ.
— Вижу рядом прямоугольное отверстие. Дверь, конечно, дверь… — он позабыл разом все правила. — Бред какой-то…
На двери была надпись. Никаких иероглифов или клинописи. Обыкновенные буквы. Кириллица. «Лаборатория № 2».
— Идите сюда, ко мне, — позвал он севшим голосом.
Вот тебе и открытие. Нашли старую базу. Просто забытую старую базу — и все. Почести… Земля… Он чувствовал себя гелиевым баллоном, вдруг налетевшим на колючку.
— Да… — потянул разведчик.
— Это… Это наша база? — Тамара смотрела недоверчиво. — Старая база?
— Можно и так сказать.
— А как еще? — Ильзе опустил руки — буквально. Карабин вдруг показался тяжелой и бесполезной штукой.
— Идем дальше, — разведчик не торопился отвечать.
— Идем, почему нет, — но Ильзе не шевельнулся. Устал он. Устал.
Разведчик толкнул дверь. Потом приналег. Нехотя, со скрипом она отворилась. Скрип больше чувствовался — плечом, отдавая в зубы. Особенности марсианской акустики.
— Конечно, старая база, — Вано оглядел помещение. Столы, стулья, бумага.
— Не просто старая. Очень старая, — разведчик подошел к висевшему на стене календарю. Подумать только, отрывной календарь!
— Пятнадцатое сентября одна тысяча девятьсот тридцать третьего года.
— Что? — Ильзе не подошел — подбежал.
Все четверо они стояли перед календариком.
— Шутка. Шутники здесь были, вот…
— Давайте посмотрим остальные бумаги, — предложил разведчик.
Чем хороша марсианская атмосфера, так это тем, что ничего здесь не гниет. А маски хорошо защищают от пыли.
Все документы были датированы тридцать третьим годом. Нет, не все — были и тридцать вторым и даже двадцать девятым. Самые обыкновенные документы — еженедельные планы, отчеты, служебные записки, журналы наблюдений. Но всего поразительнее оказался плакат. На плакате изображен был юноша, почти ребенок, в окружении седобородых старцев. «Император Александр IV под мудрым руководством Радетелей России».
— Шутники зашли слишком далеко…
Из помещения выходило еще две двери. Одна шла в меньшую комнату, похоже, в кабинет. Другая — в коридор. И коридор пересекался скальной породой.
— Обвал?
— Что же мы нашли? — Вано потерянно стоял перед серой, ноздреватой стеной.
— Полагаю, это — следы Странников.
— Причем тут Странники? Какое они имеют отношение к тридцать третьему году?
— Вы видели котенка, пытающегося поймать собственный хвост?
— Странники — это хвост?
— Скорее, котенок. А хвост — мы.
— Нет, погодите, погодите, какой хвост? Какие странники? — Вано потряс головой. — О чем это вы?
— Да так… Мысли вслух… Теория множественности миров Джордано Бруно подразумевала не сколько инопланетные, сколько земные цивилизации… Смертьпланетчики пробивают дыры в иные миры… И это — одна из дыр.
— Множественность… То есть…
— Распалась связь времен… У нас будет время подумать. Масса времени… — Разведчик выхватил саблю, коснулся ею плеча Вано. — Сим посвящаю тебя, о Вано, в ряды разведчиков, людей пытливых, отважных и бесшабашных…
— Прекратите балаган, — оборвал разведчика Ильзе. Ему почему-то не хотелось ни слушать, ни видеть происходящее. Да не почему-то, просто…
— И тебя посвящаю, о Ильзе… И тебя, Тамара. Добро пожаловать в отряд разведчиков!
— Действительно, что за комедия? — Тамара хотела отстраниться, но разведчик успел положить пятнашку.
— Ритуал, — вздохнул разведчик. — Просто ритуал. Вас теперь ведь зачислят добровольцами.
— Почему?
— Ну, сами должны понимать… Лучше в разведчики, чем на костер… Увидите много интересного… может быть…
— Не городите ерунды, — оборвал его Ильзе. Как, его — в разведчики? Это мы еще посмотрим. Он, Ильзе, не пилот какой-нибудь, а служащий одиннадцатой категории. Такими не бросаются. Он пригодится…
— Да, не говорите ничего Миадзаки, — скомандовал он.
— Не скажем, — разведчик опять посмотрел на Ильзе с уважением. — Конечно, не скажем…
Глава пятая
— Я не знаю, — Фомин отложил пергамент. — Не знаю. В мое время… то есть перед отлетом «Королёва» на Марсе вели поиск разведчики, но они были героями. Стать разведчиком мог далеко не всякий, пробивались лучшие из лучших, элита — как сейчас в рыцари. Перебои со снабжением — да, случалось. Земля, она далеко от Марса. Имена Ильзе и… как его там… Рейтё мне ничего не говорят. Никакого Александра Четвертого в тридцатых годах — в одна тысяча девятьсот тридцать третьем году — не было. Датировать рукопись не могу, считать документальной тоже.
— Не считать документальной? А какой?
— В двадцатом и двадцать первом веке — во всяком случае, до нашего полета — многие писали так… для развлечения. Выдумывали, сочиняли.
— Сочиняли? — Бец-Ал-Ел уважительно покачал головой. — Да, могучие были люди. Каким богатством, какой щедростью должен обладать человек, чтобы тратить свою ментальную энергию на сочинение! Измыслить целый мир! Воистину, то было время титанов.
Фомин за уважением расслышал насмешку. Летописцу, ученому, да просто занятому человеку сочинители кажутся либо циничными скоморохами, за медяки потешающими публику, либо не выпавшими из детства чудаками. Настоящие странники-сказители поют правду, одну правду и ничего, кроме правды.
— С другой стороны, многие сведения оставались достоянием специалистов. Я не криптоархеолог и не следил за марсианской разведкой. Меня больше интересовали дальние полеты. Рейс к Урану, например. Или испытания пространственного двигателя.
— Время титанов, — повторил Бец-Ал-Ел. — Обретем ли мы когда-нибудь утерянную силу?
Вопрос явно не требовал ответа.
Фомин и не ответил. Встал, подошел к гравюре, висевшей на стене. Изображен был на гравюре Замок — тот же остров, те же очертания, но только немного пониже и стены, и башни. Москва тоже не сразу строилась, Кремль в шестнадцатом веке был куда меньше Кремля века двадцатого. Но здесь, конечно, не Кремль: чтобы не спутали с каким-нибудь другим замком, нарисована была лента с надписью «T’Ver, A
— Таким был замок почти пятьсот лет назад, — пояснил Бец-Ал-Ел. — Гравюра руки Ум-Шила, победителя драконов, тридцать четвертого барона Т’Вер. Ум-Шил передал Замок своему сыну, а сам стал отшельником в Шииловском лесу.
— Замечательно! — искренне ответил Фомин.
Барон сумел на гравюре показать не только замок. Еще страх. Еще тоску. Еще обреченность. Хотелось бежать отсюда, бежать без остановки — куда угодно. Хоть и в лес.
Он хотел расспросить мага о бароне, но помешал слуга.
— Баронесса зовет своего мага.
— Спешу на ее зов. Для того нас, магов и грамотеев, и держат. Надеюсь, нам еще удастся побеседовать, — Бец-Ал-Ел любезно поклонился Фомину.
— Надеюсь, — в тон ему ответил рыцарь.
— Баронесса просит доблестного рыцаря подождать ее здесь, — продолжил слуга, обращаясь теперь к Фомину. — Она только отдаст необходимые распоряжения.
Фомин вернулся к гравюре.
Рыцарь-послушник оторвался от манускрипта. Прочитал. Или кончилось действие заклинания тишины — выдохлось, отпала нужда.
— Удивительно, как много знал черный мудрец Кии-Н’Га о Силах Тьмы. Но вряд ли его знание поможет мне, — ищущий И-Гор с сомнением смотрел на Бец-Ал-Ела.
— По-прежнему в тумане? — поинтересовался Фомин.
— В черном тумане на дне глубокой пропасти посреди безлунной ночи, — несколько витиевато выразился рыцарь-послушник. — Устал, словно день верхом на коне скакал, а что сделано? Ничего. Прочитал свиток.
— Вы еще думали, друг мой, — утешил Фомин.
— Если бы думал… — рыцарь встал, прошелся по залу. — Думать, делать выводы — какое счастье. А я блуждаю с повязкой на глазах, не решаясь ее снять.