Летняя улыбка

Он остановил коня и спрыгнул на землю.

– Не могу, – просто ответил он. – И тебя не отпущу. Проси все, что угодно, только не это.

– Твоя миссия закончилась. Хасан схвачен. Я опять в порядке. Тебе уже незачем притворяться.

– Притворяться! – Он схватил ее за плечи и сильно встряхнул. Его глаза сверкали. – Я не умею играть в эти игры. Никогда этому не учился и не собираюсь.

– Ты очень умело сыграл со мной! – обвиняюще сказала Зайла. – Ты далеко не такой дилетант, как хочешь меня уверить. – Она устало покачала головой. – Не хочу с тобой спорить. Это все равно ничего не изменит. Я понимаю, почему ты должен был держать меня здесь, Дэниел, и не виню тебя. Ты сам сказал мне, что Алексу Бен-Рашиду нужно поймать террористов. Было очень умно использовать меня как приманку.

– Приманку? Так ты считаешь, что я держал тебя здесь, чтобы заманить Хасана и его людей?

– Пандора раскрыла секрет, что никаких медицинских показаний держать меня здесь нет. – Зайла смотрела на пуговицу на его рубашке, всеми силами удерживаясь от слез. – Эти десять дней были самыми счастливыми для меня. Мне очень жаль, что я вовлекла тебя в неловкую ситуацию прошлой ночью. Я виновата.

Дэниел выговорил длинное и затейливое ругательство, и это заставило ее поднять на него глаза.

– Давай-ка сядем, – сказал он, отводя ее в сторону от лошади. – Надо во всем разобраться. Я никогда в жизни не слышал такой чепухи. – Он надавил ей на плечи, вынудив сесть, и сам сел рядом. – Так вот. Теперь я намерен разобрать твои обвинения слово за словом, чтобы вернуть тебя в русло здравого смысла. Или я сам сойду с ума. Во-первых, почему ты решила, что я держал тебя здесь в качестве приманки? Тебе вообще-то не приходило в голову, что причина может быть совсем иной?

– А какая еще может быть причина? – грустно спросила Зайла. – Все было очень хорошо придумано. Клэнси, должно быть, тобой доволен.

– К твоему сведению, Клэнси грозился оторвать мне голову.

– Он что, не согласился с твоим планом? – безразлично спросила она. – Ну что ж, ведь прав оказался ты, а не он.

– Да не было никакого плана! – Дэниел явно начинал терять терпение. Его лицо, как и голос, выражало отчаяние. – Я думал только о том, как побыть с тобой подольше, вот и все.

– Нечего щадить мои чувства. Я знаю, ты ничего ко мне не испытываешь, кроме дружеских чувств. Все это время ты вел себя со мной как любящий старший брат, и только. – Ее губы дернулись от боли. – Пока я не соблазнила тебя прошлой ночью.

– Мне кажется, что кто-то из нас сошел с ума! – Дэниел смотрел на нее, словно не веря собственным ушам. – Да посмотри же ты на меня! Ты так говоришь, как будто схватила меня и изнасиловала! Я ведь не сопротивлялся, если ты помнишь.

Зайла печально склонила голову:

– Ты был очень добр. Ты всегда был до…

– Добр! – Это походило на рев. – Ты что, слепая? Я вчера чуть с ума не сошел от страсти! Я возбуждался, просто глядя на тебя. Я изнемогал от желания все эти десять дней!

Зайла удивленно посмотрела на него, боясь поверить.

– Это правда? Тогда почему ты был таким…

– Потому что, когда у тебя была лихорадка, ты смотрела на меня, будто я какое-то чудовище. Это испугало меня до безумия. – Даже одно это воспоминание заставило его сжать зубы от боли. – Я не мог допустить, чтобы ты опять так смотрела на меня. Это было невыносимо.

– Ты жалел меня, – прошептала она.

Дэниел бурно вздохнул:

– Ну ладно, давай теперь обсудим и вопрос жалости. Одна мысль об этом, кажется, возмущает тебя до глубины души. Но ты совершенно права, я очень тебя жалею.

– Ну так можешь перестать прямо сейчас. – Зайла подняла голову. – Мне не нужна твоя жалость, как и тебе не нужна была моя – той ночью в пещере.

– Она не исчезнет только оттого, что ты этого не хочешь, – сказал он. – Она все равно существует. У меня чуть сердце не разорвалось, когда я услышал, что с тобой сделали. Я готов был их убить. А потом мне захотелось взять и поместить тебя в стеклянный ларец, где никто никогда не смог бы обидеть тебя. – Его руки крепче сжали ее плечи. – Хотя нет, не хрустальный ларец. Я хотел бы создать абсолютно новый мир для тебя. Мир, где были бы только цветы и солнце. Место, где дети не знают ни голода, ни боли, ни прочих ужасов, которые ты пережила. – Его глаза блестели. – Но я не в силах этого сделать. Я должен просто принимать этот мир таким, как он есть, как это делаешь ты. Я могу только заботиться о тебе и защищать тебя. Сделать твой мир настолько прекрасным, насколько это возможно. – Он покачал головой. – И не проси меня перестать жалеть тебя, Зайла. Или, во всяком случае, того ребенка, которым ты была тогда.

– Да перестань же говорить о жалости! – закричала Зайла. Слезы безостановочно текли по ее лицу. – Мне она никогда не была нужна. Есть только одна вещь, которую я хотела от тебя..

Дэниел замер:

– И что же это такое?

– Не важно! – Она попыталась стряхнуть его руки со своих плеч. – Все, не хочу больше говорить об этом. Пожалуйста, пусти меня, Дэниел.

Его хватка стала крепче, подавляя ее сопро-твление.

– Что ты хотела от меня, Зайла?

– Я хотела, чтобы ты любил меня! – в отчаянии выкрикнула Зайла. – Ну разве это не глупо? Я хотела твоей любви, а не дурацкой жалости!

Он молчал, потрясенный.

– Господи, Зайла… Ну естественно, я люблю тебя. А о чем я тут говорил все это время?

– Я знаю, что ты хорошо ко мне относишься – как к другу, – тихо сказала она. – Но мне этого мало. Я пробовала убедить себя удовольствоваться дружбой, но из этого ничего не получилось.

– Боже, ну и каша у тебя в голове! – Его руки отпустили ее плечи и ласково охватили лицо. Раздражение Дэниела вдруг улетучилось, и взгляд был полон такой нежности, что ее сердце затрепетало. – Зайла, слушай меня внимательно. Я люблю тебя как друга, как любовницу и как мать моих будущих детей. Я буду любить тебя в дождь, бурю и солнце. Я буду любить тебя так долго, что это продлится вечно, и даже дольше. – Он ласково улыбнулся. – Теперь тебе все ясно, любовь моя?

Ее глаза, затуманенные слезами, все еще смотрели недоверчиво.

– Это правда?

– Конечно, правда. – Он поглядел на нее с нежным упреком. – Ну как я могу не любить тебя? Ты сосредоточила в себе все, чего может желать мужчина. И почему ты так упорно в этом сомневаешься? Ты замечательная женщина, Зайла Дабалэ.

Радость окрасила весь мир вокруг золотыми бликами. Дэниел ее любит! Это было слишком хорошо, чтобы в это поверить. Но как не верить, если он так на нее смотрит?

– Я знаю, – улыбнулась она дрожащими губами. – Но иногда я почему-то забываю, какая я замечательная.

– И почему же? – серьезно спросил Дэниел, не сводя с нее внимательного взгляда. – Почему, Зайла?

Она прикусила губу.

– Наверное, это результат той беды, что со мной случилась. – Она пожала плечами. – Несмотря на все уверения психиатра, временами я все еще чувствую себя грязной. – Она помолчала. – И виноватой.

– Виноватой? – изумленно переспросил Дэниел. – Но ты же была жертвой! Невинной жертвой грязного преступления. А если бы ты была ранена? Ты бы чувствовала вину?

Зайла грустно улыбнулась.

– Ты понимаешь, сама сущность случившегося рождает чувство вины. Да, это нелогично. Уж не знаю, может, это отражение взгляда общества или отголосок тех времен, когда женщины «предпочитали смерть бесчестию». – Она задумчиво посмотрела на него. – Вот ты говоришь, что любишь меня, но скажи честно, разве в душе ты не желаешь, чтобы я была ранена пулей, чем провела шесть месяцев в доме «Желтая Дверь»?

– Может, и так. – Дэниел помолчал, словно подыскивая нужные слова. – Хотя нет. – Она вздрогнула, как если бы он ударил ее. – Да успокойся же! Я не воспринимаю твое пребывание там как ущерб, причиненный лично мне. Я хочу сказать только то, что пуля оставила бы след, который быстро заживет, и все. Это было бы легче для тебя самой.

– В таком случае ты необычный человек, Дэниел. – Зайла покачала головой. – Очень многие считают по-другому, и это факт.