Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 73 из 96

Всем этим теперь был заставлен чагравый ЗИП императора, вмещавший также и самого царя, и водителя, и четырех рынд-охранников. Корзины с орхидеями пришлось разместить в другой машине, там же в морозильной упаковке лежал десятифунтовый ромб домашнего сливочного масла, присланный Кате ее алтайской теткой, которой для приличия Павел тоже пожаловал графское, то есть графининское, достоинство. Захочет — пусть на Аляску едет, не стыдно. Император приказал, и всей Катиной родне выдали постоянные заграничные паспорта. Но никто никуда почему-то ехать не хотел. Напротив, многие из ранее уехавших просились обратно в Россию. Павел велел повременить: если уехали, то зачем? А достойны ли быть впущены обратно? Сперва всех проверить. Покуда шли проверки, никого в Россию назад не пускали.

Приведенный в порядок, утопающий в зелени Петровский дворец нравился царю. И потому, что отсюда в прошлом году начиналась его коронационная процессия, и по названию, и вообще. После отбытия четы Найплов Павел собирался именно здесь проводить субботу-воскресенье, Кремль ему надоел, а в Староконюшенном и тесно, и потомок прежнего владельца, Тадеуш Вардовский, очень уж хотел получить этот дом под жилье. На это Павел дал согласие, если миллиардер оплатит строительство линии метро до Сергиева Посада. Миллиардер соглашался — ну, тогда ладно. Метро — штука дорогая, а так — не очень-то и накладно.

Павел вылез из машины во дворе бывшей Академии. Он давно привык, что вокруг него безлюдно, охранники-рынды умели быть незаметными, кольцо оцепления было далеко, с народными массами на улицах пусть американский президент общается, русскому царю это не по чину. К чему беседовать с народом, даже если это не окажется сборище топтунов Георгия, — что всего вероятней, не увольнять же их канцлеру? — если весь мир и так знает, что русский народ в своем царе души не чает. Вот и царь того же мнения. Павел машинально нарисовал тросточкой на песке что-то вроде старинной церкви об одной главе и трех апсидах, этакий храм Покрова на Нерли, сам удивился — зачем? Стер чертеж, решительно зашагал во дворец.

В самой малой из гостиных, в той, где в ноябре перед коронацией на самодержца наводили последний лоск, уже находились провожаемые хозяева. И Джеймс и Катя были очень бледны и заметно нервничали. Джеймс нарядился в придуманный Сбитневым для Американского Царства Аляска маршальский мундир: лампасы, карманы на локтях и прочее. Павлу не нравилось — то ли генерал получился, то ли слесарь, — но Сбитнева переубедить не удавалось. Только погоны придумал старик исключительной красоты. Гербом Аляски старый блазонер сделал Мелькарта, какого-то финикийского бога, но выглядел этот бог точь-в-точь как морской конек в кремлевском аквариуме. И в этом был смысл: именно Аляска превращалась нынче в самого крупного экспортера аквариумных морских коньков, конек означал для Аляски то же, что броненосец для Сальварсана или медведь для России. То есть не медведь, а двуглавый орел? Интересно, почему он вообще двуглавый?..

Павел посмотрел на Джеймса. Тот был все так же красив, только седины за два неполных года, прошедших с первой встречи с Павлом, немного прибавилось, в остальном это был прежний Роман Денисович, томский краевед и сношарев подмастерье, гнусный совратитель Павла и его же «молочный брат». Его официальный отказ от подданства США был опубликован в газетах, из армии его без пенсии, но и без скандала уволили еще раньше. «Жлобы, — подумал Павел. Своему же разведчику пенсию дать пожадничали, великая держава пятьдесят звездочек…»

Кате император поцеловал ледяную и потную руку, Джеймса сильно хлопнул по плечу и заключил в объятия, — царь обнимает другого царя, никому дела нет, даже если и просочится что. Однако обошелся без партийных лобзаний, все жесты Павел аккуратно продумал наперед. Покуда вносили и распаковывали подарки, он присел против жениха и невесты в высокое кресло с государственным гербом на спинке, расслабился. Чтоб разрядить обстановку, чуть качнул кистью левой руки. Тут же на столе материализовался армянский коньяк и небольшая закуска, точная копия того, чем угощались они, прячась на Брянщине у великого князя Никиты. Правда, под простецкой этикеткой скрывалось намного более благородное содержимое: подлинный шустовский одна тысяча девятьсот… одиннадцатого? Двенадцатого? Павел не помнил. Он и не обязан был помнить. Он знал, что тут все самое лучшее.

Император выждал, чтоб открыли бутылку, и жестом отослал лакея. Разливал по рюмкам собственноручно, давая понять, что избирает неофициальный вариант прощания.

— Так летите? — спросил он, согревая в ладони бокал.

— Летим, ваше величество, — тихо сказал Джеймс, а Катя только склонила голову. Выпили. Закусили ломтиками соленого ананаса. Сразу, по инициативе Павла, повторили. Павел подождал, чтобы тепло растеклось по жилам, понял, что нужно что-нибудь сказать, ничего не придумал умного и произнес:





— Ты насчет ананасов соленых… У тебя с Витольдом общая граница через Северный Полюс, выпиши у него специалиста, начинай сам выращивать. Теплицы он подарит, а отопление у тебя дармовое.

Джеймс благодарно кивнул. Отопления для ананасных теплиц в Ново-Архангельске хватало, к прилету нового царя приказано было погасить вулкан Святого Лазаря, торчавший в двух шагах от аэродрома. Остаточное тепло очень даже уместно было направить на выращивание столь любимых в качестве закуски всеми северными царями и императорами соленых и квашеных ананасов.

— Ну, что же молчишь: выбрали царем, так уж у тебя и важность в глазах синеет? Я платье твоей… невесте привез, полюбовались бы.

Катя и сама уже добралась до жемчужного чуда и с большим трудом пыталась прикинуть его на себя, глядя в зеркало. Кликать фрейлин ей сейчас было неловко, а сама примерять дареное она уже отвыкла. Джеймс махнул ей — мол, потом поглядишь, возвращайся к столу. Он чувствовал, что его молчание становится не совсем приличным, и — как в омут головой, понес ахинею.

— Непременно пришлю, государь, наших ананасов, с первой же засолки. Конечно, приятно, что уж тут лицемерить. Был разведчик как разведчик, а теперь вот — царь… Хотя, думается, все-таки вассальный? С другой стороны, судьба есть судьба, у вас… у нас… словом, у России… Все тут правильно знают насчет судьбы, ни на чем ее не объедешь. Я — разведчик? Я — шпион? Сумасбродная мысль, сам не понимаю, как она мне в голову пришла. Захотела Аляска царя. Ну и ладно: есть на Аляске царь. Он отыскался. Этот царь я.

— Не волнуйся, в сумасшедший дом тебя никто не посадит, — усмехнулся Павел, оценив познания бывшего шпиона в русской литературе. — Соскучишься, поди, в Ново-Архангельске, пока что ведь столица он… так себе, не Москва. Твоя забота — сделать его достойным городом. Список переименований тебе уже подготовили, венчать будет митрополит. И сразу подумай о наследнике! — с трудом добавил Павел такую болезненную, но все же необходимую, давно приготовленную фразу. Катя настолько резко покраснела, что Павел понял: кажется, на этот счет на Аляске дела пойдут легче, нежели в России. Впрочем, надо говорить не «на Аляске», а «в Аляске» — царство-государство, чай, да еще православное. На мгновение Павел пожалел, что разошелся с Катей, но вспомнил, что у него и Кати дети как-то не получались, значит, и проектируемый наследник был бы под сомнением, или, скажем округло, автор проекта. Он с резкой болью подумал о Тоне и снова налил, чуть ли не по полной, себе и Джеймсу, а Кате втрое меньше. Она поняла намек и снова покраснела.

— Тут я в дорогу закусить вам привез кое-чего, ну, и к свадьбе от села кое-что, — со слезой продолжил император, когда выпили. По чуть заметному знаку лакеи внесли орхидеи, курник и прочее, все поставили на стол — даже эмалированное ведро с яйцами, кажется, здорово удивившее Катю, однако Джеймс, хоть и не умел по шпионской своей выучке краснеть, все понял, и Павел понял, что он понял. Павел развернул укутанный во множество полотенец высокий пирог-курник, подумал — и не стал звать лакея. Настасьи осрамить не могли. Быстрым, совершенно фехтовальным движением он выхватил из рукава тонкий стилет и рассек пирог надвое. От запеченных петушиных гребешков, пополам со шляпками белых грибов, шел и сейчас легкий пар. Павел откромсал три куска, разложил по тарелкам, снова налил.