Наследство для двоих

– Обычно в такой поздний час на дороге почти не бывает машин, но нам не следует рисковать. Вдруг кто-то проедет и увидит нас с лошадиным трейлером на прицепе, – пояснила Эбби Маккрею.

– Скорее всего на вас обратят внимание именно потому, что вы едете с потушенными фарами. – Он ухватился за приборную доску и крикнул: – Осторожно, справа – кювет!

Бен вывернул руль и поехал еще медленнее.

– Прямо как в Польше. Ночь была такой темной, хоть глаз выколи. А вся дорога была запружена беженцами со своим скарбом в руках. Колеса повозок то и дело съезжали с дороги и оказывались в кювете.

– Во время второй мировой войны, когда немецкие войска вторглись в Польшу, Бен участвовал в эвакуации арабских лошадей, – пояснила Эбби, повернувшись к Маккрею.

– Чтобы дойти до того места, где можно было в безопасности переправиться через Буг, нам пришлось идти целых три ночи. Передвигались мы только в темноте, а в светлое время суток укрывали лошадей. Немецкие самолеты летали в польском небе, как перелетные птицы осенью, но за Буг они не залетали. Поэтому, переправившись через реку, мы смогли двигаться и днем. До Ковеля, куда мы шли, оставалось всего два дня пути, когда мы услышали артиллерийскую канонаду и узнали, что русские вторглись в Польшу с востока. Мы так долго шли, а ради чего? Только чтобы развернуться и пойти обратно в Янув. Мы решили так: если лошадям все равно суждено быть захваченными, то пусть уж лучше их получат немцы.

– Это потому, что еще в первую мировую войну русские солдаты захватили ту ферму и перебили на ней почти всех лошадей, – добавила Эбби, чтобы Маккрею было понятнее.

– Когда мы вернулись в Янув-Подляски, там уже были немцы, – продолжал вспоминать Бен, по-прежнему ведя машину с погашенным светом. – Их командир приказал нам отвести лошадей к Висле, в полутора сотнях миль от Янува. Мы еще не знали, что немцы и русские заключили соглашение, по которому вся территория восточнее Вислы должна была оказаться под контролем русских. Когда со временем они покинули Янув, то в качестве трофеев забрали с собой всех лошадей. Вот так и очутился в Терске знаменитый Офир.

– К счастью для этой породы, – вмешалась Эбби, уже не раз слышавшая от Бена эту историю, – примерно семьдесят лошадей – выбившихся из сил, охромевших или слишком молодых для такого путешествия – были оставлены под присмотром крестьян, живших в придорожных деревнях. Только благодаря этому в Польше впоследствии удалось восстановить поголовье «арабов».

– Верно. Например, знаменитую Балалайку выменяли потом на спирт и сахар. Мы снова смогли начать разведение «арабов».

– Мы подъезжаем к перекрестку, Бен, – подсказал Маккрей и со смешком добавил: – И находимся в Техасе, а не в Польше военных времен, поэтому, я думаю, вам следовало бы включить фары.

– Да, теперь, пожалуй можно. Мы отъехали от фермы достаточно далеко.

Протянув руку к приборной доске, он нажал кнопку, и яркий свет фар залил дорогу впереди. Грузовичок набрал скорость.

– Это скорее похоже на то, как ты эвакуировал лошадей из Янува во второй раз, правда, Бен? – улыбнулась Эбби. Теперь морщинистое лицо конюха освещалось призрачным светом приборного щитка.

– Во второй раз мы ехали на поезде. Для того чтобы погрузить всех лошадей, понадобился тридцать один вагон. Дело было в сорок четвертом. Русские уже вышибли нацистов из Советского Союза и маршировали по польской земле. Мы вовремя успели сбежать со всеми лошадьми. Под Янувом шли тяжелые бои, конюшня и несколько домов были разрушены прямыми попаданиями снарядов.

– А Дрезден? Когда его бомбили, там было куда хуже, чем в Януве, – напомнила Эбби.

– По-моему, ты знаешь эту историю лучше самого Бена, – со смехом заметил Маккрей.

– Как же иначе! – улыбнулась в ответ она. – Когда я была маленькой, мне регулярно рассказывали ее на ночь.

– Ну вот и приехали, – прервал их Бен, сворачивая на грязную проселочную дорогу. Через четверть мили показалась ферма Хикса.

– Доби нас уже заждался. Вон, в доме до сих пор горит свет, – проговорила Эбби. – Но нам лучше сразу же ехать к амбару.

Миновав дом, они подъехали к старому амбару, сложенному из бревен и дикого камня. Сделав круг, Бен остановил грузовичок у боковой двери. Первым вылез Маккрей, за ним – Эбби, а через двор к ним уже спешил Доби. – Я ждал вас еще час назад. Возникли какие-нибудь затруднения? – Доби с укором взглянул на Маккрея, словно тот был виноват в том, что Эбби задержалась.

– Да, нас задержали кое-какие дела. Мне жаль, что тебе пришлось так долго нас ждать, Доби.

– Я уже приготовил место в амбаре для твоей кобылы, – сообщил сосед.

Амбар был большим и просторным – почти вдвое больше, чем в Ривер-Бенде. Короткая перегородка посередине разделяла его на два просторных стойла, каждое из которых было рассчитано на двух лошадей и оборудовано кормушками. Эбби завела Ривербриз в одно из них. Покрытая попоной лошадь настороженно ступала по покрытому соломой полу, громко фыркая и принюхиваясь к незнакомым запахам.

Эбби привязала недоуздок к одному из колец, вделанных в кормушку, сдернула попону и передала ее Бену. Убедившись, что кобыла знает, где находится ведро с водой, она засыпала в кормушку зерно.

– Я думаю, ей здесь понравится, – сказал Доби, когда, немного успокоившись, кобыла ткнулась носом в кормушку.

– Наверняка, – с уверенностью откликнулась Эбби. – Спасибо, что разрешил ее здесь подержать.

– Не стоит, – пожал плечами Доби. – Хочешь, я выгуляю ее завтра утром?

– Нет, не надо, – торопливо сказала Эбби, и, почувствовав на себе пристальный взгляд Маккрея, добавила: – Пусть сначала хорошенько привыкнет к своему новому дому.

– Ну что ж, как скажешь.

– Вот и хорошо. – Напоследок потрепав кобылу по холке, Эбби перелезла через кормушку и присоединилась к остальным. – Уже поздно, а нас всех поутру ожидает работа. Спасибо за все, Доби.

– Если я еще чем-нибудь могу тебе помочь, только скажи.

Когда они вышли из амбара, Маккрей нагнулся к ее уху и пробормотал:

– Этот несчастный дурачок прыгнет со скалы, если ты его попросишь.

– А ты, наверное, откажешься? – парировала она.

– Разумеется.

– Я так и думала.

21

На первый взгляд в Ривер-Бенде царил форменный бедлам, но на самом деле все работало как часы. В стойлах конюшни для кобыл конюхи вычесывали двух красавиц с грациозно изогнутыми шеями, а третья тем временем покорно стояла в ожидании своей очереди. Из соседней конюшни глухо доносилось звяканье ножниц – там третий конюх приводил в порядок жеребцов, убирая лишнюю шерсть с крупа и из-под нижней челюсти. Снаружи еще один мужчина зажал переднюю ногу уже расчесанной и вычищенной кобылы между своими ногами и приводил в порядок ее копыта, пока его юный помощник держал голову лошади.

Эбби проверила, имеется ли на уздечке желтая бирка – она отсутствовала. Это означало, что лошадь должна остаться неподкованной. Через несколько минут ее отведут в конюшню, вымоют, а потом отправят в стойло.

Набежавший ветер чуть было не разметал листы бумаги у Эбби в руках. Она нетерпеливо разгладила их и поискала в списке имя следующей лошади. Неожиданно, прорвавшись сквозь ржание и похрапывание лошадей, клацанье ножниц и шуршание напильника в руках кузнеца, резко прозвучал клаксон. Он гудел снова и снова, будто подавая сигнал тревоги. Эти тревожные звуки сопровождались взрывами глушителя. У Эбби вытянулось лицо. К дому подъезжал старый пикап Доби. Выбрасывая гравий из-под лысых колес, он въехал на двор. Внутри у Эбби что-то оборвалось. Она быстро зашагала по направлению к драндулету, но тут же, не вытерпев, побежала. Доби заглушил двигатель и просунул голову в окошко.

– Несчастье! – поспешно закричал он. – Твоя лошадь ранена. Поехали скорее!

– Боже мой! – выдохнула Эбби, чувствуя, как по спине бегут ледяные мурашки страха. Развернувшись, она стремглав помчалась обратно к конюшне.

– Бен! – истошно закричала она как раз в тот момент, когда тот выходил из конюшни, чтобы узнать, из-за чего такая суматоха. – С Ривербриз несчастье! – Женщина снова кинулась к Доби. – Ты вызвал ветеринара?