Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 23 из 59

— Зачем? — чтобы окончательно не рехнуться Леший постановил себе на время абстрагироваться от ситуации и рассматривать ее как отвлеченный философский вопрос, вроде древнего спора об универсалиях.

— Зачем? У Них есть причина. Серьезная причина. Они не хотят умирать. Видимо, не слишком верят в бессмертие души. Город стоит, если в нем есть пять праведников, — пояснила она, наматывая на палец сухую травинку, — царство Хаоса не наступит до тех пор, пока в мире есть хоть одна ЖИВАЯ душа. А среди Них ЖИВЫХ нет. Разве что изредка и случайно.

— Тогда почему вы бежите?

— Мы не «бежим». Мы уходим… Нам душно здесь. В этом проклятом мире душа не долго остается ЖИВОЙ, она умирает скорее, чем тело. Чтобы сохранить душу надо уйти.

— А как же остальные? Те, кто не может уйти?

— Они станут пылью на дорогах Вселенной.

— И тебе их… не жалко?

— Толку им с моей жалости, — отмахнулась Яна, — ну, пожалею я и что с того? Это ведь не я придумала, судьба у них такая. А судьбу на коне не объедешь.

— Яна, — опешил Леший, — я не верю, что это говоришь ты. Эта равнодушная злоба… из-за него, из-за Рея? Ты очень любила его?

— Я его ЛЮБЛЮ! И верю, что встречу его там, впереди. Он ЖИВОЙ. Жизнь одна. Смерть одна. И любовь — одна.

"Тебя мне никто никогда не заменит.

И место твое будет пусто и свято.

Пускай остается подушка не смятой,

Гляди, как целуются наши две тени…"

Яна осеклась, подавила всхлип в горле, но упрямо вздернула подбородок и договорила:

— Там, куда уходит ТРАССА категории жизни и смерти уже не имеют принципиального значения. И я знаю — он ждет меня там. А ты хочешь, чтобы я всем пожертвовала: своим ожиданием, его ожиданием, свободой, за которую так дорого заплачено, ради кого?

Леший отшатнулся. Впервые он видел ярость в этих, вечно спокойных глазах. Она взметнулась, как адово пламя, и человек отступил.

— Ради кого? — ожесточенно повторила Яна, — я могу пожалеть того, кого уважаю. Протянуть руку равному. Помочь сильному, если он на минуту ослаб. Но я не стану поднимать на ноги того, кто при первой же удобной возможности снова рухнет на колени. Пусть этим занимаются христианские святые, проклятый Сизиф или мартышка из басни, а я — воздержусь.

— Значит, это твоя политическая программа? — Леший сощурился так же жестко, как и она, — "Спасение утопающих — дело рук самих утопающих"?

— Что поделать, — девушка дернула плечом, — у меня нет крыльев и я не воображаю, что они есть.

Ночное небо с чужими звездами равнодушно висело над головой. Пахло увядающими травами и бензином. Леший впервые так остро почувствовал полное бессилие слова.

— Что будет, если я не стану печатать твои "сказки"? — спросил он.

— Ничего не будет, — она почти удивилась, — а что может быть? Месть? Я не мщу своим, даже если они заблуждаются. Придет время и ты сам вынешь мои «сказки» из стола…

— Сомневаюсь.

— Напрасно, — Яна улыбнулась тепло и немного снисходительно. Вспышка ярости длилась одно мгновение. Сейчас она вновь была спокойна и далека, — Хочешь спасти всех? Христос попробовал, так ему уже две тысячи лет свечки ставят… Спасай. Но сначала оглянись назад.

В ее тоне было что-то зловещее. Леший подчинился со странным нежеланием. И застыл, как жена Лота, превращенная в соляной столп. Метрах в пятидесяти, может чуть дальше, ТРАССА обрывалась. Но обрывалась так, что у любого рационально мыслящего человека разом заклинило бы все подшипники в мозгу. Асфальт был срезан, точно ножом. А дальше НЕ БЫЛО ВООБЩЕ НИЧЕГО. Вернее, там было НЕЧТО. Другого слова не подберешь. Огромная звездная бездна на 360 градусов обзора. И это не было спокойным звездным небом, мирно висящим над холмами. Бездна волновалась, пульсировала, дышала. В ней одновременно рождались и умирали тысячи вихрей. Тысячи огней гасли и тысячи зажигались вновь. Не было ничего, на чем мог бы задержаться взгляд, не поддавшись искушению рухнуть в эту бездну сияющим звездным вихрем.

— Ты в самом деле думаешь, что сможешь ЭТО остановить? — шепотом спросила Яна. Леший молчал. Это было слишком потрясающе. Слова, в которых он никогда не испытывал недостатка, куда-то провалились, но в этот момент он не испытывал нужды в словах. Вполне понятная робость овладела человеком, впервые узревшим лик наступающего Хаоса. Леший смотрел завороженно, и вдруг у него вырвалось неожиданное:

— А можно подойти… посмотреть.

— Можно, конечно. Только не долго.

— Почему? — отчужденно удивился Леший.

— "Если ты долго всматриваешься в бездну, то и бездна начинает всматриваться в тебя".

— Он здесь был? — внезапно сообразил Леший.

— Они все здесь были. Ницше, Лермонтов, Ван-Гог…

— А я-то как очутился в такой теплой компании?

— Желай — и получишь, — ответила Яна, — Только желай искренне. И пусть ни страх, ни сомнения не остановят тебя.

— Так просто? — поразился Леший.

— А ты думал? Жить вообще просто, если ты ЖИВОЙ. Когда захочешь вернуться домой — просто пожелай этого.

Внезапно Леший понял что это — прощание. Он с усилием оторвал взгляд от лика бездны и увидел что девушка уже "в седле".

— Мне нужно догонять Неуязвимого, — пояснила она. Серо-рыжие глаза смотрели на Лешего как в миг их первой встречи: спокойно и серьезно.

— Узнать где кончается асфальт, — повторила она, — это может сделать жизнь осмысленной. Подумай об этом. До встречи.

Мотор взревел. «Хонда» окатила Лешего сизым дымом и Яна Бельская, улыбнувшись на прощание, отжала сцепление.

Леший смотрел на нее не отрываясь, пока светлую точку не поглотила ночь. Потом развернулся и пошел. К бездне.





— Ты не права, Яна, — думал он, — но я не сумел найти нужные слова, чтобы убедить тебя. Сумеет ли это сделать кто-нибудь другой? Но я не вправе перекладывать эту задачу на чужие плечи. Я должен догнать тебя и попытаться еще раз. Пока не стало слишком поздно. Не для человечества. Мне, по большому счету, тоже наплевать на человечество. Это слишком абстрактная категория, чтобы всерьез болеть за нее душой. Пока не стало слишком поздно для тебя, Яна.

С каждым шагом Леший уходил от прошлого, но еще не знал этого. Он остановился на самом краю и с замершим сердцем заглянул вниз.

Под ногами горели звезды.

Как бесстрастно тихи эти летние ночи.

Как блестят серебром серых туч паруса.

Как закаты горят то длинней, то короче.

Как рассветы плывут — в небеса как в глаза.

Светло-желтый песок не скрипит под ногами.

Я уже не иду — я плыву над землей.

Одинокая птица махнет мне крылами.

В невозвратную даль позовет за собой.

Помоги мне, птица, я болен печалью.

Отнеси на землю, в мои детские сны.

Мне не надо неба, мне не надо Рая.

Я хочу проснуться вдалеке от войны.

Я покину свой дом не посмев оглянуться.

Я уйду за рассвет в заревой тишине.

Мне уже никогда, никогда не вернуться.

Потому что сегодня я убит на войне.

Помоги мне птица, я болен печалью.

Отнеси на землю, в мои детские сны.

Мне не надо неба, мне не надо Рая,

Я хочу проснуться вдалеке от войны.

Ты узнал, что день стремится к закату,

Ты узнал что ночь прохладнее дня,

Ты узнал, что сердце — крылато,

А душа не живет без огня.

И что будет день, когда небо покажет

Свой бархатный край.

Ведь там, где кончается асфальт

Начинается Рай.

Ты отвыкнешь верить жесту и слову

И считать года за пройденный путь.

Ты проснешься свободным и новым.

Это будет. Когда-нибудь.

Это будет в день, когда небо покажет

Свой бархатный край.

Ведь там, где кончается асфальт

Начинается Рай.

Ты знал, что дорога имеет начало,