Наместник

Он взглянул на меня холодно и как будто понимающе. Но потом, видимо, вернулся к своей мысли:

— Мне нужно с тобой поговорить.

— А внутри, в тепле этого нельзя было сделать? — спросила я, дрожа от холода.

— Здесь я чувствую себя свободней.

— Так о чем же ты хочешь со мной поговорить? Хотя, постой-ка, я угадаю: ты снова хочешь меня убить. Только теперь уже у тебя есть на это все законные основания.

Я лихорадочно рассмеялась и не сразу смогла остановиться. Это был смех отчаянья и безнадежности.

— Тебе смешно?! — с удивлением и гневом спросил он.

Перестав смеяться, я нервно сжала челюсти и заговорила:

— Я поняла тебя, Гавр. Теперь поняла. Как ловко ты всех провел! Устранил Василису, которая собиралась убить меня и поэтому разгневала Лютого Князя. А со мной все решилось еще проще: за мое убийство тебя уже никто не сможет наказать. Ведь ты сам решаешь мою судьбу. Так? И трон снова твой.

Гавр ничего не ответил, отвернулся от меня и со злобой пнул ногой маленький камешек. Я продолжила:

— Ты знал, что у Василисы каменное сердце? Наверняка… А у меня-то оно живое…

— Саргон сказал, что если я не убью тебя, он отдаст тебе власть без всяких условий, — услышала я его голос лишь спустя минуту.

— Поверь мне, теперь уж я не откажусь, — сказала я, сама не зная зачем, провоцируя его. Лишь бы поскорей бы все это закончилось.

Он резко развернулся и выхватил меч.

— Защищайся!

Я не шелохнулась.

— И не подумаю!

Гавр заскрежетал зубами.

— Давай! Бери свой меч!

— Так, — протянула я, поднимаясь. — Хочешь совесть очистить: убил в бою. Противник оказал жесточайшее сопротивление и создал неминуемую угрозу твоей жизни?

— Не принижай своих достоинств, Беатриче. В тебе течет кровь Отшельника. К тому же ты убила Горгону!

— Я не стану драться с тобой! Если хочешь, просто подойди и сруби мою глупую голову. Я не стану сопротивляться.

— Мне придется это сделать!

— Сможешь?

— Да!

— Ненавижу тебя!

Мы помолчали. Как все предсказуемо и просто. Даже не поинтересовался, хочу ли я этой власти, приму ли ее. Не сомневается, что я всем пожертвую ради бессмертия. Думает, что знает меня лучше меня самой?

— Ладно. Я помогу тебе и избавлю тебя от себя сейчас же, — сказала я и направилась к краю крыши. — Что там внизу? Есть обо что разбиться вдребезги?

Я медленно подошла к белой кромке и остановилась, глядя не вниз, а вперед перед собой. Я не хотела прыгать и очень надеялась, что Гавр остановит меня. Но он и не собирался. Я обернулась и накололась на его колючую усмешку:

— Ну, что же ты прыгай!

— Ненавижу тебя! — вскричала я и выхватила меч. Сделав прыжок, я тут же нанесла удар.

Гавр легко увернулся от него, даже не спеша атаковать. За первым моим ударом пришла растерянность, и наместник тут же без суеты перехватил инициативу и стал методично наносить легко предсказуемые удары. А я отражала их, только это я и умела. Холод больше не мучил меня и страх тоже. Я восстанавливала в памяти движения рук и корпуса, угол удара, упор, поворот. Гавр не нападал, а словно испытывал меня на прочность. Но вдруг он обрушил довольно-таки сильный удар, и я едва не лишилась руки, отпрыгнув в последнюю долю секунды.

— Отличная реакция, — заметил наместник и стал медленно ходить вокруг меня, выбирая момент.

В его глазах засверкали искры азарта. Он вошел в раж и начинал биться серьезно. И это значило, что пришел мой конец. Нерешительности больше не было в его взгляде, а лишь уверенная сосредоточенность и боевой запал. Приговор был произнесен, и теперь только осталось исполнить его. Ни сожаления, ни сочувствия, ни мук совести. Да, я не соперница ему, а лишь небольшая помеха, которую несложно устранить. Вот и все… И где же та первородная дочь Земли, которая всегда побеждает? На чьей она теперь стороне?

Я остановилась и резко отошла в сторону.

— Все! С меня хватит! — закричала я, отбрасывая меч.

— Не хочешь умереть достойно? — удивился наместник.

— Да с чего ты вообще взял, что я хочу умереть?! И вот еще, скажи-ка мне, где твоя удивительная прозорливость и доскональное знание человеческой души?! Ты что, так и не понял: не нужно мне никакой власти! Никакого бессмертия и силы! Ничего этого!

— В самом деле? И что же тебе нужно?

— Ты! Ты мне нужен! Потому что я тебя люблю! — неожиданно для себя выкрикнула я охрипшим голосом и закрыла лицо ладонями.

Снова налетел ледяной ветер и просквозил меня, растрепав волосы и полы плаща. Как мне хотелось тогда прижаться к нему, такому большому и теплому, чтоб согреться и успокоиться. Но передо мной стоял бессердечный истукан. Он оторвал мои руки от лица и попытался поймать мой заплаканный взгляд.

— Что ты говоришь? Что ты?

— Ты ведь знал, чего добиваться, да? Верно угадал.

— Ты, действительно, думаешь, что я нарочно влюбил тебя в себя?

— Ты бесчувственный и злобный монстр. Я тебя ненавижу.

— Ты себе противоречишь.

Он стоял так близко, что я чувствовала его тепло, и держал меня за запястья, не позволяя снова скрыть глаза.

— А хуже всего, что я, как последняя наивная дура, — попыталась произнести я, но слезы нещадно душили меня, и лишь спустя пару минут я смогла закончить фразу. — Как одержимая надеялась, что и ты меня сможешь полюбить.

— Я не могу.

— Да, я понимаю, — сказала я, размазывая слезы по щекам. — Я давно поняла это. Но ты ведь знаешь, каковы мы, люди. Всегда питаем глупые надежды.

— Нет. Ты ничего не понимаешь. Я не человек. Я не могу просто любить, как смертный.

— Ну, почему?

— Я обязан всегда сохранять хладнокровие, иначе не смогу править.

— Только бесчувственный может править миром. Понимаю.

Я попыталась отойти от него, но он все еще крепко держал меня за руки.

— Постой. Я хочу, чтоб ты знала: если бы я мог себе это позволить, я бы полюбил тебя. Веришь?

— Нет. Не верю. И не нужно мне больше ничего объяснять и оправдываться. Оставайся таким, какой ты есть. Видимо, это и в самом деле должно быть так. А меня, если можно, отпусти в мой мир. Я никогда больше не появлюсь здесь…

Когда я сообщила Лютому Князю о своем решении отказаться от власти и вернуться в свой мир, он нисколько не удивился.

— Ты ведь понимаешь, какая это ответственность? К тому же ты все слишком близко принимаешь к сердцу. Для наместника это плохое качество. Может быть, ты достаточно благоразумна для силы, но слишком мягкосердечна для того, чтоб обладать властью.

После этого ко мне подошел Урфо и пригласил следовать за ним. Гавр стоял у меня за спиной. Когда меня уводили, я оглянулась, всеми силами памяти, стараясь запомнить его, в последний раз наглядеться, унести с собой. А он смотрел не на меня, а вперед, туда, где на троне восседал его повелитель с черными крыльями за спиной.

Перед самой дверью я вдруг вспомнила о важном. Быстро сняла с руки кольцо и, не зная, что с ним делать, обронила. Оно покатилось по залу, словно замедлив время расставания. Я, как загипнотизированная смотрела, как оно перекатывается и, падая, долго не может остановиться и вращается со звоном, отдающимся в самой глубине моего сердца.

Дверь закрылась, и я не успела в последний раз взглянуть на Гавра. Не осознавая своих движений, с опустошенной головой и безразличным сердцем следовала я за Урфо. Мы спускались по крутой лестнице, не помню сколько времени. Мелькал какой-то свет перед глазами, наверное, это были факелы или фонари, освещавшие путь. Урфо не произнес ни слова за все время, и только когда он открыл какую-то дверь, я очнулась от оцепенения. Это была пространственная дверь, за которой я увидела трухлявый мост через Черную речку.

— Прощайте, сударыня, — сказал Урфо.

Я не ответила и, не оглянувшись, направилась к дому.

Было ранее утро, может быть, пять или шесть часов. Осенняя морозная свежесть не бодрила меня. Я лишь зябко ежилась, ведь в сердце прочно засела ледышка. Я была уже на своем месте. Я принадлежала теперь только этому миру. Только здесь я могла теперь чувствовать себя своей. Только здесь был теперь мой дом.