Наместник

— Хозяин хочет поговорить с тобой наедине, — сказал черт самым обычным человеческим голосом. — Он ждет тебя в красной комнате. Но сперва я должен предупредить тебя кое о чем.

Он помолчал, подождал, не возникнет ли у меня каких-нибудь вопросов и, поскольку их не возникло, начал наставления.

— Вести себя в присутствии Хозяина следует почтительно. И обращаться к нему по имени нельзя.

— А как его имя? — сразу же спросила я.

— А так же проявлять излишнее любопытство! — недовольно повысив тон, сказал черт. — Идем. Я все объясню тебе по дороге.

В голубой стене внезапно возник проем, в который мы и шагнули: черт первый, а я за ним. Мы вошли теперь в комнату чуть побольше. Она была вся синяя, и тут уже имелась нормальная дверь. Она вела в огромный фиолетовый зал с гигантскими зеркалами вместо окон, хрустальными люстрами лилового оттенка, сиреневыми колоннами, уходящими под высоченный темно-фиолетовый потолок, переливающийся бликами отраженного света. Все это было великолепным, но все же слово «роскошь» сюда не шло, потому что в самой атмосфере этого зала чувствовалось нечто мистическое.

Пока я смотрела по сторонам, мой гид продолжал наставления:

— У Хозяина много имен, — говорил он тихо. — Мы, например, зовем его Саргон. Так и ты его называй. Ясно?

Я кивнула, и он продолжил:

— А меня зовут Урфо. Если что-то понадобится — обращайся ко мне. Я здесь занимаюсь гостями. Да. И не спрашивай его ни о чем, что тебя не касается, и вообще, поменьше задавай вопросов. Как говорят у вас, людей: "меньше знаешь — крепче спишь".

Он подвел меня к двери, за которой, по-видимому, и находилась красная комната, и сразу ретировался. Я даже не успела заметить, куда он делся. Я толкнула дверь, и она легко поддалась. Комната оправдывала свое название. Здесь везде преобладали красные тона, отчего глазам становилось больно, и появлялась неуловимая нервная дрожь. Но она была пуста. Я подумала, что Саргон, наверное, хочет произвести впечатление на глупую девчонку, появившись внезапно и решила во что бы то ни стало сохранять хладнокровие и не удивляться.

Он, действительно, появился внезапно. Но не из воздуха, как я представляла, не из пламени и не из тумана. А просто и буднично вошел в ту же самую дверь, что и я минуту назад. Это был тот самый горбун с картины. Его лицо было смуглым и довольно красивым. Он был не молод и не стар, и вообще его возраст был неопределим. Его фигуру можно было бы назвать статной, если бы не уродливый горб при огромном росте.

— Ну, здравствуй, Беатриче, — сказал мне он, и его странные глаза, цвет которых я не могла определить, засмеялись.

— Добрый вечер…то есть утро…то есть, в общем, — я совсем растерялась, — в общем, я тоже желаю тебе здравствовать, хотя подозреваю, что тебе это совсем ни к чему.

Черт! Что я несу?! Но горбун видимо с пониманием отнеся к моему состоянию, не обратив внимания на этот поток словесных нелепостей, и продолжил разговор:

— Как прошло путешествие?

Я попыталась припомнить свое состояние во время поездки или полета, или какого-то иного, неизвестного мне еще способа передвижения, постаралась найти подходящие слова для описания своих ощущений, но не смогла и только пожала плечами.

— Понятно, — сказал он. — Но ничего. Привыкнешь еще.

Наверное, у меня глаза невероятно округлились от удивления, потому что Саргон снова заулыбался.

— Если ты станешь наместницей, мы будем часто видеться. Ты ведь хочешь получить власть?

Я сразу растерялась, потому что почему-то предполагала, что ему уже все известно о моих намерениях, и мне не придется ему все объяснять.

— Власть над людьми, — уточнил он и испытующе уставился на меня.

Я не могла уйти от ответа и испугалась, что Саргон рассердится на меня.

— Я не знаю, — единственное, что я придумала ответить.

— Представь, что ожидает тебя. Власть — это возможность невероятной жизни. Не нужно ни денег, ни славы, ни авторитета, чтоб держать в повиновении миллионы людских душ и управлять их жизнями. Такой шанс выпал тебе сейчас и, уж конечно, больше не появится.

Я решительно не могла понять, в чем преимущество абсолютной власти перед спокойной человеческой жизнью, но все-таки попыталась представить себя в роли вершителя судеб. И ужаснулась. Меня чуть было не придавило к полу, когда я почти физически ощутила всю ту великую ответственность, которая должна была свалиться на мои плечи. Определенно для этого нужно было отбросить все чувства: и совесть, и дружбу, и ненависть, и любовь. Мысль тут же перестала развиваться в нужном направлении. Перед глазами возник Гавр. Как мне не хотелось верить в то, что он такой!

— Мне показалось, ты забыла, о чем мы сейчас говорили.

— Нет. Я помню.

— И каково твое решение?

— Я не уверена, что смогу принести тебе в жертву младенца, — робко произнесла я.

Горбун рассмеялся.

— Не нужно понимать мои слова так примитивно и буквально.

У меня было чувство, что он меня то ли разыгрывает, то ли проверяет. Что он хотел сказать этим "примитивно и буквально"? Я полагала, что должны будут последовать объяснения, но он вдруг посерьезнел и резко сменил тему:

— Думаешь мне с ним легко?

— С кем? — удивилась я.

— Я и сам не могу понять, что ему нужно. Власть, Беатриче, конечно, штука хорошая, но абсолютная власть расслабляет, а власть, за которую не нужно бороться, делает ленивым. Вот для чего в свое время понадобилась Василиса.

— Что б Гавр не расслаблялся? — догадалась я.

— Тот, кто сам был человеком, ни за что не откажется от власти над себе подобными. Не то что титан. Когда я стал замечать, что он скучает, я подсунул ему эту стерву. Она просто олицетворяла собой жажду власти и готова была отдать за нее все, что угодно.

— Да, я заметила.

Тут Саргон замолчал и, остановившись напротив меня, долго и изучающе посмотрел мне в глаза. Я не посмела отвести взгляд. Странно, но ни страха, ни смущения я при этом не почувствовала.

— Сознайся, — заговорил он снова, — ведь и ты испытала это искушение. Наверняка и подходящий младенец был на примете? Тот, что родился вчера раньше срока у твоей одноклассницы.

Я не знала, что ответить.

— Ну же, признайся.

— Может быть. Но лишь на миг.

— И все же он был, этот миг, — радостно подхватил мысль Саргон, будто бы ему доставляло удовольствие уличать людей в запретных желаниях. — А сейчас о чем ты думаешь? Сделка состоится?

— Какая сделка?

— Ты принесешь мне в жертву младенца, получишь силу, власть и бессмертие, а главное: независимость от Гавра. А? Подумай.

— Я могу получить независимость? Это возможно?

— Ты сможешь избавиться от своего наваждения, а проще говоря, разлюбишь его.

— Но закон Дремучего Мира…

— Я издаю законы! Могу сделать исключение.

Я задумалась. Нет ни о том, конечно, принять или не принять его предложение. Оно уже давно стало для меня неприемлемым. Да и зачем мне какая-то там власть, если он будет меня ненавидеть? Я думала о том, на что я могла бы пойти ради того, чтоб навсегда остаться рядом с тем, кого люблю.

Я опустила глаза.

— Понял, — разочарованно произнес Саргон. — Ты совершенно предсказуема и потому не интересна. Иди в зал.

Я повиновалась, но почти у самой двери вдруг остановилась. У меня появилась неприятная догадка. Я повернулась и по ухмылке горбуна поняла, что он знал, о чем я хочу спросить его.

— А я… не оттого ли появилась в Дремучем Мире, что Гавр снова начал скучать?

Великан снова расхохотался раскатисто, но совсем не заразительно.

— Думай, как хочешь, Беатриче. Но, честное слово, теперь я и сам не знаю, чем закончится вся эта история.

Лютый Князь решил тоже выйти со мной. Он опередил меня и галантно отворил дверь.

Фиолетовый зал, через который я проходила, теперь не был пустым. Мне сразу бросился в глаза высокий золотой трон, возле которого стояли прислужники Саргона: сатурнионы в белом и черти в красном. Сам же он был весь в черном, оправдывая одно из многочисленных своих имен. Он подошел, как-то странно, по-птичьи, запрыгнул на свой трон и поманил меня рукой.