Наместник

— Говори прямо, Сыч, как есть.

— Дело в том, что Яр Отшельник, он на то и Отшельник, что живет один и никому не позволяет себя видеть.

— Да кто же он такой?

Мастер присел на корточки, отчего совсем стал похож на гнома и, растягивая слова, принялся рассказывать мне все, что знал о Яре. Его рассказ длился около получаса, и я слушала его внимательно, боясь пропустить важное.

Мастер Сыч говорил нараспев, как былинный сказитель, присоединяя разные цветастые метафоры, присловья и присказки. Но суть можно было изложить гораздо проще. Яр Отшельник — невесть откуда взявшийся пришелец в Дремучий Мир. Выглядит, как человек. Обладает огромной силой и незаурядным умением биться на мечах. Он общается с Лютым Князем напрямую, так как призирает наместников. Никто из дремучих его не видел и не знает, где он живет. Сыч давным-давно сковал для него меч и дал ему слово никому об этом не рассказывать.

— А почему он ненавидит наместников? — спросила я у Мастера, когда он закончил свою сагу.

— Этого я не знаю, госпожа.

— А что, найти его невозможно? Ты не знаешь, где он живет?

— Я знаю то же, что и все, — развел он руками. — По соглашению с Лютым Князем Яр охраняет один участок границы на юго-востоке, самый опасный. Там его и надо искать. Но Гавр уже несколько раз пытался разыскать его там, чтоб выпытать секрет его ратного мастерства. Тщетно. Граница непроницаема, но Яра никто не видел.

— Как думаешь, — спросила я у Трои, вылезая на поверхность из душного подземелья, — может быть Яр не будет испытывать ненависть ко мне? Ведь я ему ничего плохого не сделала.

— Я думаю, что у нас есть шанс найти его, — решила ободрить она меня.

Мы бродили по окрестностям столицы пешком, не прибегая к помощи лесной двери. Во-первых, я хотела лучше изучить лес, а во-вторых, не умела еще как следует пользоваться своей силой и открывать пространство. Заблудиться я не боялась, хотя плохо еще ориентировалась. Со мной была Троя, а с ней ее сверхчувствительный нос и безукоризненный слух. Правда был один участок в лесу, куда она ни разу не заходила — владения Гавра. Там было мрачно и уныло, да и Цербера увидеть ни мне, ни ей не хотелось. Но очнулись мы только тогда, когда лес вокруг перестал быть знакомым, и на нашем пути то и дело стали возникать плотные кустарники волчьих ягод.

— Вполне возможно, что он согласится мне помочь, — продолжала я размышлять вслух, пробираясь через заросли. — А куда это мы с тобой забрели?

— Я найду дорогу, хозяйка, — успокаивала меня Троя и настороженно принюхивалась. Кажется и она догадывалась, где мы очутились.

Кусты сменились сосновым бором с тесно стоящими друг к другу деревьями, и их густые кроны, сомкнувшись, почти не пропускали солнечные лучи. Под ногами лежал мягкий бурый ковер из опавшей хвои и шишек. Было сумрачно как поздним вечером, и становилось окончательно ясно, что мы оказались на чужой территории. Троя вдруг фыркнула, и я поняла, что она почувствовала чье-то приближение. Вскоре и я услышала приглушенный топот копыт и негромкие мужские голоса. Из-за деревьев показалась группа всадников. Она направлялась прямо к нам, и во главе ее ехал Гавр.

Троя села возле меня и оскалилась на всякий случай. Всадники приближались, и я видела уже надменно задранный подбородок моего врага. Удивленным он не казался, по каменному выражению его лица вообще трудно было что-то понять: негодовал ли он или иронизировал, испытывал или приглядывался. За столько веков он обзавелся невероятным, чудовищным самообладанием.

— Как ты оказалась на моей территории? — спросил он высокомерно, когда оказался рядом. — Кто тебя сюда звал?

— О чем это ты? — удивилась я. — Разве Первая наместница не может являться куда угодно без приглашений?

— Тебе не следует разгуливать где попало, — предупредил он меня.

— А то что?

— Все, что угодно.

— Не смей угрожать мне!

Мне найти мое пропавшую с его появлением выдержанность было гораздо труднее, потому легче было дерзить. Гавр подъехал ближе и посмотрел на меня с высоты своего коня, глаза которого горели бешенством. Некоторое время мы молчали. Его свита, большая часть которой, как я поняла, состояла из соплеменников Евстантигмы, стояла поодаль. Я пыталась сохранять невозмутимость, хотя это было непросто. Взгляд Гавра кого угодно мог смутить и напугать. Но я же была Первой наместницей. Мне нельзя было показывать глаза своему врагу, поэтому я и рассматривала хвойные узоры под ногами. Наместник сначала объехал нас несколько раз, оглядывая и раздумывая, видимо, как ему поступить, и неожиданно произнес:

— Ну что ж, раз пришла, добро пожаловать в мой замок. Не хочу показаться негостеприимным.

Ну и дела! Я не узнавала Гавра. Уж не замышлял ли он чего?

— А далеко ли до твоего замка? — спросила я, не скрывая удивления.

— Не далеко.

— Я согласна.

Конь Гавра, храпя, затоптался на месте. Его хозяин, не ожидавший, наверное, что я приму приглашение, недоверчиво приподнял бровь.

— Очень рад, — сказал он почти искренне и обратился к Евстантигме:-Ты отдашь своего коня… э-э. — Видимо, он не хотел называть меня по имени, и просто махнул рукой в мою сторону.

Пока Гавр наблюдал, как спешивается и подводит ко мне своего коня Евстантигма, Троя встревожено прошептала мне:

— Хозяйка, ты забыла об осторожности. Ничего хорошего от него ждать нельзя.

— Не волнуйся. Я знаю, что делаю. Своих врагов нужно изучать. И пусть не думает, что я его боюсь.

Евстантигма подвел ко мне коня и почтительно поклонился. На спине скакуна не было ни седла, ни стремян, только маленькая уздечка. Я поняла, что очутилась в глупой ситуации. Взобраться без посторонней помощи я не смогу, а если и сумею, то рискую тут же позорно свалиться на землю, поскольку никогда не ездила верхом. Я стояла, закусив губу, и увертывалась от лошадиной морды, растерянно меряя глазами расстояние от земли до холки. Неприятная пауза затягивалась.

— Госпожа не привыкла ездить без седла, — вполне правдоподобно соврала Троя, поняв причину моего смятения.

— Но здесь лишь мой конь оседлан, — заметил Гавр. Он-то сразу догадался, в чем тут дело. Не даром же так хитро прищурился.

Тут меня ужаснула мысль о том, что великодушие Гавра может зайти настолько далеко, что он предложит мне своего бешеного вороного жеребца. Но дальнейший его поступок превзошел даже самое невероятное мое предположение. Гавр вдруг подъехал ближе и подал мне руку в кожаной перчатке. Я изумленно уставилась на нее, боясь даже подумать о том, что может означать этот его жест. Но он истолковал мою растерянность по своему, решив, что я сочла его дурно воспитанным.

Недовольно хмыкнув, он стянул перчатку и снова подал мне руку. Сомнений не оставалось: он предлагал мне сесть вместе с ним на коня. На раздумья у меня не было ни минуты, ведь любое замешательство Гавр расценил бы как трусость. Этого, конечно, я не могла допустить.

Я смело подала уму ладонь и, даже не успев сунуть ногу в стремя, которое Гавр освободил, влетела в седло. Тут меня обуял невыразимый страх. Я поняла, что ни за что не смогу усидеть на этой дьявольской скотине, которая вытаращила глаза и забрыкалась, почуяв на спине чужака. Изо всех сил уцепившись в длинную гриву и стараясь сохранить равновесие, я все же готовилась к неловкому приземлению. И, конечно же, гнала от себя прочь мысль о том, что можно уцепиться за Гавра. Но стоило тому грозно сказать: "Спокойно, Оберон", как конь уверенно и ровно зашагал в нужном направлении.

Вскоре хвойный настил сменился дорогой, выложенной гладким камнем. Мы ехали по этой дороге около десяти минут, хотя мне казалось, что целую вечность. Я слышала за спиной дыханье моего врага, которому я так безрассудно доверилась и уже раскаивалась в этом. Но больше всего меня бесило то, что Гавр был спокоен, как истукан, а мое сердце бешено колотилось. Интересно отчего? Уж не оттого ли, что он — мужчина, сильный и красивый? Конечно, нет, ведь он мой враг, от которого можно ждать подлого удара в спину. И не далее, как через полтора месяца, он без всякой жалости вынесет мне смертельный приговор. Не вздумай еще влюбиться в него, идиотка!