Планета-мечта

А Михаил Александрович улыбался.

— Бедная странница? — сказал он, — Разве вы не читали этот роман? "Бедный странник"?

— Нет, — сказала я.

— Это история одной организации, похожей на вашу…

— На какую — нашу? — сказала я резко.

Михаил Александрович усмехнулся.

— На координаторов, не на Ассоциацию. Неужели вы не читали, столько шума было по поводу этого романа, неужели не читали? — я не ответила, — Там эта организация, называлась она Служба Мира, выполняла вроде как полицейские функции и спасательные. Работали они в Ближнем Космосе, не так, как вы, но все равно чем-то похоже. И их тоже не любили, а проще сказать ненавидели, и сотрудники этой Службы Мира часто сходили с ума и начинали убивать. Вот там описана история одного парня, который так свихнулся и начал убивать людей, причастных к гибели одной планеты. Эти люди состояли в какой-то комиссии и что-то там проморгали, и из-за этого погибло население целой планеты.

— И чем это на нас похоже?

— Не знаю, но похоже.

— Михаил Александрович, вы можете себе представить сумасшедшего координатора? — сказала я, — Вы вообще, представляете себе, что может натворить сумасшедший координатор? Не слегка свихнувшийся, а по-настоящему? Да это же катастрофа галактического масштаба, придется эвакуировать все планеты на расстоянии светового года…

— Все шутите, — сказал Каверин.

— Я не шучу.

— Ну, так что, вы мне поможете?

— Нет, — сказала я, — Вы извините. Я пойду, Михаил Александрович. Я еще хочу кое-куда слетать. На прощание.

— В Торовы Топи?

— Нет, я… в Поля Времени.

Михаил Александрович надел очки и посмотрел на меня.

— Вы с ума сошли, Кристина! Ведь там люди пропадают, там две экспедиции пропало.

— Нашли куда посылать экспедиции, — пробормотала я, — Ну, ладно, я пойду. Я вечером еще забегу, хорошо?

Я спрыгнула со стола и подошла к двери, оглянулась.

— Конечно. Заходите, Кристина.

Я попрощалась и ушла. А потом я села в глайдер и полетела. На север.

Я давно уже хотела побывать там, но все… не решалась, что ли, вспоминала о том, что там было в прошлый раз. Но раз уж я улетаю, то не могу же я улететь, не побывав там. Это страшное место, некоторые так за всю жизнь там так и не побывали, но кто побывал однажды, тот возвращается снова и снова. Потому что это место не страшное и не прекрасное, оно просто есть и все. Оно настоящее. И оно может ответить, если его спросишь.

Смешно все как-то сошлось в моей жизни. Я могу восхищаться Вегой, самой урбанизированной планетой в обитаемом космосе, я могу любить Вегу, я могу быть координатором, самым рациональным существом во вселенной, но сердце мое замирает стоит мне встретиться с чудесами. Сердце мое замирает, стоит мне лишь вспомнить о Полях Времени. Сердце мое….

Я пролетела над Поозерьем и взяла к западу. Серые горы я видеть не хотела. Летела я долго, почти три часа, потом, когда увидела Блуждающий лес, приземлилась. Когда я была в Полях Времени в прошлый раз, Блуждающий лес был в Поозерье, на берегу Крапивного озера. Теперь он километров на сто севернее, так что он и впрямь блуждает, хотя не все в это верят.

На опушке леса цвела калина, хотя давно уже перевалило за середину лета. Я вылезла из глайдера и по пояс утонула в траве.

Поля Времени начинались севернее Блуждающего леса, но лететь дальше я не решилась. Не знаю, пытался ли вообще кто-то летать над Полями Времени. Единственное, чему я точно научилась на Алатороа, так это тому, что с чудесами нужно быть осторожным. Если они есть, они смертельно опасны, как ядовитые змеи, и так же прекрасны: нечеловеческой, внеморальной, неукротимой красотой.

Цвел лабазник. Медвяный запах висел в воздухе. Только что, видимо, прошел дождь, трава была мокрая и липла к моим брюкам. В воздухе висела влажность. Стояла невероятная тишина, ни одна птица не чирикнула в лесу, ветра не было, и вокруг было так тихо, что я слышала свое глупое маленькое сердце. Оно билось, как у зайца, — от волнения. Это было чистое волнение, но в нем, как в меде, была легкая горечь: я еще не знала, хочу ли я на самом деле попасть в Поля Времени. Все же я сохранила не самые приятные воспоминания об этом месте.

Впрочем, необычное приятным не бывает. Приятное — это, что дает уют, а значит — привычное. Но меня тянуло туда, как магнитом. Я шла с затаенным волнением — сквозь мокрые травы. А потом я увидела Стены тумана.

Впереди, в метрах пятидесяти от меня, вдруг возникала сплошная серо-белая стена, перечеркнувшая мир. Перед ней была зеленая трава, и лабазник, мокрый и пряный, за ней не было ничего. Трава и небо кончались подле этой стены. Серо-белая поверхность не была сплошной, они клубилась, словно туча, переливалась всей массой. Так выглядят облака, если смотреть с вершины горы, так выглядит туман над озерами ранним утром, только это был неестественно плотный, непроглядный туман.

Шаг мой замедлился, я брела по траве, почти не глядя вперед. Вот я дошла и остановилась на миг, замерла и только потом шагнула. Словно прыгнула с мостков в глубокий омут. Весь мир от меня словно отрезали, и особенно это было заметно на слух. Там, за стеной, еще были какие-то звуки, шелест травы, липнущей к моим ногам, редкое жужжание всякой насекомой мелочи. Здесь же не было слышно ничего. Уши будто заткнули ватой. Меня обступил туман, плотный, холодный, мокрый. По телу поползли мурашки, я мгновенно озябла.

Я прошла несколько шагов и остановилась. Теперь я даже не смогла бы определить, откуда я пришла, вокруг был только туман. Я ждала. Я не чувствовала нетерпения, в таких местах нетерпения не испытываешь, это не очередь в кино. Сердце мое колотилось, а в животе был кусок льда. Я просто стояла, тихая, покорная, опустив руки, и ждала. Я знала, скоро все случиться. И вот она возникла передо мной в тумане — красноватая мерцающая тропа. И я пошла туда, куда меня приглашали.

Туман двигался, в нем были какие-то течения; он проплывал мимо меня серыми клочьями. Но даже в просветах ничего не было видно, словно здесь ничего и не было — только серь, и тишь, и мокрый холод. И красные мерцающие сполохи у меня под ногами. Тропа то появлялась, то погасала, каждый раз я ждала, не зная, возникнет ли она вновь или я уже пришла, куда мне надо было. В конце концов тропа исчезла совсем, и я осталась одна. Ничего не происходило. Я не помнила, так ли было в прошлый раз, но мне и не нужны были видения, честное словно. Мне вполне хватало тумана и этого чувства, что появляется, стоит ступить за Стены тумана, — чувства, что ты уже вне мира, в некой иной реальности. Как говорил Рездиг Этре: "там повсюду магия, она разлита там, как туман в долине Флоссы, зажатой горами". Мне хватило бы и этой «разлитой» магии, ибо я ощущала ее всем телом, всей душой.

А потом сбоку от меня в тумане возникло видение. Оно разгоралось постепенно, становилось все ярче, а я стояла и ждала, когда оно наберет полную силу. Передо мной словно проявлялась фотография, только живая, объемная: заснеженная тропа на дне ущелья, метель, беснующаяся между скалистыми стенами. На какой-то миг мне показалось, что это Кэррон сидит там, безжизненно привалившись к камню, и, обмерев, я бросилась к нему. Но через несколько шагов я наткнулась на невидимую преграду.

Это было так реально и так близко, но я не могла пройти эти три метра, что нас разделяли, меня не пускали дальше. А прямо передо мной бушевала вьюга, и среди камней он сидел, и снег оседал на его волосах, свисавших обледеневшими сосульками. Снег оседал на его запрокинутом лице. Как страшно было это изможденное лицо — череп, обтянутый серой кожей, без малейшего признака вороньей смуглости. На лбу была гноящаяся рана, мелкие язвы покрывали ввалившуюся щеку, язвы были в углах губ. Изодранная рубаха открывала худой бок, весь покрытый гнойниками. Теперь я видела уже, что это не Кэррон. Волосы короче, совсем иные черты….

Он шевельнулся. С ужасом я смотрела на него: тело его завалилось на бок, он схватился за камень одной рукой и пытался подтянуться себя. Пополз куда-то. Получалось у него плохо. Дно ущелья пошло вниз, тело ворона скатилось по заснеженными камням и замерло. На снегу видна была кровь.