Страница 157 из 169
Трески там было неимоверное количество, и она торжественно проплывала над коричневатыми, словно сделанными из кожи, водорослями. Когда треска клюет, она клюет всем косяком и точно так же прекращает клевать. В полдень работы стало меньше, и лодки начали искать, чем бы развлечься. Вот тут Дэн и заметил приближение «Надежды Праги», и когда ее лодки подошли поближе, их встретили вопросом:
— Кто самый подлый из всех рыбаков?
Три сотни голосов радостно ответили:
— Ник Брэди!
— Кто стащил фитили от ламп?
— Ник Брэди! — пропел хор.
Вообще-то Ник Брэди не был особенно подлым, но он пользовался такой репутацией, и рыбаки доводили его как могли. Потом обнаружили рыбака со шхуны из Труро, которого шесть лет назад уличили в том, что он надевал на леску пять, а то и шесть крючков — делал «жадину», по выражению рыбаков. Естественно, что его прозвали «Жадина Джим», и хотя он с тех пор здесь почти не рыбачил, теперь ему досталось за всё. Все, как один, закричали хором: «Джим! О Джим! О Джим! Жадина Джим!» Все были довольны. А когда один доморощенный поэт — он сочинял эту строчку весь день, а вспоминал о ней не одну неделю — пропел: «Кэрри Питмен» хороша, но не стоит и гроша!», все решили, что им здорово повезло. А потом досталось и самому поэту, так как даже поэтам нельзя прощать их ошибок. Так они перебрали каждую шхуну и едва ли не каждого рыбака. Если был где-нибудь плохой и неопрятный кок, лодки хором прославляли и его и его пищу. Если какая-нибудь шхуна взяла на борт мало припасов, об этом тут же становилось известно всему свету. Если кто-то стащил у приятеля табак, все выкрикивали хором его имя, и оно перекатывалось с волны на волну.
Безошибочные суждения Диско, судно Длинного Джека, которое он продал несколько лет назад, возлюбленная Дэна (о, как кипятился Дэн!), то, как Пенну не везло с лодочными якорями, взгляды Солтерса на удобрения, невинные похождение Мануэля и женская манера грести Гарви — все перебрали веселые рыбаки. А когда под лучами солнца лодки стало окутывать серебристым туманом, их голоса зазвучали будто голоса невидимых судей, выносящих приговор.
Лодки перемещались с места на место, рыбачили и перебранивались, покуда волна не заставила их отойти на безопасное расстояние друг от друга. И тут кто-то крикнул, что если так будет продолжаться и дальше, то при такой волне Вирджин, чего доброго, опрокинется. Какой-то отчаянный рыбак-ирландец со своим племянником решил показать свою удаль, подтянул якорь и погреб прямо на скалу. Одни голоса просили их не делать этого, другие подзадоривали. Большой, с гладкой спиной вал пронесся к югу, поднял лодку в туманную высь и бросил ее в страшную, затягивающую пучину, где она завертелась вокруг своего якоря в одном — двух футах от невидимой скалы. За свое хвастовство они могли поплатиться жизнью, и все затаив дыхание наблюдали за этой затеей. Длинный Джек не выдержал, с трудом подгреб к своему соотечественнику сзади и перерезал его якорный канат.
— Не слышишь, как бьет? — закричал он. — Убирайся отсюда, пока жив!
Те стали браниться и спорить, а лодку тем временем отнесло в сторону. В это же мгновенье следующий вал приостановился, как человек, споткнувшийся о ковер. Послышалось басовитое всхлипывание и нарастающий рев, и Вирджин взметнула вверх гору пенящейся воды, белой, бешеной и ужасной. Тут все лодки громко зааплодировали Джеку, а те двое замолкли, словно язык проглотили.
— Как красиво! — радовался Дэн, подпрыгивая, как молодой теленок. — Она теперь каждые полчаса будет такое выделывать, если только волна не станет побольше. Сколько времени проходит от удара до удара, Том Плэтт?
— Пятнадцать минут, секунда в секунду… Гарв, тебе довелось увидеть самую удивительную штуку на Отмелях. Правда, если бы не Длинный Джек, ты бы увидел, как тонут люди.
Оттуда, где туман был погуще, донеслись радостные возгласы, и шхуны стали позванивать в свои колокола. Из тумана осторожно выполз нос большой бригантины, и ирландцы встретили ее криками: «Не бойся, подплывай, дорогуша!»
— Еще один француз? — удивился Гарви.
— Где твои глаза? Это судно из Балтиморы. Видишь, идет и сама дрожит от страха, — ответил Дэн. — Ну и достанется ей от нас! Наверно, ее шкипер впервые оказался в такой толчее.
Это было черное, объемистое судно водоизмещением в восемьдесят тонн. Его грот был подвязан, а топсель нерешительно хлопал на небольшом ветру. Из всех дочерей моря бригантина самое «женственное существо», а это долговязое, нерешительное создание с белым позолоченным украшением на носу очень напоминало смущенную женщину, приподнявшую свои юбки, чтобы пересечь грязную улицу, и сопровождаемую насмешками озорных мальчишек. Примерно в таком положении оказалась и бригантина. Она знала, что находится где-то поблизости от скалы Вирджин, услышала рев и поэтому спрашивала, как пройти. Вот лишь небольшая часть того, что ей пришлось выслушать от рыбаков:
— Вирджин? Да что ты? Это Ле Хейв в воскресное утро. Иди-ка проспись.
— Возвращайся домой, салага! Возвращайся домой и передай, что скоро и мы придем.
Корма бригантины погрузилась в пузырящуюся воду, и хор из полдюжины голосов стройно пропел:
— Ну-ка, Вирджин, поддай ей жару!
— Ставь все паруса! Спасайся, пока не поздно! Ты как раз над ней.
— Спускай! Спускай паруса! Все до одного!
— Всем к помпам!
— Спускай кливер и действуй баграми!
Тут терпение шкипера лопнуло, и он дал волю своему красноречию. Мгновенно все побросали рыболовную снасть, чтобы достойно ему ответить, и шкипер узнал много любопытного о своем судне и о порте, куда оно шло. Его спросили, застраховался ли он, где он стащил этот якорь, потому что он-де принадлежал «Кэрри Питмен»; его шхуну обозвали мусорной шаландой и обвинили в том, что она засоряет море и распугивает рыбу; кто-то предложил взять его на буксир, а счет за услуги представить жене; а один нахальный юноша подгреб к самой корме бригантины, шлепнул по ней ладонью и прокричал:
— Встряхнись, лошадка!
Кок осыпал его золой из печки, а тот юноша ответил ему тресковыми головами. Команда бригантины стала швырять в лодки кусками угля, а рыбаки пригрозили взять судно на абордаж.
Если бы бригантине грозила настоящая опасность, то ее непременно бы предупредили, но, зная, что она находится далеко от скалы, рыбаки не упускали возможности повеселиться. Их веселью пришел конец, когда в полумиле от них Вирджин снова заговорила в полный голос, и несчастная бригантина поставила все паруса и пошла своей дорогой. Лодки же решили, что победа осталась за ними.
Всю ту ночь Вирджин хрипло ревела, а на следующее утро перед глазами Гарви предстал сердитый, клокочущий океан, на белоголовых волнах которого, мельтеша мачтами, качались шхуны, ждавшие, кто начнет рыбачить первым. До десяти часов на воду не спустилась ни одна лодка, и лишь потом пример подали братья Джерральды с «Дневного Светила», вообразившие, что стало потише. Через минуту к ним присоединились многие другие; Диско Троп, однако, заставил свою команду заниматься разделкой. Он не видел смысла в безрассудстве, и к вечеру, когда разыгрался шторм, они получили приятную возможность принимать у себя промокших незнакомцев, искавших любого убежища от шторма. Мальчики с лампами в руках стояли у блоков, а принимавшие лодки взрослые одним глазом косились на набегавшую волну, чтобы в случае нужды бросить все и спасать свою собственную жизнь. Из темноты то и дело доносился истошный крик: «Лодка, лодка!» Они подцепляли и вытаскивали сначала вымокшего человека, а потом полузатопленную лодку, и скоро палуба была уставлена горками лодок, а на койках уже не оставалось свободных мест. Пять раз за вахту Гарви с Дэном приходилось бросаться к гафелю, привязанному к гику, и цепляться руками, ногами, зубами за канаты, рангоут или промокшую парусину, чтобы не оказаться за бортом. Одну лодку разнесло в щепы, а ее седока волна швырнула на палубу, раскроив ему череп. На рассвете, когда уже можно было разглядеть несущиеся белогривые волны, на палубу взобрался посиневший страшный человек с переломанной рукой и спросил, не видели ли они его брата. Во время завтрака за столом оказалось семь лишних ртов.