Белая ночь

Томас с Хендриком ринулись вперед. Мой брат сунул обрез в наплечную кобуру и держал теперь в одной руке свою саблю, а в другой — свой изогнутый нож. Первый вурдалак, до которого он добежал, еще не оправился от взрыва, разметавшего его собратьев, и Томас не дал ему шанса оправиться. Сабля отсекла ему руку, а потом и голова слетела с плеч от косого удара ножа. Удар ногой в спину сломал твари позвоночник и швырнул ее обезглавленное тело на стоявшего следующим.

Хендрикс не отставал от Томаса. Возможно, здоровяк при всей своей мускулатуре и уступал силой вурдалакам, но у него имелось одно солидное преимущество — масса. Хендрикс человек крупный, веса в нем триста с лишним фунтов, и, увидев раз, как он врезался в толпу вурдалаков, я оставил последние сомнения в его прошлой футбольной карьере. Он всем телом ударил не пришедшего еще в себя вурдалака в спину, отчего тот плашмя размазался по полу, продолжая это же движение врезал прикладом своего ручного пулемета по шее вурдалака, пытавшегося напасть на Томаса с фланга, и тут же, не давая тому опомниться, отшвырнул его плечом в сторону.

Томас зарубил еще одного вурдалака, Хендрикс прорвался мимо пятого, оказавшегося не готовым к такому таранному прорыву, и мы вдруг оказались перед цепочкой языческих богинь, измазанных черной кровью.

В центре стояла Лара. Белое кимоно ее, пропитанное темной кровью, облепило тело, не оставляя особого простора воображению. Волосы ее тоже до корней пропитались этой гадостью и липли к забрызганной черным щеке и тонкой шее. В обеих руках она держала по длинному, с извилистым клинком ножу, такому длинному, что их можно было считать за небольшие мечи — одному Богу известно, где она их прятала прежде. Глаза ее торжествующе сияли серебром, и я рывком отвел от них свой взгляд, потому что испытал безумное желание просто постоять и посмотреть, что будет дальше.

В эту минуту Лара была не просто вампиром Белой Коллегии, суккубой, бледной и смертоносной. Она превратилась в напоминание о тех давно прошедших днях, когда человечество поклонялось окровавленным богиням войны и смерти, которые даровали силу хранительницам очага. Ту самую силу, которая и сегодня помогает слабым женщинам приподнимать машины, освобождая забравшихся под них детей. Энергия Лары, голая сила, окружала ее сейчас незримой, но явственно ощутимой аурой.

По обе стороны от нее стояли две ее сестры, такие же высокие, такие же прекрасные, такие же волнительные и окровавленные, вооруженные такими же короткими мечами. Я не знал ни ту, ни другую, но когда они посмотрели на меня своими безумными, но манящими взглядами, мне потребовалось секунды две-три, чтобы прийти в себя и вспомнить, что же, черт возьми, происходит.

Лара сделала шаг в мою сторону, качнув бедрами, скользнув по мне взглядом своих ослепительных глаз, и я вдруг испытал внезапное желание пасть на колени, ударившее мне в мозг и в… в общем, во все, что можно. То есть, подумал я, а что такого? Только представьте себе, что за вид открывался мне с этого ракурса. И потом, сколько времени прошло с тех пор, как женщина…

Я смутно расслышал стрекот Мёрфиного автомата, буханье дробовика Марконе, тряхнул головой и очнулся.

— У нас нету времени на эти игры, — прохрипел я Ларе, испепелив ее взглядом. — Хотите убраться отсюда или нет?

— Томас! — вскричала Жюстина. Она вынырнула из-за Лары и ее сестер и с разбега бросилась в объятия моего брата. Не выпуская из пальцев ножа, Томас охватил ее рукой и крепко прижал к себе. Я бросил взгляд на его профиль, и лицо его изменилось, словно принадлежало другому человеку. Томаса всегда отличала уверенность. Чем бы он ни занимался — шутил, бездельничал или ругался со мной, вид он всегда имел примерно один и тот же: самодостаточный, уверенный, довольный собой и безразличный к окружающему его миру.

В объятиях Жюстины он казался скорбящим. Он прижимался к ней, обнимая ее не только руками, но всем своим телом до последней клеточки, и все черты его лица сделались мягче, словно он избавился вдруг от невыносимой боли, о которой я и не подозревал. Впрочем, я заметил, что кожи друг друга ни он, ни Жюстина не касались.

— А, — произнесла Лара. Голос ее звенел серебром, что было очень красиво и совершенно дико. — Истинная любовь.

— Дрезден! — крикнул Марконе. Хендрикс вздрогнул — все это время он, оказывается, стоял рядом со мной и глазел на сестричек Рейт с тем же самым, должно быть, выражением, с каким смотрел на них я — и грохот его пулемета добавился к пальбе Марконе и Мёрфи.

— Рейт! — заорал я. — Предлагаю альянс между нами до тех пор, пока мы не выберемся отсюда живыми.

Секунду или две Лара смотрела на меня пустыми серебряными глазами. Потом она моргнула, и они немного потемнели. На мгновение взгляд ее затуманился, и она опустила голову. Из-за спин своих дочерей вышел и остановился передо мной лорд Рейт.

— Конечно, Дрезден, — произнес он ровным, спокойным голосом. Даже внимательный наблюдатель, не знакомый с обстоятельствами, не заметил бы стеклянного блеска его глаз или чуть смазанных ударений в словах. То есть, держался он очень даже ничего, но не знаю, много ли его собственного рассудка оставила ему Лара. — Хотя для меня честь воспользоваться вашим покровительством перед лицом этой измены, я чувствую себя неловко в свете…

— Да, да, конечно, ладно! — рявкнул я, глядя мимо него, на Лару. — Бежим, быстро — все речи потом.

Лара кивнула и быстро огляделась по сторонам. Побоище пережили не больше двух десятков членов клана Рейтов. Оставшиеся не у дел вурдалаки, отброшенные нашей неожиданной вылазкой, кружили вокруг нас, держась вне досягаемости холодного оружия, но достаточно близко, чтобы наброситься при малейшей возможности. Они явно дожидались, пока остальные окончательно разделаются с остатками Скави и Мальвора, чтобы вместе гарантированно одолеть нас.

У прохода солдаты Марконе выводили из пещеры длинную цепочку невольников в белом. Их уцелело больше, чем я ожидал, и я даже удивился этому, пока не заметил, что кружившие голодными хищниками вурдалаки почти совершенно игнорируют пассивных невольников, интересуясь теми, кто представлял для них настоящую угрозу — пастухами оглушенного человеческого скота.

— Дрезден! — крикнул Марконе. Его дробовик громыхнул еще раз и лязгнул пустым затвором. Автомат Мёрфи продолжал строчить, и я услышал, как он заряжает магазин новыми патронами. — Они приближаются.

Я буркнул что-то в знак того, что услышал, и повернулся к Ларе.

— Захватите невольников.

— Что?

— Захватите чертовых невольников! — рявкнул я. — Или можете оставаться здесь в свое удовольствие!

Лара бросила на меня взгляд, который заставил бы меня всерьез опасаться за свою жизнь, не будь я таким крутым парнем, но лорд Рейт тут же повернулся к окружавшим его вампирам.

— Захватите их!

Я повернулся, накачивая в посох новую порцию Адского Огня и ясно осознавая, что магия моя на пределе. Я и так сделал слишком много, так что сил у меня почти не оставалось. И ведь мне предстояло еще одно заклятие, если я хотел, чтобы хоть кто-нибудь из нас выбрался отсюда. Мёрфин автомат продолжал строчить, пулемет Хендрикса — тоже, и я услышал, что солдаты Марконе у прохода тоже открыли огонь. Значит, вурдалаки в том конце пещеры начали отрываться от останков Скави и Мальвора.

— Живо! — произнес я. — Живо, живо, живо!

Мы двинулись к моему проходу. По дороге вампиры собирали невольников, толкали их в середину нашего отряда, окружая их кольцом. В самом центре шел Рейт в окружении своих вооруженных мечами дочерей, а невольники, в свою очередь, образовали вокруг них плотный живой щит. Лара и здесь ухитрилась обернуть то, что считала помехой, себе на пользу. Просто такая уж у нее логика.

Мы перемещались быстрым шагом, почти бегом — и тут послышался громкий, почти человеческий крик, волна магической энергии хлестнула по моим чародейским чувствам, и свет в пещере погас.

Вообще-то система освещения в пещере у Рейтов была высшего качества. Она не дала ни одного сбоя на протяжении всей дуэли — это при том количестве магических энергий, которыми швырялись мы с Рамиресом. И даже не один, а целых два проема в Небывальщину не сказались на ее работе. Это говорило о том, что Рейт не пожалел денег на проводку и ее защиту — но нет в мире такой электросхемы, которую чародей не смог бы вывести из строя направленным усилием, и эта не стала исключением.