Белая ночь

Я пожал плечами.

— Если им это удастся, это выведет Белую Коллегию из нынешнего, близкого к нейтральному состояния. Переведет их в ряды союзников Красных. Они объявят открытым сезон охоты на людей вроде Анны, и на протяжении нескольких следующих лет мы будем иметь несколько десятков тысяч без вести пропавших и самоубийств.

— Большей части которых власти просто не заметят, — тихо заметила Анна. — И так ведь сколько людей пропадает без вести. Что такое несколько тысяч в масштабе всей страны?

— Статистика, — сказал я.

Она помолчала.

— А что потом?

— Если вампирам удастся действовать достаточно скрытно, война обострится. Совету придется рассредоточить и без того немногочисленные силы. И если ничего не изменится… — я пожал плечами. — Мы проиграем. Сразу, или через пару десятилетий… рано или поздно, но проиграем.

— А потом, — настаивала Мёрфи. — Если Совет проиграет войну?

— Тогда… что ж, тогда вампиры смогут делать почти все, что им заблагорассудится, — ответил я. — Они захватят власть. Красная Коллегия завладеет теми регионами, где и без них царят хаос, коррупция и нищета. Они переберутся из Центральной Америки в Африку, на Ближний Восток — во все те места, по которым потоптался в свое время Сталин, и которые до сих пор не оправились до конца. Бедные регионы Азии, конечно. Ну, и потихоньку будут завинчивать гайки. Белая Коллегия распространится в те места, которые считают себя цивилизованными, просвещенными, и которые не верят в сверхъестественное, — я пожал плечами. — Вы, ребята, окажетесь предоставлены самим себе.

— Ребята? — не поняла Мёрфи.

— Люди, — пояснил я. — Нормальные, живые люди.

Мыш чуть сильнее прижался башкой к моему башмаку. Наступила тишина, только я кожей ощущал на себе взгляд Мёрфи.

— Да ладно, Кэррин, — сказал я, подмигнул ей и устало поднялся на ноги. — Пока я жив, этому не бывать.

Мёрфи тоже встала.

— У тебя есть план действий, — заявила она.

— У меня есть план действий.

— Что за план, Гарри?

Я сказал.

Некоторое время она молча смотрела на меня.

— Ты с ума сошел, — сказала она.

— Мысли позитивнее, Мёрф. Ты называешь это сумасшествием. Я называю непредсказуемым.

Она пожевала губу и мотнула головой.

— Нет у меня более положительных эпитетов, нежели «безумный».

— Ты в игре?

Мёрфи напустила на себя обиженный вид.

— У тебя хватает наглости спрашивать?

— Ты права, — кивнул я. — О чем я только думал?

Мы вышли вместе.

Глава ТРИДЦАТЬ ТРЕТЬЯ

Я встал поздно: пришлось готовиться к тому, что, как я надеялся, поможет мне убрать Мадригала и его дружка Мальвора, и тем самым положит конец борьбе за власть в Белой Коллегии. После чего, возможно, в моих силах будет обращать воду в вино и ходить по воде… впрочем, с формальной точки зрения последнее я уже проделал накануне.

Покончив с приготовлениями, я дотащился до кровати и уснул — не слишком надолго. Слишком много снов снилось о том, что может пойти не так.

Я рылся в леднике в поисках чего-нибудь на завтрак, когда Ласкиэль снова явила мне свой образ. Как-то подавленно она себя вела, и в голосе ее мне померещилось нечто, чего я слышу в нем очень и очень редко: неуверенность.

— Ты думаешь, она вообще способна измениться?

— Кто?

— Твоя ученица, конечно, — ответила Ласкиэль. — Ты правда веришь в то, что она изменится? Что она сможет владеть собой так, как ты от нее требуешь?

Я отвернулся от ледника. Ласкиэль стояла перед моим потухшим камином, сложив руки на груди, и хмуро глядела куда-то в золу. На ней был обычный белый хитон, только волосы у нее растрепались немного сильнее обычного. Я спал неважно — возможно, и она тоже.

— Почему ты спрашиваешь, — удивился я.

Она пожала плечами.

— Мне кажется, она уже утвердилась в своих взглядах на мир. Она без уважения относится к чужой мудрости, предпочитая собственные спорные суждения. Она игнорирует чужие чаяния, даже их волю, замещая их своими.

— Она поступила так только раз, — вполголоса возразил я. — Ну, если говорить формально, два раза. Возможно, ей впервые пришлось делать серьезный выбор, и она сделала его неверно. Но из этого не следует, что она должна повторять это снова и снова.

Последовало молчание. Я соорудил себе сандвич с холодной индюшатиной, насыпал в тарелку хрустиков и добавил к этому банку колы: завтрак для чемпиона. Во всяком случае, я на это надеялся.

— Ну, — произнес я. — Что ты думаешь о моем плане?

— Я думаю, у твоих врагов чуть больше шансов убить тебя, чем у твоих союзников, хозяин мой. Ты безумец.

— Это из тех вещей, которые делают жизнь интереснее, — заметил я.

На губах ее заиграла легкая улыбка.

— Я изучаю смертных тысячелетиями, хозяин мой. Мало кто из них скучал так сильно.

— Ты бы видела, какие операции я задумывал за пару лет до твоего появления. По сравнению с ними сегодняшний просто песня. Гениальная причем, — молока в леднике не оказалось, а до такого, чтобы наливать в сухой завтрак колу, я еще не опустился. Это было бы странно. Я прожевал хрусты всухую, запивая каждый глоток колой. Потом покосился на Ласкиэль.

— Я изменился, — сообщил я.

Последовало молчание, прерывая только хрустом овсяных, или пшеничных, или из чего они их там делают колечек. Я знал, что это полезно для сердца, и для уровня холестерина, и для цветов, щенков и маленьких детей. На коробке так написано.

Падший ангел заговорил минуты через две — тихо и убийственно горько.

— У нее была свобода выбора. Вот она и выбрала. Вот такова она и есть.

— Нет. Она такова, как она поступает, — тихо возразил я. — Она могла выбрать другой путь. Она могла снова вернуться к черной магии, — я откусил от сандвича. — Или она могла игнорировать выбор. Сделать вид, будто его нет. Или сделать вид, будто у нее нет выбора, когда на самом деле делала выбор. Это просто другой способ выбирать.

Ласкиэль бросила на меня очень пристальный взгляд. Тени на ее лице легли глубже, словно в комнате стемнело.

— Обо мне мы не говорим.

Я сделал глоток колы.

— Я знаю, — мягко произнес я. — Мы говорим о Молли.

— Да, — кивнула она. — У меня есть цель. Миссия. Это не изменилось, — она отвернулась от меня, и тени вокруг нее сгустились. Она начала растворяться в них. — Я не меняюсь.

— Да, кстати, — заметил я. — Одна моя знакомая убеждает меня в том, что за последнюю пару лет у меня развился комплекс беспричинной злобы. Возможно, под влиянием… ну, мало ли кого.

Падший ангел повернул голову. Я заметил это только потому, что ее прекрасный профиль оставался чуть светлее сгустившейся вокруг него теней.

— Я думал, может, ты знаешь, — сказал я. — Скажи.

— Я уже говорила тебе, хозяин мой, — произнесла тень. — С тобой гораздо проще разговаривать, когда ты спишь.

Черт. В контексте разговора это звучало довольно зловеще. У каждого в характере есть стороны, которые надо держать в узде. Это то слабое, но явственно ощутимое желание перемахнуть через край, когда ты смотришь вниз с крыши высокого здания. Это мгновенная вспышка гнева, когда тебя подрезают, и ты испытываешь желание врезать своим капотом в багажник этого ублюдка. Это вспышка страха, когда что-то застает тебя врасплох в темноте, и твое тело разрывается между стремлениями драться или спасаться бегством. Можно называть это подсознанием, рефлексом, да как угодно: я не обижусь. Но это есть, и это есть у каждого.

У меня такого было в достатке даже до появления Ласкиэли.

Я же сказал: зловеще.

Падший ангел повернулся, чтобы исчезнуть — возможно, потому, что последнее слово осталось за ним. Жутковатое слово.

Я выставил вперед руку и усилием воли остановил ее. В конце концов, эта Ласкиэль существовала только в моих мыслях.

— Моя голова, — напомнил я ей. — Мои правила. Мы еще не договорили.

Она повернулась ко мне лицом, и глаза ее вдруг вспыхнули янтарно-алыми искрами Адского Огня. Собственно, только одни одни и виднелись в черноте.