Пророчество льда

Наутро вся долина укрылась белым, еще тонким одеялом первого снега. В этом году слишком рано, но урожай крестьяне собрать успели. Ранние заморозки уже не могли испортить веселье на предстоящем празднике солнечных богов и духов плодородия. Проснулся – и сразу же насторожился, оттого что почувствовал в комнате чье-то присутствие. Это старшая жена Самата, стараясь остаться незамеченной и тихой, пришла, чтобы развести огонь в очаге. Себя я обнаружил укрытым дорогой шубой из великолепного белого меха горного волка. В голове немного шумело, но чувствовал себя неплохо. Женщина увидела, что я проснулся, и немного смутилась.

– Простите господин, что разбудила вас, на улице такой холод, что мне пришлось развести огонь. Попробуйте еще уснуть, час ранний…

– Не беспокойся. Я уже не хочу спать.

– Принести вам что-нибудь?

– Нет.

Ночью я долго ходил по городу от одного дома к другому. Как и обычно, уже за полночь, я навестил особняк старосты. Пробыл у него часа два, а потом вместе с ним отправился проверять караулы на городских воротах. Капитаны и прочие вояки помельче в эту ночь получили от меня хороший нагоняй и, наверное, до утра не могли со всем этим разобраться. Если учесть тот факт, что, сидя с Саматом, выпить мало не получается, то у военных и чиновников сейчас трясутся поджилки. Они как казни ожидают моего нового появления. А я вот возьму и не появлюсь.

Пусть боятся. Когда тебя боятся и ненавидят чиновники, опасайся предательства. Когда тебя ненавидят рабочие и крестьяне, берегись бунта. Крестьяне меня терпели и побаивались. Чиновники боялись откровенно, но раболепно прогибались только те, которые были поставлены моим старшим братом. Великим князем Виктором. Правда, не припомню я что-то за ним подвига, чтобы он стал вдруг великим. Да, случился один мелкий конфликт. Раскрыл он как-то заговор во главе со своим дядей. Лютовал, бесился и зверствовал. Тем не менее теперь в его титуле употреблялось слово «великий», и горе тому, кто забывал присовокупить его к имени князя, – гвардейцы неусыпно следили за этим.

Суть в том, что интриг и предательства я тоже не боялся. Просто некому было меня предавать. Ремесленники меня уважали, так же как купцы и промышленники. Местная знать всегда была настроена критически к княжескому дому. А я хоть и был сыном князя, в данном случае все решала кровь моей матери, о которой в здешних краях вспоминали чуть ли не как о воплощении доброго духа.

Так что вся знать, вплоть до самых бедных фамилий, была рада, что им достался такой тихий и не очень-то воинственный господин.

Я вышел во двор. Шуба оказалась очень кстати. Мороз ударил крепкий, но ближе к полудню жаркое солнце растопит тонкий снег. Дороги станут просто непроходимыми. А до вечера я никуда не буду торопиться.

Вдыхая морозный воздух, я всматривался, как высоко в небе парит выпущенный кем-то на охоту боевой ястреб. Кацаари. Птица, с незапамятных времен ставшая спутником воина. Он летел медленно и красиво. Он не спешил, птица-воин…

Вода в колодце была теплей, чем воздух. Возможно, что на такой глубине она еще не успела остыть, но когда я плеснул ее себе в лицо, то тут же заструились тонкие змейки пара. Колючий ветер стал кусать за влажную кожу, и это взбодрило.

Самат шел не спеша, размерено. В руках у него был тяжелый двуручный меч без ножен. Широкая грудь часто колыхалась от глубоких вздохов. Щеки раскраснелись, а на висках застыли капельки пота.

– Уже проснулись мой господин? Доброе утро. Не желаете размяться перед завтраком? Я делаю это каждое утро, чтобы не потерять форму.

В ответ на такое предложение я только плотнее запахнул шубу и состроил недовольную гримасу. Но Самат не унимался:

– Ну же, господин! Покажите, как учат воевать благородных людей. Преподайте урок старому вояке.

– Самат. Не дразни. Мне совсем не хочется совершать никаких телодвижений, такое лирическое настроение, а ты, со своими саблями, взял и все испортил.

– Прошу простить меня, господин, но коль уж я зашел так далеко, то и нет смысла останавливаться. Защищайтесь!

Самат поднял меч и молниеносно подался вперед. Удар этот был не сильный, но достаточно эффективный. Хотя и простой, рассчитанный, скорее, на тяжелого мечника в доспехах, неповоротливого и рыхлого.

– Старый ты вояка, лихости много, а мозгов совсем не нажил к старости. Не надоело тебе еще ломать железо?

Естественно же, что таким примитивным ударом меня не стоило даже беспокоить. Чтоб не попасть под смертоносное лезвие, а Самат всегда упражнялся с настоящим, боевым оружием, мне стоило просто отойти чуть-чуть в сторону.

– Я, мой господин, буду считать себя живым, пока смогу удерживать меч в своих руках. Иначе мне незачем жить.

– Кстати, о мече. У тебя тяжелый штурмовой меч, а у меня только кинжал.

– Уж лучше бы у вас был меч, ну или копье, тогда у меня был бы хоть какой-нибудь шанс.

Самат снова изготовился к атаке, сжал рукоятку до скрипа и рванул вперед. Возможно, мне показалось, но в какое-то мгновение в его глазах я увидел ненависть и ярость, граничащую с безумием. Я позволил проделать ему только половину приема, мощный замах справа, а далее предполагался сокрушительный удар наискосок, от которого не так-то просто было увернуться, но его не последовало. Я оказался рядом быстрее, чем он смог предугадать мои действия. Слегка толкнув Самата грудью в левое плечо, я заставил его потерять равновесие, а чтобы он не смог его быстро восстановить, приставил к его пухлому животу свой клинок. Свободной правой рукой я придерживал кончик его меча двумя пальцами, у него за спиной. Теперь любое его движение повлечет за собой проигрыш, как, впрочем, и неподвижность тоже.

– Великие духи! Ну что за мастерство, право! У господина даже дыхание не участилось, стоит все такой же сонный. А взмыленный противник пришпилен, как букашка. Надеюсь, клинок не отравлен?

– Не помню. Может быть, да, а может, и нет. Ты проиграл.

– Неужели! У кого-то были сомнения?! Поединок с вами – это все равно что факелом против северного ветра.

– И ты туда же! Мало мне, что все в городе меня называю Господин Метель, теперь и ты.

– Все очень просто. Вы бываете в городе редко и предпочитаете появляться только тогда, когда дует холодный ветер с гор. В это время как раз поспевает первое вино. Несколько раз вы являлись с первыми заморозками, и теперь, как только начинает холодать и дует метель со снегом, все говорят: «Вот и ветер с гор, скоро явится наш господин и принесет в долину снег». Кто еще кроме меня скажет вам об этом? Да и внешность ваша к этому располагает. В наших краях редко встретишь помеченного духом.

– Всем не дает покоя моя внешность. Как примитивно. Я знаю из рассказов купцов, что в далеких землях есть много таких, как я, людей, целые племена.

– Думаю, что все это сказки. У вас белая кожа, волосы как снег, словно седые, глаза как у слепца, но вы видите лучше, чем некоторые дозорные на башнях. Это, без всяких сомнений, метка духов, не иначе.

– Пусть так. Мне все равно. Есть хочу.

– Все что пожелаете, мой господин.

– Ты забыл добавить: Господин Метель.

– Ну, разумеется, как скажете…

– После завтрака я хотел бы отправиться в лавку оружейника. А сейчас хочу подогретое вино, копченые змеиные спинки, сыр и овощи.

– Все уже готово.

Я лишь на мгновение приоткрыл полу шубы, чтобы уместить свой любимый клинок в ножнах. Быстрым и заученным движением, без единого звука. Молниеносно, не выражая при этом на лице ни одной эмоции.

Как говорил когда-то мой учитель фехтования: «Эмоции – это тоже твои враги, иногда их не принимают в расчет и дорого платят за это. Так вот, чтобы не делать такой ошибки, разберись с этими врагами сразу. Не дожидайся, пока они найдут себе союзников».

Когда мы вышли на рыночную площадь, то увидели там большое скопление народа. Посреди толпы стоял разноцветный фургончик, крытый плотной парусиной, подлатанной в некоторых местах лоскутами кожи. Люди стояли тихо, стараясь не шуметь. Меня это немного удивило. Такой чудесный день, в город приехали артисты со своим балаганом, а люди не веселятся и не просят от актеров фокусов или клоунады. Самат стал раздвигать толпу на моем пути, но, почуяв возню за спиной, люди тут же оборачивались и расступались, сгибаясь в поклоне.