Пророчество льда

Были там и ремесленные лавки, и небольшой жертвенник. Но жизнь в этом городке меня не интересовала. Все местные проблемы решал станичник, а я лишь наведывался с проверками, да и то редко. Чаще всего зимой, с первыми холодами, когда становилось скучно сидеть в доме, а путешествовать по горам и перевалам становилось опасно. За эту мою особенность – появляться с первыми холодами – крестьяне, а потом и их хозяева называли меня Господин Метель. Прозвище мне нравилось, и я всячески старался ему соответствовать.

Слуг у меня не было. Старая вдова Ахтарина готовила для меня еду, и ее приносил в мой дом ее племянник. Ахтарину, в свою очередь, снабжал всем необходимым сам глава совета, староста. Это давало ей возможность хоть как-то скрасить свою старость и не утруждать себя непосильной работой. Жить в этих местах без тяжелой работы, которую могли выполнять только сильные и здоровые люди, было трудно. Она могла бы прясть овечью шерсть, которой было предостаточно, но с возрастом руки ее совсем не слушались, а глаза и вовсе отказывались видеть.

Сегодня я собрался навестить город. Как всегда в это время года. Оседлал коня и накинул зимний плащ с хорошей войлочной подкладкой. Хоть день и был солнечным, у горных вершин собирались тяжелые облака, а это значило, что к вечеру погода вовсе испортится.

Лишнего оружие брать с собой не стал, только, как всегда, неизменный клинок, закрепленный на широком поясе так, что потерять его было невозможно.

Дорога под гору не очень утомительна. Конь шел спокойно, осторожно ступая по каменистой насыпи. Я почти дремал, сидя в седле, и лишь изредка поглядывал на открывающуюся передо мной долину. Тучи за моей спиной сгущались и не сулили ничего хорошего. Прохладный ветер упруго давил в спину. К полудню он нагреется в теплом ущелье и, сменив направление, снова будет попутным, если я соберусь возвращаться. Может, он разгонит облака?

Сразу за городком тянулись фруктовые рощи, благодаря которым и существовала эта маленькая провинция и ее крепость. Все подступы к этим землям преграждали высокие горы, и только две дороги, одна через перевал, другая через засушливую степь, вели сюда. Мой дом как, раз находился на южном склоне этого перевала.

Узкие улочки были пустынны и тенисты. Выложенные слегка отесанными камнями заборы, чуть выше человеческого роста, отделяли один двор от другого, и поэтому солнечный свет попадал в эти узкие проходы только в полуденные часы, летом там было довольно прохладно. Я выехал на главную площадь, окруженную со всех сторон лавками мастеровых, туда, где обычно устраивались ярмарки и проходили городские собрания. Еще там проводили публичные казни, но это до моего появления. Когда я взялся за дела этой провинции, казни прекратились сами собой. Площадь была пуста. У лавки сапожника сидел какой-то старик, который, завидев меня, соскочил со своей скамьи и согнулся в почтительном поклоне. Откланявшись, он поспешил скрыться, шмыгнув в узкий переулок. Помчался докладывать соседям о моем появлении.

У дома старейшин дежурил мечник. Здоровенный детина с кривыми зубами и взглядом человека, не задающего праздных вопросов. Такие мордовороты обычно легко и без пререканий выполняют любой приказ своего десятника.

Здоровяк приподнял от земли свой двуручный меч и, склонив голову, отсалютовал, звонко ударив клинком в мостовую. Могу себе представить, сколько он получил затрещин, пока выучил это короткое приветствие.

Я проехал мимо, не утруждая себя даже поворотом головы в его сторону. Мне хотелось выпить, а хорошее вино делал только один человек в этом городе, отставной офицер Саматар. В его доме часто собиралась местная знать – оценить вино нового урожая и сравнить его со старым. Но этот день наступит еще не скоро.

Саматар встречал меня у ворот. Плотный шелковый халат до самой земли, голова не покрыта. Его лицо раскраснелось – видимо, от чрезмерного напряжения, пока он раздавал приказы сонной прислуге и дворовым. Наверное, давно меня заметил на холме у главных ворот. Словно бы только и делает, что ждет моего появления, старый лис.

– Я заметил вас, господин, сразу, как только вы появились на дороге. Мой дом всегда открыт для вас, мы всегда рады вам, господин.

– Полно тебе Самат. Хватит. Ты же знаешь, что к тебе я езжу как к другу и твой хлеб и вино – не единственное что мне нужно. Расскажи мне, какие новости в этом городке. Уверен, что ни одно событие не проскользнет мимо твоих ушей.

– Господин по-прежнему не доверяет своему старосте?

– Староста хорош, но его мнение всегда однобокое. А я люблю все новости, а не жалкую выжимку.

У Саматара было восемь дочерей. Поначалу он переживал, что некому будет оставить свое наследство и большая часть накопленного им богатства уйдет на приданое. Но его вторая жена пять лет назад родила ему сына, отчего старый вояка, похоже, помолодел, и радости его не было предела.

Сейчас он вошел во двор, ведя моего коня под уздцы и разгоняя резким шиканьем любопытных дочурок. Те быстро разбежались по многочисленным комнатам его огромного дома.

Меня провели в большой зал, застеленный коврами и мягкими подушками с ароматными травами. В центре зала стоял уже накрытый стол.

– Прошу вас садиться, мой господин, вы такой редкий гость, что я никак не нарадуюсь встречам, потом подолгу вспоминаю наши беседы.

– Хитрец! И не стыдно тебе? Не в замке же живешь. Незачем лить столько меда.

– Это правда, господин, истинная правда, я действительно очень рад. Сами знаете, дела мои сейчас не очень, яблоневые сады уже не приносят прежнего дохода, вино все грубеет, дочери подрастают, а благодаря вашим визитам – в мой дом даже прежде, чем в дом старосты – отбоя нет от женихов, один другого лучше. Как же мне не радоваться вам? Отпрыски всей местной знати вьются у моих ворот.

– Да, дочек нынче пристроить не так-то просто. Женихи все на службе у князя. Слышал я, что мой брат опять засылал вербовщиков в наши земли?

– Князь Виктор совсем обезумел, да простят мне духи мой змеиный язык, но похоже, что он затеял новый поход.

– Это все слухи, или ты знаешь что-то еще.

– Так, наблюдения. Не хотел бы оказаться прав, но похоже, что не заладились у него отношения с самим Мараком! Да проклянут духи это имя!

Самат разломил хлеб, выложил на тарелку передо мной ломтики вареного мяса и желтый сыр. Наполнил кубки вином и продолжил:

– Оружейник заметил, что приходят в город два-три каравана в неделю и скупают много оружия. Тихо, без лишней суеты и шумихи. Все платят золотом, причем монеты все словно только что отчеканены. Золото, надо сказать, позорное, совсем красное, но и такое годится. Да и караванщики торгаши промашистые, совсем не опытные. Рекрутов действительно собирают по всей округе. Трактирщик даже специальный столик держит для вербовщиков. А староста, люди говорят, берет с них плату и закрывает глаза, что те подвыпивших батраков от землевладельцев уводят. Шамуш своих рабочих в красильне так и держит, и бараки им построил, и денег добавил, лишь бы не уводили у него работников.

– Ну, сегодня-то посланники Виктора за городом будут отсиживаться. Мне на глаза попадаться им не резон, вмиг руки не досчитаются.

– Это уж верно, сегодня тихо будет. Может, сказать Шамушу, пусть выпустит красильщиков? А? Что скажете, господин? Надолго вы к нам?

– Да, пожалуй, что и до утра. Скажи, пусть отпускает. Отправь слугу. А что касается ссоры Виктора с Мараком, то это еще неизвестно, кто кого, хотя я скорее поставлю на Марака.

– Ой, ой, господин, не дай бог опять война. Слышал я еще, что камень-князь Андрей собирает в своих степях большое войско и вроде как тоже хочет встать против бессмертного.

– Андрей! Камень-князь! Его войско сильно, но мериться силами с самим бессмертным… Право, скажу, Андрей всегда был немного безумен. Ты знал, Самат, что он двоюродный брат моего отца…

Мы с Саматом сплетничали до наступления темноты. Я ждал полуночи. Это было моим любимым временем суток, когда следовало проводить проверки. Староста аж зеленел от злости, когда я заявлялся пьяным в его дом глубокой ночью, в снегопад, который свалился на город. Но терпел. Терпел и вел себя почтительно. Я хоть и владел мечом на уровне новобранца, башку мог оттяпать легко, попробуй кто из ставленников Виктора мне перечить. Не чувствуя особых угрызений совести, быстро решу все проблемы. Таковы были суровые правила, установленные еще моими предками. Они, чуть что, сразу рубили головы или руки своим подчиненным. Я не злоупотреблял этой своей привилегией, но были случаи, когда мне приходилось это делать. Как со сборщиком налогов, который брал бо́льшую, чем положено, плату с арендаторов и владельцев скота. Причем говорил всем, что это новый указ наместника. То есть мой указ! Вот за эту его самодеятельность он с рукой и расстался. А попробовал бы заорать или вымолвить хоть слово проклятия, лишился бы и языка.