Страница 103 из 104
Она всегда покидала его жилище около одиннадцати тридцати, но оставалась поблизости. Наконец, в одну прекрасную ночь она увидела, что он покинул Оазис. Она помнила отчет Селина Бэни и знала, чего следует ожидать. Она быстро догнала его и сказала взволнованным голосом:
— Парень… Эй, парень!
Он остановился и доброжелательно окинул ее взглядом, не узнавая.
— Да, моя дорогая?
— Если ты идешь в ту сторону, я пойду вместе с тобой. Я боюсь.
— Конечно, моя дорогая.
— Спасибо, парень. Я иду домой. Ты тоже идешь домой?
— Ну, не совсем.
— А куда ты идешь? Ты не собираешься делать ничего плохого? Я не хочу неприятностей.
— Ничего плохого, моя дорогая. Не волнуйся.
— Тогда что ты здесь делаешь?
Он таинственно улыбнулся.
— Слежу кое за чем.
— За кем?
— Нет, за чем.
— А за чем ты следишь?
— Ты любопытна, а? Как тебя зовут?
— Гретхен. А тебя?
— Меня?
— Как твое имя?
— Фиш. Зови меня мистер Фиш. — Он секунду поколебался, затем добавил:
— Здесь я сворачиваю налево.
— Как удачно, мистер Фиш. Мне тоже налево.
Она заметила, что все его чувства насторожились, и заставила себя лепетать что-то невинное. Она шла рядом с ним, пока он поворачивал, возвращался назад, проходил улицы, аллеи, переулки и скверы, и заверяла его, что это ей по пути домой. У какой-то смрадной свалки он по-отцовски похлопал ее и велел подождать, пока он посмотрит, безопасно ли тут идти. Он пошел посмотреть, исчез и больше не появился.
— Я проделала этот опыт со Скиэйки шесть раз, — отчитывалась мисс Нанн в ККК. — И каждый раз он раскрывался чуточку больше, не отдавая себе в этом отчета и не узнавая меня. Бэни был прав. Это фуга.
— А причина, мисс Нанн.
— Следы феромона.
— Что?
— Я думала, вы знаете этот термин, употребляющийся в химии. Вижу, придется объяснить. Это займет некоторое время, так что я настаиваю, чтобы вы не требовали от меня описания индукции и дедукции, которые привели меня к этому заключению. Вы поняли?
— Согласен, мисс Нанн.
— Благодарю вас, мистер Чайрмен. Вы наверняка слышали о гормонах. Это слово происходит от греческого «горманн» и означает «возбуждать». Гормоны входят во внутреннюю секрецию, которая возбуждает другие части тела к действиям. Феромоны — это возбудители секреции, которая побуждает все остальное к действиям. Это целый язык химии. Лучшим примером языка феромонов является муравей. Положите кусочек сахара где-нибудь поблизости от муравейника. Фуражир подбежит к нему, ощупает и вернется в муравейник. Через час вся община муравьев будет бегать к сахару и обратно, ведомая феромоновыми следами, которые оставил первооткрыватель. Все это бессознательно, но действует наверняка.
— Очаровательно. А доктор Скиэйки?
— Его влекут человеческие феромоновые следы. Они возбуждают его, он впадает в фугу и следует им.
— Ага! Эксцентрический аспект Носа. Действительно, в этом есть смысл, мисс Нанн. Но по каким следам он вынужден ходить?
— Жажда смерти.
— Мисс Нанн!
— Вы наверняка знаете об этом аспекте человеческой психики. Множество людей подвержено бессознательной, но сильной жажде смерти, особенно в моменты отчаяния. Очевидно, это оставляет феромоновый след, который ощущает доктор Скиэйки, и он вынужден следовать ему.
— А затем?
— Очевидно, он выполняет это желание.
— Очевидно! Очевидно! — взорвался Чайрмен. — Я требую у вас доказательств этого чудовищного обвинения.
— Я предоставлю их, сэр. Я еще не закончила с Блейзом Скиэйки. Есть парочка трюков, которыми я займусь, но, боюсь, что тогда он получит шанс. У вас будут доказательства.
Это была полуложь полувлюбленной женщины. Она знала, что должна снова увидеть Блейза, но мотивы ее были противоречивы. Проверить, действительно ли она влюбилась в него, несмотря на то, что ей известно? Узнать, любит ли он ее? Рассказать ему правду о себе? Предупредить или спасти его, или убежать с ним? Выполнить свой контракт в холодном, профессиональном стиле? Она не знала. И конечно, не знала, что сама получит потрясение от Скиэйки.
— Ты когда-нибудь носила очки? — пробормотал он следующей ночью.
Она села в постели.
— Что? Очки?
— Ты же слышала.
— У меня всю жизнь было хорошее зрение.
— Ага. Тогда ты не знаешь, дорогая, но я подозреваю, что это должно быть так.
— Конечно, я не знаю, о чем ты говоришь, Блейз.
— О, на самом деле ты слепа, — холодно сказал он. — Но тебе никогда не узнать об этом, потому что ты обладаешь фантастически причудливой способностью. У тебя экстрасенсорное восприятие чувств других людей. Ты видишь глазами окружающих. Насколько я знаю, ты можешь быть глуха и слышать чужими ушами. Ты можешь осязать руками других. Мы должны как-то исследовать это.
— За всю свою жизнь не слышала подобного абсурда, — сердито сказала она.
— Если хочешь, я могу доказать тебе это, Гретхен.
— Начинай, Блейз. Докажи невозможное.
— Пойдем в гостиную.
В гостиной он показал на вазу.
— Какого она цвета?
— Конечно, коричневая.
— А какого цвета гобелен?
— Серый.
— А эта лампа?
— Черная.
— Что и требовалось доказать, — провозгласил Скиэйки. — Все доказано.
— Что доказано?
— Что ты видишь моими глазами.
— Как ты можешь утверждать это?
— Потому что я дальтоник. Это дало мне ключ к разгадке в первый раз.
— Что?
Он заключил ее, мелко дрожащую, в объятия.
— Милая Гретхен, ваза зеленая. Гобелен янтарный и золотой, лампа малиновая. Я не различаю цвета, но так мне сказал декоратор, и я запомнил. Ну, чего бояться? Да, ты слепа, но ты осчастливлена чем-то гораздо более чудесным, чем просто зрение, ты смотришь глазами всего мира. Я поменялся бы с тобой местами в любое время.
— Это не может быть правдой! — закричала она.
— Это правда, любимая.
— А когда я одна?
— Когда ты одна? Но кто в Коридоре остается когда-либо один?
Она вырвалась из его рук и, всхлипывая, выбежала из комнаты. Она неслась к своему Оазису, близка к помешательству от ужаса. По пути она глядела вокруг и видела все цвета: красный, оранжевый, желтый, зеленый, голубой, синий, фиолетовый. Однако, здесь были другие люди, снующие по лабиринтам Коридора, как сновали всегда, все двадцать четыре часа в сутки.
Вернувшись в свои апартаменты, она решила положить конец всем сомнениям, произведя проверку. Она отпустила свой персонал со строгим приказом убираться ко всем чертям собачьим и провести ночь где-нибудь в другом месте. Она стояла в дверях и выпускала их, изумленных и несчастных, потом захлопнула дверь и огляделась. Она продолжала все видеть.
— Лживый сукин сын, — пробормотала она и принялась в бешенстве расхаживать по квартире. Она ходила, изрыгая ядовитые ругательства. Это доказывало одно: никогда не вступайте в интимные отношения, они предадут вас, они попытаются уничтожить вас и вы останетесь в дураках перед самим собой. Но зачем, ради бога, зачем Блейзу понадобился такой грязный трюк, чтобы уничтожить ее? Потом она на что-то наткнулась и отлетела в сторону. С трудом удержавшись на ногах, она поглядела, обо что ударилась. Это был клавесин.
— Но… но у меня нет клавесина, — изумленно прошептала она. Она шагнула вперед, чтобы дотронуться до него и убедиться, что он настоящий, и снова обо что-то ударилась. Вытянув руки, она ощупала этот предмет. Спинка дивана. Она неистово огляделась. Это была не ее комната. Клавесин. Картины Брейгеля на стенах. Якобинская мебель. Портьеры на дверях. Складчатые драпировки.
— Но… это… Это же квартира Ренсона на нижнем этаже. Я, должно быть, вижу его глазами. Я… Он был прав… Я… — Она закрыла глаза, помотала головой и увидела путаницу квартир, улиц, событий, толпы народа. Она всегда видела такой монтаж событий, но всегда думала, что это просто оборотная сторона ее экстраординарных способностей. Теперь она знала правду.