Страница 119 из 125
164
Господин Репнин управлял империей и императором… — Князь Николай Григорьевич Репнин (1778–1845). B 1816–1834 гг. — губернатор Малороссии, с 1834 г. член Государственного совета, вскоре после назначения на эту последнюю должность был уличен в присвоении казенных денег (которые, однако, потратил на постройку благотворительного Института полтавского дворянства — см.: Русский биографический словарь. СПб., 1913. Т. 16. С. 215) и 28 июня 1836 г. уволен от службы, после чего выехал за границу, где жил до 1842 г., а затем вернулся на Украину, где и скончался. Авторы антикюстиновских сочинений подчеркивали, что Репнин не управлял ни империей, ни императором, а был самым обычным губернатором. Кюстин мог слышать историю Репнина, в 1839 г. уже не являвшуюся свежей новостью, от Баранта, который в свое время (2 июля 1836 г.) доносил Тьеру: «Император только что произвел строгий и всех поразивший суд. Князь Репнин — человек, пользующийся большим уважением в армии, в правительстве, при дворе, был два года назад генерал-губернатором Украины. При принятии мер против неурожая были допущены большие беспорядки по административной части. Узнав об этом, император уверился, что в этих скандальных уступках виновен князь Репнин. Он лишил его всех должностей и учредил судебное дознание» (АМАЕ. Т. 191. Фол. 171; ср. о том же: Notes. P. 155). Барант, впрочем, интерпретирует историю Репнина иначе, чем Кюстин; для него это — проявление борьбы с коррупцией, которая, однако, ничуть не уменьшается.
165
…отставка… Шуазеля стала его победой… — Этьенн Франсуа, герцог де Шуазель (1719–1785), государственный секретарь по иностранным делам в 1758–1770 гг. благодаря покровительству фаворитки Людовика XV г-жи де Помпадур пользовался огромной властью; денежные затруднения государственной казны из-за больших военных затрат вкупе со смертью г-жи де Помпадур стали причиной его отставки; он удалился в свое имение Шантелу, немедленно сделавшееся центром оппозиции, и вскоре получил дозволение вернуться в Париж, где, однако, активной политической деятельности уже не вел.
166
Они обожают императора… — Ср. эпизод из жизни русского двора, который по ходу чтения «речей, пересказываемых г-ном де Кюстином», припомнила герцогиня де Дино: русская родственница при прощании сказала герцогине, что у той сегодня «императорское лицо» и в ответ на недоумение герцогини пояснила: «Когда в Петербурге у кого-нибудь особенно доброе лицо, мы называем его императорским» (Dim. P. 278; запись от ад мая 1843 г.) Обожание императора Николая Павловича являлось существенным атрибутом социального этикета буквально всех сословий; столичной и провинциальной бюрократии (многочисленные свидетельства на этот счет содержит, к примеру, обширная переписка А.Я. и К.Я. Булгаковых), гвардии (см. в особенности «Отец Сергий» Л. Н. Толстого), художественной интеллигенции (см., в частности: Каменская М. Воспоминания. М., 1991 С. 165–166), духовенства, купечества и простолюдинов. Возникновению этого культа много способствовала сама наружность императора, которая «сделалась, так сказать, легендарной по всей России; он представлялся народу чем-то вроде сказочного богатыря» (Соллогуб В. А. Повести. Воспоминания. Л., 1988. С. 419)
167
…то непременно искусает. — Примечание Кюстина к изданию 1854 г. (Крымская война была уже в разгаре): «Автор и сам не подозревал, насколько верны эти слова».
168
…лейб-медика… несмотря на его русское происхождение… — В 1829–1839 гг. лейб-медиком Николая I состоял Николай Федорович Арендт (1785–1859), происходивший из давно обрусевшей немецкой семьи.
169
Граф Воронцов — Иван Илларионович Воронцов-Дашков (1790–1864), к которому у Кюстина имелось рекомендательное письмо от русского посла в Париже графа Палена.
170
…представлюсь ему на балу. — Представление состоялось перед балом.
171
14 июля 1839 года… — По старому стилю 2 июля.
172
…свадьба сына Евгения де Богарне… — Жених великой княжны Марии Николаевны, герцог Максимилиан Лейхтенбергский (1817–1852), был сыном принцессы Августы Баварской и Евгения де Богарне (1781–1824). Следовательно, он приходился внуком виконту Александру де Богарне (1760–1794), первому мужу императрицы Жозефины и возлюбленному Дельфины де Кюстин (см. примеч. к наст. тому, с. 47 и 49). Евгений Богарне, пасынок Наполеона и его ближайший сподвижник, носивший в эпоху Империи титул вице-короля Италии, был женат на баварской принцессе Августе и после 1815 г. удалился в Баварию, где получил от своего тестя Максимилиана I титул герцога Лейхтенбергского. На его сына падал, таким образом, дальний отсвет славы Наполеона, что возвышало юного герцога в глазах российского императора, поклонника французской армии (см. признание Николая I французскому дипломату Кюсси: «Я всегда был и остаюсь величайшим поклонником французской армии. Мы не раз себе в ущерб учились уважать ее; а какие в ней солдаты!» — Cussy F. de. Souvenirs. P., 1909 Т. 2. Р. 276). Царь высоко ценил «имена, напоминающие об эпохе Империи» (Souvenirs. Т. 6. Р. 626), и лично отца жениха, Евгения Богарне, за «рыцарский характер» и «верность, не пошатнувшуюся даже в несчастии» (Сок юности. С. 92). «Наполеоновская» тема получила любопытное продолжение в 1852 г., после смерти герцога Лейхтенбергского; жалея молодую вдову с шестью детьми, управляющий III Отделением Л. В. Дубельт записал в дневник: «Дай Бог! чтобы она опять, через год или два вышла замуж и чтобы новые узы утешили ее и государя. Вот бы ей муж Людовик Наполеон» (Российский архив. М., 1995. Т. 6. С. 139). Выбор жениха для великой княжны из числа потомков Наполеона был демонстративен и подчеркивал отчуждение Николая от Орлеанской династии, правившей Францией, — тем более, что в 1837 г. среди возможных супругов Марии Николаевны обсуждалась и кандидатура старшего сына Луи-Филиппа, герцога Орлеанского (см.: АМАЕ. Т. 192. Fol. 226). Однако решающим фактором для Николая I явилось согласие жениха переехать на жительство в Россию, покидать которую его дочь решительно отказывалась (см.: Сон юности. С. 102). В связи со свадьбой герцог Лейхтенбергский стал российским подданным с титулом императорского высочества; в манифесте императора по случаю бракосочетания великой княжны значилось: «Мы утвердим местопребывание ее императорского высочества с супругом ее в России» (Северная пчела. № 146. 4 июля 1839). В обществе отношение к этому браку было скорее скептическое. «Когда я думаю, что это будет первая свадьба в императорском семействе, что ангела красоты и добродетели, любимую дочь императора хотят выдать за сына частного лица, отпрыска не слишком знатного рода, возвысившегося исключительно благодаря узурпации, моя национальная гордость страдает, и я тщетно пытаюсь найти оправдания этому выбору», — писала 18/30 ноября 1838 г. русская католичка С. П. Свечина жене русского вице-канцлера графине Нессельроде (Lettres et papiers du chancelier comte de Nesselrode. P., 1908. Т. 7. P. 278–279). Отчет Третьего Отделения за 1839 год отмечал, что «сначала в публике не одобряли брак русской царевны с лицом, напоминающим России о ее бедствиях в 1812 г., и брак сей почитали ниже достоинства нашего царствующего дома» и «ропот умолк», лишь когда в народе узнали, что великая княгиня «и по замужестве останется в кругу своего августейшего семейства» (ГАРФ. Ф. 109. On. 223. № 4. Л. 138 об.). Недовольны были и в Германии: «Подлая берлинская свора во главе с моим шурином Карлом без умолку позорят бедную Мари и кричат о мезальянсе и скандальности подобного брака», — возмущался Николай в письме к жене 17/29 мая 1839 г. (Schiema