Том II: Отряд

Если он что и знает, то только казарменные рассказы, что я — другая Фарис, что я слышу каменного голема.

Если бы у них была причина прекратить пользоваться военными машинами — а он из Дома Леофрика, он бы знал! — тогда он бы меня боялся».

Как бы подтверждая ее мысли, ариф Альдерик спокойно развивал свою мысль:

— На твоем месте, девчонка, я бы не рискнул оказаться снова вблизи от семьи Леофрика. Но наш генерал — военный, она вполне может воспользоваться твоими услугами здесь, среди нас.

Она отметила, что он сказал «семья Леофрика», а не просто «Леофрик».

— А что, старик погиб? — прямо спросила она.

В резком контрасте лунного света и тени она увидела, как Альдерик поднял брови. А заговорил он как профессионал с таким же профессионалом-коллегой:

— Спасибо за внимание, девчонка, он болен; но идет на поправку. А чего нам еще ожидать, если Господь так явно нам благоволит?

— А что, Он вам благоволит?

Он вспыхнул от радости:

— Откуда тебе знать, тут, в Дижоне. Господь коснулся Своей земли, в Карфагене, светом Своего благословения; и любой мог видеть Его холодный огонь, горевший над гробницами королей-калифов. Пророк сказал мне, что это предсказывает скорый конец нашего крестового похода сюда.

Она прищурилась, соображая: «Он считает, что я выбралась сюда из Дижона?» И дальше: «Холодный огонь над гробницами…»

Над пирамидами.

Заря Диких Машин.

— И ты считаешь, что это знак благоволения Господа? — выпалила она.

— А что еще? Ты сама, девчонка, была там, когда земля сотрясла Цитадель, и дворец пал. И сразу, в один момент, появился первый Огонь Благословения, и король-калиф Гелимер был спасен от смерти в землетрясении.

— Но!..

Не оставалось времени сформулировать вопросы: они уже прибыли по следам посланца арифа; этот человек еще кричал на стражников; судя по форме, это был вход в штаб Фарис. Причем не палатка: из неотесанной древесины сколочено длинное, низкое здание, крыша покрыта дерном; в окружении жаровен и войск и рабов, пробужденных ото сна.

Аш была готова настойчиво продолжать задавать вопросы, но закрыла рот, когда арочная дверь открылась и из нее вышла фигура в белом.

Ей хватило бы только реакции мужчин, чтобы понять, что это Фарис; но свет луны не дал бы ей ошибиться: она увидела водопад серебристо-белокурых волос, льющийся до бедер. Аш секунду наблюдала, все еще не будучи видимой, в голове ее промелькнуло: «Вот так и я выглядела», и она сделала шаг вперед, длинноногая и неуклюжая, завернув руки в плащ, и сказала веселым голосом:

— Парламентер. Ты хочешь говорить со мной.

Визиготка не колебалась ни секунды:

— Да, хочу. Ариф, ввести ее в дом.

Фарис развернулась и вошла в дверь. Белая одежда на ней оказалась тяжелой мантией из меха куницы и шелка, которая окутывала все тело. Невооруженная, с непокрытой головой, только со сна, она, казалось, полностью владела собой. Аш споткнулась о деревянный порог, ноги ее были нечувствительными от холода.

По обе стороны двери стояли два голема, держа в каменных руках масляные лампы. Это могли быть просто статуи людей: один из белого мрамора, другой из резного красного песчаника. Рука ремесленника, наверное, оформила мускулистые руки, длинные конечности и лепной торс; придала орлиные черты лицу. В свете лампы ярко вспыхнули отполированные бронзовые сочленения плечей и локтей, когда мраморный голем поднял повыше свой светильник. Аш услышала, как едва слышно заскрежетали смазанные металлические сочленения. Красный голем зеркально повторил движение первого, перемещая свое тяжелое каменное тело.

— За мной!

По приказу Фарис оба голема потопали за ней, под их каменными ногами скрипел деревянный пол. Мерцающий свет танцевал на стенах, увешанных гобеленами. Аш не отрываясь смотрела в спины големов. «Я была чертовски близко. Так чертовски близко к самому каменному голему, военной машине…»

Она обратилась к идущей впереди:

— Ты хотела поговорить со мной один на один, Фарис.

— Да.

Визиготский генерал вошла без колебаний в арку, завешенную шелковой тканью, чьи-то руки раздернули портьеры перед ней. Аш, следуя за ней, посмотрела в сторону и увидела белокурых рабов в шерстяных туниках, рабов Дома, присланных с африканского побережья; одного-двух она даже внешне запомнила по Дому Леофрика, Но, бросив быстрый скользящий взгляд, убедилась: это не Леовигилд, не девочка Виоланта.

«Леовигилд, который пытался поговорить со мной в камере; Виоланта, которая принесла мне одеяла: без сомнения, оба погибли».

— Здорово, правда, когда ты уже настолько крупная личность, что тебя не убивают тут же на месте? — сардонически сказала Аш, входя в освещенную лампой комнату с низким потолком и бросаясь на скамеечку перед ближайшей жаровней. На миг она отвела глаза от Альдерика и Фарис, сбрасывая капюшон, стаскивая рукавицы и шлем с забралом и протягивая руки к огню. Все это она делала с видом полной уверенности в себе. — Значит, Дижон еще не взят?

— Еще нет, — в ответ прогромыхал ариф.

На один момент у нее закружилась голова, просто как-то все в голове сместилось; она взглянула на командира Альдерика и увидела, как он наблюдает за ней и Фарис.

«Идентичные сестры. За одной ты пошел в Иберию и доверил ей свою жизнь в бою. А другой ты перерезал горло, когда ей было 14 недель от роду».

У Аш дрогнула рука. Она снова опустила ее, не желая дотрагиваться до невидимого шрама на шее. Довольствовалась тем, что ухмыльнулась Альдерику, и наблюдала, как он вздрогнул при виде шрамов на ее лице. В его лице еще было заметна доля сочувствия, но умеренная. Профессионал, военный… очевидно, он чувствовал, что отчасти снял с себя ответственность, когда сделал ей то признание в Карфагене.

— Дижон еще не взят штурмом, — Фарис обхватила себя руками, развернулась, край одежды взметнулся кверху. Ее безупречное лицо было освещено, и было видно, как она устала, но не измождена; ведет суровые бои, но не голодает.

— Штурмы не приводят к концу осаду. Голод, болезни и предательство — вот что приводит, — Аш, подняв брови, обратилась к Альдерику: — Я хочу поговорить с твоим начальством, ариф.

Фарис что-то тихо сказала ему. Альдерик кивнул. Когда огромный солдат исчез, Фарис сделала знак рабам, и так и стояла, пока не принесли еду и питье рабы-мужчины, по лицам которых было видно, что их внезапно пробудили от сна.

В длинной комнате стояли столы — на сколоченных козлах; сундуки, ящик-кровать; все это европейское и, вероятно, захваченное как добыча. Среди этих предметов франкского происхождения диссонансом выглядели военное снаряжение визиготского генерала и големы — из красной глины и белого мрамора.

— Ну, и чего ради стоило прерывать мой сои? — вдруг насмешливо спросила визиготка. — Могла подождать до утра, если так уж рвешься стать предателем.

«Оба они так решили? — думала Аш, но на ее лице ничего не отразилось. — Я ведь ни слова не сказала, но оба решили, что я все это время была в Дижоне? Конечно — потому что Фарис видела на стенах людей в моей форме!

И поскольку я не говорила с военной машиной, та не могла сказать ей, где я была на самом деле.

Она думает, что я пришла, чтобы сдать ей город.

Ну и пусть так думает. У меня в запасе около тридцати минут. Пусть догадываются все это время. Значит, пока побуду в живых.

А тем временем сделаю то, зачем пришла».

Некоторое время Фарис смотрела на нее молча. Снова прошла к двери комнаты, мимо своей кольчуги, висящей на манекене, и тихим голосом отдала приказы рабам. Они вышли из комнаты. Обернувшись, Фарис сказала:

— Големы разорвут тебя на куски, если ты нападешь на меня. Мне стражники не нужны.

— Я пришла не для этого.

— Я, пожалуй, усомнюсь, ради своей безопасности, — визиготка подошла поближе, уселась в резное кресло, стоящее в стороне от жаровни. И когда она села, расслабленно опустилась всем телом на шелковые подушки, Аш поняла, как та устала. На миг Фарис прикрыла глаза длинными серебристыми ресницами.