Невеста

– Он, должно быть, сейчас с той женщиной. Я не хочу, чтобы ты туда ходила. Отправляйся за доктором, а я пошлю Хуана или Паблито за сеньором Галлахером.

В других обстоятельствах Уиллоу была бы разочарована: ей всегда хотелось поближе рассмотреть эту знаменитую Дав Трискаден, которая, по слухам, была когда-то королевой главного борделя Сан-Франциско. Но теперь, когда Ивейдн так больна, она должна отбросить свое любопытство по поводу любовницы отца.

Уиллоу сбежала вниз и вышла на улицу. В воротах она столкнулась с Гидеоном.

Забыв об его ультиматуме, Уиллоу остановилась, ожидая, что он отойдет в сторону.

– Ты готова? – спросил он.

В этот миг Уиллоу все вспомнила.

– Вашему вожделению, мистер Маршалл, придется подождать, – едко сообщила она. – Мне нужно немедленно привести доктора Макдоналда!

– Что?

– Твоей матери очень плохо! – крикнула Уиллоу, отталкивая его.

Услышав это, Гидеон бросился к дому, и Уиллоу побежала за врачом.

Девлин Галлахер неловко подпрыгивал на одной ноге, надевая левый ботинок.

– Что-то серьезное? – бросил он Паблито, который ждал его в дверях.

Мексиканец пожал плечами:

– Не знаю, сеньор. Моя кузина, Мария, велела пойти сюда и привести вас. Она сказала, что пришел доктор.

Дав Трискаден подала своему торопящемуся любовнику пиджак. Поймав вопросительный взгляд Девлина, она улыбнулась и сказала:

– Иди. Со мной все будет в порядке.

Не обращая внимания на парня, который стоял в двух шагах от него, Девлин быстро поцеловал Дав и повторил:

– Я люблю тебя.

– Иди домой, – настойчиво сказала Дав.

Уиллоу вцепилась в рукав поношенного пиджака доктора Макдоналда, когда он выходил из комнаты Ивейдн. По его лицу пролегли глубокие морщины, и он отводил глаза.

– Ну? В чем дело? Ивейдн лучше? – взмолилась Уиллоу.

Возможно, прочтя что-то, чего не заметила Уиллоу в докторе, Гидеон оторвался от стены, прислонившись к которой он стоял, и нежно обнял ее за плечи.

– У миссис Галлахер сильный удар, – устало сказал врач. – Она может прожить еще несколько дней, несколько недель или всего несколько часов. Мне очень жаль.

Уиллоу резко повернулась к Гидеону, увидев, как он закрыл глаза и побледнел.

– О Боже, – прошептал он.

Уиллоу почувствовала приступ вины. Неужели это случилось потому, что она причиняла Ивейдн страдания? Господи, зачем она так изводила эту женщину? Зачем?

Не в силах это вынести, Уиллоу разрыдалась и бросилась вниз по лестнице, чуть не упав, если бы Гидеон не подхватил ее и не обнял.

– Уиллоу, – сказал он.

Уиллоу ощутила его теплое дыхание в своих спутанных волосах, когда она тщетно пыталась вырваться. Ей хотелось бежать от него, от своих чувств и от того ужасного, что произошло с ее мачехой.

– Уиллоу!

Она вскрикнула от боли и стала всхлипывать:

– Я разозлила ее! Я виновата…

– Нет, – хрипло сказал Гидеон. – Нет.

А потом взял Уиллоу на руки и поднялся к ней в комнату, сопровождаемый Марией.

Уиллоу почувствовала, как ее осторожно положили на кровать. Все ее тело сотрясалось от рыданий, которые Шли из самого сердца и не прекращались до тех пор, пока не начало действовать данное доктором Макдоналдом успокоительное.

Когда Мария начала раздевать ее и натягивать на Уиллоу ночную сорочку, Гидеон с доктором вышли.

– Теперь отдохни, chiquita, – велела ей мексиканка, в глазах которой блестели слезы. – Отдохни.

Уиллоу была слишком слабой, чтобы говорить. Комната то сужалась, то расширялась, расплываясь перед глазами, пока кровать не превратилась в легкое пушистое летнее облако. Когда Мария ушла – приснилось ли ей это? – в комнату вошел Гидеон, сел рядом и дотронулся до ее щеки.

Уиллоу улыбнулась ему, и больше не было ничего ужасного.

– Ланцелот, – сказала она.

Гидеон хрипло засмеялся, гладя пальцами ее лицо.

– К вашим услугам, моя госпожа, – ответил он. Уиллоу снова улыбнулась, и окружавший ее туман сна унес ее за собой.

Было уже поздно, и до нее доносились сердитые голоса. Уиллоу прислушалась, но не могла различить слов или определить, кто говорил.

Охваченная любопытством, она встала с постели, завернулась в халат и прокралась в коридор и вниз по лестнице.

– Ты был со своей проституткой! – орал Гидеон. – Моя мать умирает, а ты барахтаешься со своей чертовой проституткой!

Внутри Уиллоу все похолодело, и она закрыла двери отцовского кабинета.

– Дав Трискаден не проститутка, – повторил судья вызывавшим восхищение ровным тоном, – и я был бы благодарен, если бы ты понизил голос, Гидеон. Уже полночь, и твоя мать, о которой ты так печешься, тяжело больна.

– Да вам на это наплевать, – парировал Гидеон дрожащим от горя голосом. – Вы, должно быть, надеетесь, что она умрет. Это разрешило бы многие проблемы, не так ли, судья?

Бешенство охватило Уиллоу от этого жестокого обвинения. Ей показалось, что молния пробежала по ее онемевшему телу. Она распахнула дверь и ворвалась в кабинет, остановившись только тогда, когда очутилась лицом к лицу с Гидеоном.

– Не смей так разговаривать с моим отцом, ты, распутник!

Девлин тяжело вздохнул и облокотился о стол.

– Уиллоу, – сказал он ворчливо. Она бросила на него гневный взгляд.

– И не смей отправлять меня в постель! – крикнула она.

Взгляд Девлина был непреклонным, его печаль была слишком заметна.

– Оставь нас, – сказал он.

Уиллоу готова была прочесть ему язвительную лекцию, но слова застряли в горле, когда она увидела страдание у него на лице. Она поняла, что Гидеон набросился на отца именно из-за этого, а не потому, что действительно имел в виду то, что сказал.

Одного взгляда на Девлина было достаточно, чтобы понять его.

– Извини, что назвала тебя распутником, – тихо сказала Уиллоу.

Гидеон выглядел осунувшимся; он был бледен, глаза безумные, рубашка наполовину расстегнута. И все же он улыбнулся:

– Должен сказать, мне больше нравилось, когда ты назвала меня Ланцелотом.

Уиллоу почувствовала, как покраснели щеки. О Господи, неужели она это сказала?! Неужели она назвала его этим глупым тайным именем?

– Думаю, мне лучше лечь, – сказала она, отводя глаза.

Девлин схватил налитый до половины стакан виски, стоявший на краю стола, и сделал глоток, потом, ссутулившись, повернулся к окну. Он больше не обращал на Гидеона и Уиллоу ни малейшего внимания.

За дверями кабинета, в полутемном коридоре, Уиллоу посмотрела на усталое лицо Гидеона, желая утешить его так, как женщина может утешить мужчину.

– Мне жаль твою мать, Гидеон.

От страданий карие глаза Гидеона потемнели, и он потер ладонью затылок.

– Почему я не относился к ней лучше? – спросил он хрипло. Уиллоу, почему?

Она любила Гидеона Маршалла, независимо от того, что он сделал или хотел сделать, потому что она была ему нужна, Уиллоу подняла руки, обняв его лицо.

– Ш-ш-ш, – сказала она, и когда его губы коснулись ее губ с отчаянием, она ответила им.

Когда поцелуй закончился, она схватила руку мужа и повела его медленно вверх по лестнице. Если Гидеон сейчас захочет ее, она без сожаления отдастся ему.

Но уже в дверях спальни он задержался:

– Уиллоу…

Она втащила его в комнату; в серебристом лунном свете она медленно расстегнула его рубашку и сняла ее.

– Я люблю тебя, – прошептала она, хотя и знала, что не следует признаваться в этом.

Не подав виду, что слышал ее, Гидеон застонал, когда руки Уиллоу ласкали золотистые волосы у него на груди, останавливаясь, чтобы поиграть с сосками, гладили сильные руки и плечи.

Уиллоу коснулась губами Одного соска, почувствовав удивление и восторг, когда он стал твердым. Гидеон застонал, и она рискнула сделать то же и с другим, проведя по нему осмелевшим бесстыдным языком.

С хриплым криком Гидеон поймал ее лицо сильными руками и поднял его.